Пока в Астане лидеры стран Центральной Азии подписывали декларации о вечной дружбе с Китаем, в Санкт-Петербурге (Россия) в очередной раз пыталась переосмыслить границы своей «исторической родины». Пекин и Москва почти синхронно продемонстрировали: у этих двух держав разные методы, разный стиль и главное – разные цели в Центральной Азии.
Если Китай всё увереннее играет в долгую и дипломатичную партию, то Россия всё больше в исторический реваншизм. И это видно буквально во всём.
На Петербургском международном экономическом форуме Владимир Путин неожиданно решил поговорить… о 1917 годе. По его словам, «так называемых независимых государств», появившихся после распада Российской империи, до этого «никогда не было». Эту версию истории президент предложил официально включить в учебники, добавив, что независимость бывших окраин – это результат большевистского эксперимента, а не естественный ход истории.
В этой риторике не просто тоска по империи. Это уже привычная рамка, в которую укладывается и идея «Большой Евразии». Москва предлагает странам постсоветского пространства объединиться в новый «широкий интеграционный контур», где старший (угадайте кто) снова будет диктовать правила. Среди потенциальных участников все бывшие советские республики от Беларуси до Туркменистана и от Украины до Армении.
На саммите «Центральная Азия – Китай» тональность была совсем другая. Лидеры шести стран подписали сразу два документа – «Договор о вечной дружбе, добрососедстве и сотрудничестве» и «Астанинскую декларацию». Китай зафиксировал на бумаге: мы здесь надолго и по-доброму.
Си Цзиньпин выступил не как имперский реставратор, а как глобальный технократ. Он пообещал твердую поддержку суверенитета стран региона, признание территориальной целостности и национального достоинства. То есть всего того, что Москва всё чаще ставит под сомнение.
Вишенка на торте – анонсы об открытии культурных центров и университетских программ по изучению языков Центральной Азии в Китае. Для Пекина это инвестиции в долгосрочное влияние, завуалированное под культурный обмен.
Разница между подходами двух держав становится всё более заметной. Путин предлагает странам региона «историческую преемственность», в которой они – части некогда великого целого. Си говорит об уважении к многообразию и делает акцент на кооперацию.
Российская внешняя политика в регионе – это попытка установить полный контроль. Китайская тихо встраивается. Россия навязывает модель, Китай предлагает сотрудничество. Россия апеллирует к прошлому, Китай – к будущему. Интересно, что при всей разнице риторики обе страны сходятся в одном: они единым фронтом предупреждают страны Центральной Азии о «внешнем вмешательстве». Под этим, как водится, понимаются США и ЕС. Вот только цели у партнеров тоже разные.
Россия стремится сохранить политическое доминирование в регионе и затормозить любые попытки дистанцироваться от Москвы. Китай действует тоньше, проникает в экономику, культуру, образование, превращая страны региона в часть своей глобальной стратегии, но без грубого давления.
Центральная Азия оказалась между двумя глобальными проектами. Один хочет вернуть старый порядок. Второй – выстроить новый. Странам региона предстоит балансировать, но самое главное – надо руководствоваться своими национальными интересами.
Қайрат Қайкенұлы,«D»
