Амангали СУЛТАНОВ
(г.Москва).
Уважаемый Касым-Жомарт! Я это письмо написал и отправил в редакцию газеты за три недели до скоропалительно объявленных тобой очередных – снова, который уж раз?! – внеочередных президентских выборов, но по независящим от меня причинам оно не вышло «в народ», а дописывать его мне приходится уже после их проведения. По этой причине тебя и вместе с тобой других моих читателей прошу проявить ко мне, автору, снисхождения, елико это возможно, если в тексте письма обнаружите какие-то нестыковки, неувязки во временном разрезе, но не в самом содержании моих размышлений. Пока мои соплеменники вместе с тобой опять не сиганули в зияющую дыру безвременья…
Итак, Касым-Жомарт, я тебя знаю, точнее – знаком с тобой, правда, как с Жомартом, с тех пор, как ты породнился с незабвенным Жунисом-ага Бектеповым, с которым я работал вместе в аппарате Президиума Верховного Совета СССР – в редакции «Ведомостей Верховного Совета СССР» с 1975 года по 1991 год, т.е. до упразднения Советского Союза, и хорошо помню, как его сын Акылжан женился на твоей сестренке и была справлена скромная по тем временам их свадьба. Затем мы с тобой раз-другой встречались в их квартире на Кутузовском проспекте Москвы. Ты мне показался тихим, немногословным, скромным молодым человеком, и тогда ты вроде бы работал в системе МИДа СССР, но кем именно, не знаю, но это и не имеет особого значения к тому, что я хочу сейчас сказать.
Я же хочу сказать тебе о другом, нечто более, несравненно важном, принципиально значимом, чем мое знакомство с тобой, – я знал, больше того – искренне уважал твоего отца, удивительно доброго и мудрого человека – Кемел-агу, и до сих пор чту его память не только и даже не столько за ту теплую, более чем дружественную, надпись, которую он оставил на подаренной мне своей книге, а за всю совокупность моих с ним взаимоотношений, имевших место быть в нашу бытность в Алма-Ате сотрудниками на поприще схожей работы – он работал главным редактором республиканского аналога вышеуказанных «Ведомостей», а я переводчиком Казахского Телеграфного Агентства. Он привлекал меня себе на работу во время республиканских сессий, за что мне перепадала некая сумма денег, субстанция, которая, как известно, никогда не бывает излишней. Мало того, однажды он предложил мне перейти к нему на работу, однако, этому его намерению помешала дама с более высокой служебной должностью, чем он, Секретарь Президиума Верховного Совета КазССР по фамилии Рамазанова, продвинув на то место своего человека, молодую женщину. Но, как говорится, «нет худа без добра», вскорости в Москве появилась аналогичная вакансия в такой же союзной системе, что рангом, конечно, куда выше, и меня взяли туда, проведя через некую цепь проверок, которую ваш покорный слуга выдержал успешно.
Когда же я переехал в Москву и приезжал в Алма-Ату в командировки по делам Отдела опубликования актов, как текстуально звучало название нашего подразделения центрального аппарата, я непременно заглядывал к нему, Кемел-аге, контора которого находилась в Доме Правительства, и мы с ним всегда общались к нашему обоюдному удовольствию. До сих пор не изгладилась из памяти моя с ним встреча, случившаяся в ресторане «Каламгер», находившийся (может быть, и до сих пор находящийся) в здании Союза писателей Казахстана, зимой, кажется, 1980 года, когда он, увидев входящего меня, со своей всегдашней очаровательной улыбкой на лице красивого мужчины встал и пошел ко мне навстречу (и это несмотря на его неоспоримое «возрастное» преимущество передо мной), обнял меня и, усадив за один с ним стол, заказал обед, за которым мы просидели приличное время, заняв друг друга интересной для нас обоих беседой, пока не осушили заказанную им же бутылку «Советского Шампанского».
Затем, спустя несколько лет, уже я, в свою очередь, пригласил его в летную пору на месячную командировку в Москву заместить меня, так как я вскоре должен был отбыть на отдых. Встретив его в подмосковном аэропорту «Домодедово» и разместив в престижнейшей тогда гостинице столицы в самом ее центре «Москва», я побыл с ним в Отделе три или четыре дня для введения его, скажем, в курс дела, хотя в этом не было никакой надобности – предстоящая работа была ему ясна заранее и до мелочей, я просто хотел побыть некоторое время вместе с милым человеком, наверняка зная, что наша всегдашняя взаимная радость от общения не изменит нам и в этот раз. Я всегда помнил и, можно сказать, даже руководствовался в жизни мудрым советом, высказанным титаном мировой истории, шестнадцатым президентом США Авраамом Линкольном: «Лучшее, что есть в жизни человека, – это его дружба с другими людьми», и потому пошел на такую неизмеримо маленькую «жертву», специально отсрочив свой отъезд вместе с семьей на отдых в Крым, в Дом отдыха сотрудников нашего аппарата «Айвазовское», который находился в подножье утеса Аю-Даг, по другую сторону которого размещался знаменитый пионерлагерь советской детворы «Артек».
Командировочные и все другие необходимые расходы ему, разумеется, оплатила вызвавшая его организация, т.е. наш аппарат, и он, профессиональный переводчик, справился с работой, рассчитанной на неделю для выпуска очередного номера еженедельника, буквально за день-другой, а все оставшееся свободное время мы проводили во взаимном, скажу без стеснения, духовном и умственном общении, продолжавшемся ровно столько, сколько позволяли обстоятельства, а эти обстоятельства, то бишь время и продолжительность такого общения, определяли мы сами. Моего старшего по возрасту брата до этого я знал только с одной стороны – повторяюсь, весьма дружески расположенного ко мне человека, теперь же с каждой нашей встречей он, как личность, раскрывался передо мной все полнее и разнообразнее, и не просто как служебная единица в чиновничьей обойме республики, но прежде всего как государственно мыслящий человек, со своим видением как настоящего, так и исторической перспективы развития общества. Меня больше всего привлекала в нем его необъятная эрудиция по истории двух соседних цивилизаций: преимущественно кочевой – казахской и оседлой – русской, трактовка им их всесторонней глубокой, глубинной взаимосвязи, вплоть до схожести характера их носителей – искренности, открытости, безоглядности души, как говорится, нараспашку.
Ему также были ведомы и многие другие подробности нашей общетюркской, затем сугубо казахской летописи. Однако, по какой-то несуразной логике в то советское время «некоторые подробности» игнорировались официальной наукой, были недоступны многим, в том числе и вашему покорному слуге, несмотря на его старания узнать и постигнуть причины и следствия самых разных, в том числе неоднозначных, событий в совсем не бедном, скорее слишком «богатом» на разные, причем негативного, порой чудовищно-трагического характера события и явления историко-политическом реликварии нашей Родины.
Мы оба, наряду с остальными собратьями по перу, были в этом плане сотоварищами по несчастью, но не могли «выносить сор из избы», то есть писать то, что могли и хотели бы, и лишь невольно приспосабливались к течению или велению проживаемого момента, сказать точнее – безвременья. Только из-за своего некоего внутреннего начала, своей природной натуры вынуждены были расширять рамки вежливости с той данностью, которая называлась советской эпохой, с установившимися в ней традициями, житейскими условностями, но каждый из нас по-своему воскрешал и восстанавливал в памяти несправедливости, потери, оскорбления, унижения, обиды, совершавшиеся и совершавшиеся с нашими соплеменниками, в рамках дозволенной всем нам терпимости, которые были жестко ограничены.
Но не одни только горькие воспоминания остались у меня в беседах с Кемел-агой. Видя мою любознательность, которой, кажется, и жив истинно-ищущий человек, однажды Кемел-ага преподнес мне настоящий сюрприз. Случайно узнав мое, скажем так, племенное происхождение, он спросил меня, знаю ли я, что один из моих предков был учителем… Пушкина? Коль такой энциклопедически образованный человек задает мне такой вопрос, то это наверняка неспроста, и стал я думать-раздумывать, мысленно обращаясь в прошлое, пушкинские времена. Да, Александр Сергеевич посещал наш безоглядный полуденный степной край, когда собирал матиериалы для своей книги о Пугачевском восстании, бывал непосредственно в моем родном городе Уральске. Еще я знал, что он, неугомонный Пушкин, встречался со степными автохтонами, даже успел записать от них сюжет широко распространенной в народе лиро-эпической поэмы «Кыз-Жибек», который, кстати, был обнаружен в его архиве после смерти автора, который не успел-таки обработать этот неимоверно богатый, неподражаемо красивый и поистине трагический сюжет и представить его читателям во всей красе, подобающей перу гения. Но каких-либо сведений о том, что кто-то из тех моих земляков мог стать учителем Пушкина, тем более в поэтическом творчестве, я никак не мог.
Видя мое затруднение, Кемел-ага похлопал меня по плечу и сказал снисходительно: «Айналайын (мой милый), я не хотел тебя экзаменовать на эрудицию, об этом факте не знают даже не все маститые русские ученые. Этот факт я обнаружил совершенно случайно, читая записки поэта Державина, ну, того, о ком с великой признательностью вспоминал позже Пушкин, питомец Царско-сельского лицея. Ты, думаю, наверняка знаешь, что костяк дворянства, одного из высших, наряду с духовенством, сословий российского общества, т.е. тогдашнюю государственно-правящую, военно-политическую и научно-художественную элиту в основном составляли выходцы из Орды, т.е. наши обрусевшие соплеменники. Гордись этим, не гордись, это дело каждого их потомка. Просто, такова данность. И Державин в своей автобиографии однозначно четко написал, что он не просто ордынец, а именно – семиродовец, т.е. из твоего племени, состоящего из семи родов, как ты сам мне рассказывал.
До этого я знал лишь одного своего знаменитого поэта-сородича конца 18 и начала 19 века – кердеринца Аубакира, с творчеством которого впервые меня познакомил мой отец в моем розовом детстве. Теперь мне стало несколько лестно от мысли, как говорится, нашему полку прибыло, и не кто-то там малоизвестный или вовсе неизвестный в Степи стихоплет, а сам Гавриил Романович, собственной персоной – и поэт что надо, автор знаменитой религиозно-философской оды «Бог», и государственный деятель Российской империи – министр, сенатор, действительный тайный советник, и, что самое главное – учитель «Солнца русской поэзии», родившийся к тому же в селе с исконно казахским названием Сокур (Слепой или Незрячий). Этот исторический факт я обнаружил спустя более полувека с того памятного разговора с Кемел-агой, кажется, в книге профессора Баскакова. Да, есть еще немало других вещей в истории, которыми мы, казахи, можем гордиться наравне с русскими братьями. Но пока не место и не время, чтобы обнародовать лавину подобных подробностей, необычайно интересных, вполне стоящих того.
Отец твой, уважаемый Касым-Жомарт, будучи творчески одаренным человеком, плыл в океане мыслей, генерируя «мыслеволны» и передавал их своим действительно сотням тысяч, если не миллионам, читателей, если учесть переводы его книг на разные языки, прежде всего – на русский, но в них он не строил скалу извечных незыблемых ценностей, оставлял своим читателям возможность самим додумывать, домысливать те или иные побудительные причины поступков, сформировавшие и характеры героев его приключенско-детективных произведений с их неизбежными замысловатыми сюжетами, предостерегая и от поспешных выводов из предрассудков, предубеждений, пристрастий, наличествующих, как всегда, в сложных жизненных ситуациях.
Думаю, что не опозорю ни мое собственное, ни его, моего старшего собрата, перо, если скажу, что никто из нас не хотел быть Пегасом в ярме, но все же мы, возможно, интуитивно зная и чувствуя совет первого президента США Джорджа Вашингтона: «Трудись, чтобы в твоей душе не умерли те крошечные искры небесного огня, что зовутся совестью», все же в нашем творчестве боролись, кто более, кто менее успешно, с творящейся вокруг нас несправедливостью, злобой, жестокостью в представителях правящего режима, изобличали их низменное своекорыстие, замаскированное плутовство, ядовитую зависть и дьявольское злорадство, безнравственность. Хотя нелегко внедрить здравые мысли в больные головы, мы не скрывали первичную информацию – причины и истоки этих бедствий, а, будучи от макушки до пяток детьми до конца еще не изжитой степной, я бы сказал, без какого-либо изъятия, общечеловеческой морали, мы, наоборот, открыто ли, подспудно ли выносили их на неподкупный суд наших читателей, то есть признавали презумпцию действительности, нравилась она кому-то, в том числе и нам самим, или нет.
Кемел-ага был именно из этой породы людей, хоть он и писатель с большой буквы, чьи книги являлись тогда и являются по сей день одними из читабельных в казахской литературе, все же он чувствовал, что способен на гораздо большее, что то, чего он достиг на этом поприще, для него совсем не предел. Увы, к великому сожалению, он слишком рано, в самом начале Нового времени с его эпохально значимыми событиями, инициированными М.С. Горбачевым, которые худо-бедно длятся по сию пору и в Казахстане, ушел от нас, не успев совершить то, что должен был совершить, поживи хоть немного дольше, пускай и трудно было ему и ему подобным мастерам культуры побороть деспотизм тогдашнего общественно-политического мнения, обходя рытвины, ямы, колдобины, коими оно было усеяно, преодолевая долго цеплявшиеся (и все еще цепляющиеся) узкие взгляды и твердые установки уже новой по названию, но мало чем отличающейся от старой, допотопно однопартийной, так называемой «нуротановской» номенклатуры, которая правит бал не только в сугубо материально-бытовой сфере, а во всем, что касается всего добротного, безыскусного в жизни, возвышенного строя мыслей, приносящего успокоение, очищающего душу человека, его разум и дух – наиболее сложную информационно-энергетическую структуру общества.
Мы, я имею в виду, разумеется, Кемел-агу и себя, он как признанный прозаик, а я как «широко известный в своем узком кругу» стихоплет, в нашем творчестве не допускали никаких проявлений цинизма или лицемерия и не оставляя в этом плане всевластной цензуре возможности открыто придраться к нам, ибо тогда терялся бы смысл и дух права-закона, которые мы защищали в общественной системе, даже особо не прибегая ко всякого рода уловкам, ужимкам и ухищрениям для выражения своего истинного отношения к тем или иным сомнительного толка вещам, правда, частенько спасаясь с помощью благословенного эзопова языка, иногда энтимемы – сокращенного умозаключения, в котором какая-либо из его частей подразумевается, но явно не выражается. Несмотря ни на какие трудности и испытания судьбы, не обозлившийся на эпоху, на светлые идеалы, ради которых ему и людям его поколения приходилось жить и работать, растить детей, этот человек-глыба не переставая трудился на благородной ниве литературы, и остался таким честным трудягой навеки в моей благодарной памяти. Это он, Кемел-ага, человек скромного достатка, честно жил со своим семейством небось на какую большую зарплату и шикарный гонорар, но в жизни не ставил и не мог ставить материальное, сугубо да скоро преходящее, богатство выше своего происхождения, воспитания, ума и образования.
Обращаясь мысленно в те короткие, быстро проплывшие, отшумевшие и никогда невозвратимые мои встречи с ним, я могу повторить за Халилем Джебраном, известнейшим ливанским писателем (1883−1931), автором книги «Пророк»: «Можно забыть того, с кем смеялся, но никогда не забыть того, с кем вместе плакал», а мы, двое взрослых людей, не плакали, разумеется, естественными слезами при подобных, тягостных для души беседах, но орошали их мысленно не менее горестно-тяжелыми думами. Если хочешь и будешь поминать отца, Жомартжан, то, уж, делай это, как посоветовал гений соседней с нами державы, где ты, говорят, когда-ты представлял Казахстан в качестве посла, Конфуций: «Необходимо приносить жертвы предкам так, как будто они еще живы».
Так за же что ты возносишь восторженные похвалы или, по старомодной фразе, мечешь бисер перед свиньей, превознося того, кто не заслуживает от соотечественников ничего, кроме как безразличия, апатии, а то и откровенного презрения, перенеся за это какое угодно унижение от них. Удивляет вместе с ними и меня твоя готовность идти за него хоть на убой без каких-либо внятных, убедительных мотивов на то, оставляет подозрение, что ты кое в чем да совиновен вместе с ним. Не зря, видимо, говорится о тихом омуте, где водится, известно, кто. Неужели у тебя перед ним, Последним, был или стал быть невидимый стороннему глазу некий долг, который ты должен заплатить именно вот так, расшаркавшись-распластавшись.
Твоя ревностная, исступленная приверженность, твое отношение к нему как к мерилу приоритета и первенства во всем, в лучшем случае, твоя подчеркнутая почтительность к фанфарону, фараонствовавшему в нашем Отечестве, самочинно распоряжаясь предоставленной ему властью, успешно делая гибельное внушение электорату о своем всезнании, обернувшимся на деле пустобрехерством, и, раздувая это внушение иногда до мощи коллективного психоза, набирал в информационно-идеологической клоаке немыслимые проценты в свою пользу на сплошных квазивыборах.
Плюс твое заведомо легковесное заигрывание с его безнадежно отжившими и вообще с самого начала мертворожденными как идеями, так и негодными методами и способами их воплощения на практике, которые ты якобы готов продолжить, глубоко озадачивает меня, потому и полагаю, что ты сначала должен бы разобраться в самом себе и потом спокойно подумать о том, кто и зачем дал тебе этот подозрительный, явно просроченный карт-бланш на правление государством, притом на заведомо сомнительную перспективу. Хотя бы попробуй раскусить его эго, т.е. его внутренний, нутряной мир, в который, увы, кроме него самого, никому из посторонних, в том числе и тебе, нет входа-пропуска. Если бы ты хорошенько поразмыслил, не пошел бы ты с ним никуда, даже в рай. Не обольщайся всем этим окружающим тебя покамест манерным, кричащим, ослепительным, нарочитым до отвращения великолепием, которое по мне, видевшем в стенах старого Московского Кремля и не такое, совсем не внове и не что иное, как тощее убожество.
У меня своих мудростей не хватает, поэтому, извини, с готовностью даю кому угодно советы самых достойных представителей рода гомо-сапиенс. Возможно все это (хочется верить и такой возможности) может быть твоя попытка сохранять декор внешней уважительности к вышеназванному небезызвестному фабриканту, набившему руку в своем ремесле, изготовлении лапши для ослиных ушей легковерных, и установившему им, и это в начале ХХХ века Новой эры»! – двумвират, то бишь двоевластие, при котором, хочешь-не хочешь, неизбежно процветает своего рода двоемыслие или, точнее, двоякомыслие, способное привести при его логическом развитии к снижению эффективности работы чиновничьего аппарата, нарушению общественно-политической, финансово-хозяйственной системы и вообще к расшатыванию и «успешному» развалу государственно-политического строя в целом. Поэтому хочу дать тебе, как сыну моего незабвенного Кемел-аги, первый и последний раз совет от старшего по возрасту: ты не воображай себя, пожалуйста, находясь в ложной эйфории, которая есть не более, чем нечто зыбкое, эфемерно-обманчивое, быстро угасающи-исчезающее, баловнем судьбы, вознесшимся на вершину политического Олимпа, а на самом деле ты пока есть «якобы президент», и неизвестно, сколько еще времени будешь оставаться в таком подвешенном состоянии. Поскольку ты явно не тянешь на полноправного правителя, я в дальнейшем так и буду атрибутировать тебя вкратце как «недоправа», ибо за любым твоим шагом и за каждым твоим чихом сидит и следит недреманое око как твоего прежнего патрона, который далеко не опустошил свой набитый, как следует, на всякий случай, патронташ, так и его дочери Дариги или «Нур-Дарии», как прозывают ее некоторые поклонники, что означает в вольном переводе «Лучом омытая», а если еще вольнее, т.е. поплоше «Фееричка», которые и будут постоянно тебе советовать, иногда запросто поправлять твои решения и действия.
Ты, конечно, совсем неспроста проявил такое ревностное попечение о последней, этой своеобразной ангелице, доверив ей столь высокий пост, который вряд ли был позволителен по справедливой оценке ее прежней не особо достославной деятельности на арене государственного служения. И вряд ли твое лицо опалили лучи ее чудесных кральих, пускай даже будет, фурьих глаз. Правда, признаюсь, ты в любом случае смог донельзя упростить церемониал угождения перед этим всемогущим семейным кланом Казахстана, но все-равно не учел одно немаловажное обстоятельство: эта многопрофильная или, по-иному, широкозахватная деятельница (не забывайте, кроме разностороннего таланта госчиновницы, ее и недурной вокал), «дорогая дочка Дарига», ДДД, в отличие от вас обоих, двух пенсионеров, будучи гораздо моложе возрастом, не говоря о теле и темпераменте, имеет реальный шанс стать президентом в любой подходящий момент, сменив тебя.
Что поделаешь, ты сам решил проявить пример современного идолопоклонства именно в такой, как тебе показалось, в весьма учтивой форме, состроив при этом, как неудачный хлыщ или наглый фат, невинную рожу, на которой не дрогнул ни один мускул от подобной лицемерной лести. Ты начисто позабыл предупреждение Ас-Самарканди, персидского поэта ХII века: /«Ты дорого, мой друг, заплатишь за ошибку, /Оскал клыков у льва принявши за улыбку». В этой связи на ум приходят и слова, сказанные древним греческим мудрецом Эпиктетом: «Если хочешь быть рабом, то и угождай людям всякими подлостями; если же хочешь стать господином, то надобно освобождать себя от пороков».
И вот ты, человек, овладев таким именно порочным стилем, без тени гамлетовского сомнения, совершил заведомо гнусное дело, четвертый раз переименовав один и тот же злосчастный город в своей стране, присвоив ему гроша не стоящее имя одного, скажем более чем деликатно, безликого лица без тени учета мнения жителей ни этого города, ни граждан государства, чьей столицей этот город является, чем заставил, корчить физиономию и зато тут же лукаво ухмыльнуться как своих недругов, так и, что может оказаться для тебя гораздо прискорбнее, своих завтрашних потенциальных избирателей – ведь всем им слишком очевидна подоплека этого твоего окаянного, дерзкого и надменно-вызывающего действия, которое есть не что иное, как попытка даже не просто угодить, а откровенно отблагодарить таким образом то самое лицо, играющее в этой нежданно образовавшейся тройке или троице, выбирай, какое определение тебе по нутру, первую скрипку.
Не побоялся такого постыдно-низкопробного действия в глазах сограждан. И скажешь спасибо, если та самая ДДД-Фееричка, не привыкшая быть кем-то ведомой в течение всего времени, пока находилась на госслужбе, кроме как отцом, не только, естественно, бесподобно милостивым к ней, но, к сожалению, заразившим и ее догматом непогрешимости, впихивая в нее всю свою премудрость, будучи кумиром для нее во всем, в том числе в патологическом неприятии чужого мнения, не доведет тебя до точки кипения при первом же серьезном столкновении мнений по той или иной проблеме принципиального толка, руководствуясь не целью разрешения ее, проблемы, а показать свое единственно верное, правильное, оттого независимое от суждения кого-бы то ни было по ней, оставляя в стороне «Cправедливость и благо – закон законов», что звучит на латыни как «Aequum et bonum est lex legum».
Вдобавок «Aleator quanto in arte est melior, tanto est nequior», что означает «Игрок чем изощренней, тем подлее». Отсюда следует тебе зарубить себе на носу, что «Aetatis cuisque notandi sunt tibi mores», т.е. «В любую пору жизни нужно следить за своим поведением». Так что я, автор сей пачкотни, извиняюсь, видимо, ошибся, назвав несколькими строками выше двумвиратом фактически триумвират, образовавшийся в его родных пенатах, если учесть, что наряду с сохранившим за собой ударные властные рычаги Назарбаевым, с одной стороны, и его дорогой дочери, обильно омытой его лучом, официально назначенной незамедлительно, кажется, в один и тот же день со сложением ее отцом своих полномочий вторым после должностным лицом государства – председателем Сената, с другой, то из этих дружески теплых и удушающе-цепких объятий освободиться отныне тебе, уважаемый Касым-Жомарт, некуда, воображай себя хоть кем, Гераклом ли, Гулливером ли, остальные двое из триумвирата ровным счетом чихали на все это.
В случае их проигрыша тебе хоть в мало-мальски значительном, не говоря о судьбоносном, вопросе я готов отсечь тебе свой нос, как говорят казахи, благо, он у меня гораздо больший, чем твой. Если приглядишься, сам увидишь: вокруг тебя вьется окаянная нечисть, у которой кошачья морда, совиные глаза, тетеревья глухота, слоновья кожа и нетопырьевы крылья, и тебе придется, предельно осторожно и умело лавируя между двумя опасными точками – Харибдой отходящего отца и Сциллой восходящей дочки (поскольку они «оба из Аркадии»), не повредив корабль государства, руль которого хоть на какое-то время доверено тебе, и держи его твердо и уверенно в своих руках, только как можно меньше фрондируя-бравируя, с добродетельной щепетильностью, не забывая главного – служения и еще раз служения Отчизне дорогой и милой, над которой до сих пор измывались, кому не лень, и у которой сейчас слишком скудная действительность, которую она, ей-богу, не заслуживает.
Если бы ты, уважаемый Токаев, обладал критическим умом, честностью, порядочностью и прочими благородными человеческими качествами, которые были присущи твоему отцу, презиравшему банальные, преходящие цели человеческих стремлений, как то материальный успех, собственность, незаслуженная слава и почет, ты должен был бы брать во внимание интересы твоих избирателей, так или иначе доверивших тебе свою судьбу, считаясь только с их проблемами и переживаниями, невзгодами и нуждами и одновременно надеждами и чаяниями, а не с узкопартийными или, что нисколько не лучше, клановыми интересами своего окружения, сводящимися лишь к беспощадному и безмерному расхищению народного достояния в виде добываемых в больших, понарошку плохо поддающихся реальному исчислению объемах и количествах углеводородных ресурсов, драгоценных, черных и цветных, а также стратегически значимых металлов, зерновой и животноводческой продукции и т.д. и т.п. Несмотря на привычно и регулярно объявляемую беспощадную войну с ними, Не рудименты, а самые настоящие, почти нетронутые залежи этого казахстанского клондайка которых, к сожалению и стыду, до сих пор не изжиты. Несмотря на то, что люди не хотят от тебя поощрения подобных подлостей прежнего режима и не перенесения де сих пор неизжитых рефлексов и комплексов, которыми сам страдаешь и которые уже проявились во всей своей красе в твоих последних словах и действиях, на других, ни в чем не повинных твоих сограждан, ты со своим низкопоклонством (вот где уместно это стародавнее выражение), но уже под новым, удобоваримым твой взгляд, соусом, действительно так низко опустился в их глазах, как очередной напыщенный истукан, имеющий, однако, горячность неофита, который желает и Богу молиться, и с чертями водиться. И такое твое холопское поведение, твои прозрачные попытки установления перед ними снова пресловутого информационного монополизма-цензуры, вызвало бы у твоего отца, человека, который всегда был и сейчас был бы однозначно на стороне обездоленных и отверженных, что ему горестнее всего – отвергаемых уже тобой, его собственным сыном, своих соотечественников, будь он жив, как минимум непонимание и неудовольствие, если только не возмущение и… нет, не скажу чего еще, и без того предугадываемого. Грош твоему бытованию на белом свете, если ты забываешь честь и обязанность сыновства перед аруахом-духом отца, имеющим происхождение свыше, забывая, что главное – жить в мире с миром, что скромный мир лучше пышных побед, при том поддельно-подлых по большому счету, плоды которых будут тебе, боюсь, ой, как не сладкими…
Если ты, господин ВРИО Президента, не видишь, разуй свои гляделки и посмотри на протестные митинги и демонстрации в городах и весях страны, на которые выходит не озлобленно-тупая многотысячная толпа, а современные, более чем грамотные, продвинуто-передовые, знающие себе и своим действиям цену люди, твои соотечественники-современники, притом вновь и вновь, несогласные с недальновидной, по сути обанкротившейся прежде всего социально-экономической политикой аппарата управления, которая называется по-иному власть. Эта власть без оглядки ни на кого и ни на что, только по-своему хотению и умению вершила до сих пор их судьбу и привела их в супербогатой в принципе стране к обеднению и обнищанию, потому что ее тридцать лет кряду возглавлял твой босс, чьи причудливо-прихотливые пути все это время ты одобрял и поддерживал, будучи на каком угодно посту, куда он тебя сажал, как свою собственную мебель (вспоминается Римский император Клавдий, захотевший однажды назначить любимого жеребца Инцитата консулом). Это был субъект, дравший, без понятья об укорах совести, своих сограждан как сидоровых коз, но ты его-то как раз считал звездой незакатной.
Как только не прилипнет язык твой к гортани, смея заявлять, что люди незаконно давят своими протестными выступлениями на власть? Они массово выходят на митинги не от сытой жизни, не от нечего делать, а по причине незавидного, невыносимого положения своего и своих домочадцев – постоянного и бесконтрольно-безудержного роста тарифов ЖКХ, методичного удорожания проезда на транспорте, наложения неимоверных по размерам штрафов по поводу, порой вовсе без внятности повода, дорого, слишком дорого обходящегося им мздоимства и казнокрадства чиновников всех уровней и всех мастей, их плевого отношения к ним. Это они, вовсю процветающие в их городе, ауле, населенном пункте, преследуют, заключают под стражу вплоть до предания суду общественных активистов, любых граждан, кто отстаивает свои конституционные права.
К мнению этих людей, сторонников любой другой партии или движения, помимо «Нур Отана», ратующих за внесение в законопроекты не радикального даже, а хотя бы просто приемлемого, сносного, щадящего изменения, корректива для всеобщей пользы, разнузданная, безответственно-деспотическая власть относится не просто с пренебрежением – с презрением. Это, естественно, еще больше раздражает граждан, чтобы не сказать, прямо-таки бесит кое-кого из них, и без того отчаявшихся от безрезультативно-бестолковости своих поисков правды и справедливости в решении не только, иногда и не столько, своих личных, а общих для всех сложных, неотложно-кричащих проблем на всех этажах государственной власти, а когда они желают обо всех таких своих бедах и мытарствах, обидах и болях рассказать во всеуслышание на подобных мероприятиях, власть их не санкционирует, а если выходят на улицы и площади, их задерживают, арестовывают, мутузят, сажают в кутузку-автозаки, заключают в КПЗ. Когда эти бедолаги хотят выступить по радио или телевидению, хотят достучаться до кого-нибудь, кто может откликнуться по человечески на их просьбу и мольбу, то не дают им эфира, так же отмахиваются от них, как от зачумленных, и посылают от себя куда подальше проправительственные (иных найти почти невозможно, хоть тресни, ищи днем с фонарем) печатные издания.
А если ты глух, уважаемый недоправ, прочисти свои уши от раковины до барабанных перепонок, можно еще глубже или, чтобы наверняка, дай лучше кому-нибудь из своих оруженосцев (какой вожак-главарь, который ходит без безгласно-безропотных таковых, но готовых в любой момент на его замечание воскликнуть: «Ләббай, Тақсыр!» – «Слушаюсь, Господин!») продуть весь свой слуховой аппарат, и тогда может быть услышишь если не раздающиеся надрывные голоса отдельных несчастных людей, то хотя бы издаваемые многоустые мощные возмущенные возгласы – не только просьбы, уже вызовы и требования. Увы, эти власть предержащие, позабывшие давно о каком-либо представления о праве и морали из-за резинового правления над ними одного и того же субъекта все эти годы, не по какой-либо особой причине, а лишь бы с целью показать кто в доме хозяин.
Они полагаются на верных своих церберов, не просто шавок, а настоящих свирепых псов, стерегущих места массового скопления людей и специально натасканных, не утруждающих себя элементарным отчетом в том, что делают, и провоцируют их на жесткие и жестокие меры к своим же сородичам, обманутым родной властью, а отнюдь не закардонным одиночным (поверить трудно, еще больше стыдно признаться в этом) «вражеским голосом» некоего Мухтара Аблязова, человека, в труднейшие годы наладившего лежавшее на боку энергетическое хозяйство государства и тем обеспечившего бесперебойную подачу электричества в беспросветные, темные и стылые дома соотечественников. Все же, думаю, не все из них запамятовали то свое безрадостное положение, наступившее из-за действия, точнее, неправильного действия, что не лучше вообще всякого бездействия, елбасинской власти, допустившей подобный оборот дела в мирное, не обремененное ни природными катаклизмами, ни военными переворотами время. И этот отважный одиночка, официальными властями объявленный в стране источником едва ли не всех зол и приговоренный на 20 лет человек, но спасенный от такой расправы чужестранным, французским судом, не желающий идти в чьем-либо политическом кильватере, кроме своего собственного, сам, единолично, вызвал настоящий переполох, напоминающий некую турбулентность, во всей общественно-политической обстановке, особенно в канун, во время и несколько дней после президентских выборов, заткнув по эффективности «работы» за пояс хваленый, честный и правдивый якобы официоз, который вынужден был повсеместно отключить аж Интернет.
Действия этого «жалкого одиночки» или «единицы» обезоружили и опозорили весь прогнивший аппарат управления, т.е. власть, как перед собственной, так и международной общественностью. И как правдоподобно выглядит теперь ветхозаветное предание об уверенно-спокойном, пускай и скромном по габаритам, Давиде и тщедушно-надутом великане Голиафе. В нашем случае на стороне воображаемого первого фигуранта, т.е. М. Аблязова, была победоносная правда, основанная на четкой и убедительной логике его конкретных и доказательных выступлений, а второго как бы представляла вся громадная пропагандистская машина государства, как всегда, лишенная каких-либо свободных ассоциаций и холистического мышления в своей башке, где явно происходят нейродегенеративные процессы, и поэтому, впав в смятение и фрустрацию, на дрожащих коленках барахталась и до сих пор барахтается в несусветных объяснениях, чтобы оправдаться за свое позорное поражение, а ее бессилие как раз проистекало из ее же собственной лжи и лицемерия.
Единственное, что даже в этой жуткой атмосфере бесправия людей утешает, что власть, в первую голову верховная, высшая, больше не смеет натравить и направить на них карателей из полицейских, по примеру тех, кто совершил в Жана Озене в 2011 году дичайшее событие, урок которого слишком дорого обошелся народу, увы, не всесильной власти, оставшейся и остающейся до сих пор не отмщенной или, говоря без эмоции, без страсти к сильным выражениям, а строго в рамках правосудия, не наказанной за свое ничем не оправданное злодейское преступление. Проверка по нему не выявила истинного его вершителя, который на глазах у всех словно лег «на дно» или исчез, как безгласный труп утопленника, не дав себя обнаружить, а на самом деле жив и здравствует. Непосредственных же убийц, стрелявших по безоружным людям, этот их главный горе-командир резонно посчитав «своими», под разной галиматьей, так и не выдав, спас от правосудия. Но все же в правомерности и возможности такого суда над извергами-нелюдями сейчас мало кто сомневается. Потому, учти, Касым-Жомарт, если ты окажешься слизняком и объективно не поставишь все точки над «и» в этом, не имеющим срока давности уголовном, кровоточащем и поныне, деле, это будет плохим индикатором аутентичности твоего знания о самой жизни, твоего нахождения в кильватере ли, в клевретах ли у своего бывшего босса по сей день, и тогда незачем тебе ходить по белу свету козырем, что выглядит довольно и глупо, и гадко.
Сегодняшние горе-исполнители его воли, выражающейся в письменном ли, устном ли виде, считают для себя ни грехом, ни зазором всяческое глумление над людьми, что показали прошедшие массовые митинги и шествия. Стоит лишь поступить откуда-то сверху соответствующему приказу, они, как и в тот раз, тут как тут, не моргнув глазом, беспрекословно подчиняются и, тупо-глупо применяя грубые физические силы и бойцовские приемы, готовы задержать любого из них, мужик ли перед ними или женщина, молодой ли человек или старый, лишь показавшегося им нарушителем пресловутого, похожего по растяжимости, простите, гон…у, «порядка и стабильности», забывая, что иная стабильность – это заповедник для тупиц, а на самом-то деле лишь разногласие, неодинаковость мыслей, идей и ценностей побуждает одних людей думать, критиковать и переоценивать поведение других, в основном официально облеченных высоким статусом, а также изменившийся характер и положение вещей и явлений.
А подобных «злостных нарушителей» всем известный своей «беспристрастностью» елбасинский суд наверняка готов отправить в места не в столь отдаленные, откуда до тебя, господин хороший, и вовсе не дойдут мольбы и просьбы, крики и вопли истязуемых там, в форменных казематах, но теперь их искренняя брань и проклятия, в конце концов, раздаются и в твой адрес. Теперь ты становишься бесповоротно статистом, а то и декорацией современной по теме, но классической по стилю великой драмы, которая разворачивается между властью в новом обличье и народом. Ты теперь должен найти, раз повелся, силы в себе для сложной интеллектуальной эквилибристики, чтобы окончательно не запутаться в подготовленной для тебя уважаемого зловеще-сатанинской сети…
Неужели не видел ли ты, господин К‑Ж. Токаев, не в виртуальной, а самой что ни на есть настоящей кутерьме отчаянно сопротивляющихся целой своре церберов в лице бравых полицейских девушки, иногда совсем юной, женщины, иногда совсем пожилой, не слышал ли их душераздирающий натуральный, а не наигранный вопль и плач, который не воспроизведет ни один артист-пародист. Ситуация, к ужасу, напоминающая замечание А. Эйнштейна: «Противостоять любой силе, которая террором подавляет индивидуальность, будь то под фашистским флагом или коммунистическим флагом», применительно же к данной силе – будь то по указке бывшего престарелого Лидера или по указке взявшего его в суфлеры тоже не шибко молодого преемника, действующего как приемник или как живой образец его ДНК. Это в некоторой степени мне напоминает еще Н.В. Гоголя, поворчавшего однажды: «я только что подумаю, а Пушкин уже знает».
Что же, унаследовавшему, к горести, и стиль жизни, и образ мыслей своего бывшего босса якобы президенту все-таки придется учиться у вчерашнего, увы да ах, не столь успешно прожитого дня, если иметь в виду миллионы его сограждан, а не только его самого или кучки бесстыжих, необоснованно обогащенных нуворишей, и делать уроки и выводы, столь необходимые не только ему одному, а всем казахстанцам, как раз ставшим, словно по мановению волшебной палочки, его подданными, уже пре‑, и перетерпевшими до этого слишком многое в жизни, нечто похожее на случившееся с гениальным А. Эйнштейном, который, по его собственному выражению, «… пережил две войны, двух жен и Гитлера». А вот теперь и ты, уважаемый Токаев, не возбуждаешь ли у них опять напрасно новую надежду и мечту на завтра, которое непременно наступит, и что же оно им готовит…
Знаю, ты недавно сходил в мечеть, и там помолился, браво. Наверное, не преминешь так же посетить церковь и синагогу, а также костел и дацан, если они есть в Казахстане. Ведь почти все правители мира ныне уважают или должны уважать, по примеру Чингисхана, все религии и их носителей в одинаково-равной степени. Увы, сдается мне, ты пошел на этот бесспорно необходимый и вне всякого сомнения похвальный молельно-религиозный шаг не только и не столько потому, что хотел понравиться своему будущему электорату, а скорее для сублимации комплекса собственной неполноценности, т.е. желая снять внутреннее напряжение, происходящее не без постоянного беспрерывного, иногда бурного, а иногда и вкрадчивого дыхания тебе в затылок старого хозяина, который продиктовал, ты огласил, а избиратели покорно восприняли внеочередные президентские выборы, накатившиеся на их головы так неожиданно и, главное, неправомерно.
Но при всем при том ты сам прекрасно понимаешь, что это и все другие предшествующие твои телодвижения в ранге ВРИО Президента идут наперекор законности, вопреки конституционным нормам. Однако, слава Аллаху, что в стране есть еще хоть одно такое не до конца узурпированное, не замордованное место, где люди со своими морально-нравственными установками могут напрямую обращаться к…, нет, конечно, не к Назарбаеву или к тебе, а к самому Всевышнему, чтобы он ниспослал им желаемый мир, спокойствие и благополучие, только с просьбой – сделать это как можно скорее, не откладывая «аd calendas graecas», т.е. на неопределенно долгий срок. Срок-то, вроде, вышел, но старина Цезарь, то бишь казахстанский горе-правитель, еще цел и невредим… А ведь один такой срок равен долготой едва ли во всю твою сознательную жизнь, когда за такой период жизни в Украине, например, поменялось на таком же высоком посту шесть человек, худо-бедно правя своей тоже немаленькой страной, к ужасу, ныне истерзанной, но отнюдь не по этой причине…
Считается, что творческий потенциал человек наследует от отца, а духовный и энергетический – от матери, а тут, выходит, ты не обладаешь или совсем плохо обладаешь и тем, и другим. Разуй же гляделки свои, и посмотри реальные картинки из жизни и быта казахстанцев, транслируемые вездесущим телевидением волнующие, прямо-таки сотрясающие всех, кто за ними наблюдает и кто не лишен сопричастности с судьбой соплеменников-современников, где те требуют отнюдь не хлеба и зрелищ, а правды и справедливости, субстанций, которых они не находят нигде – ни в местных акиматах самых «приближенных» населению пунктов, занимаемых представителями партии «Нур Отан», которые должны в принципе рассматривать и давать какие-то внятно-удовлетворительные ответы на их заявления, жалобы по существу, ни в других, каких-угодно вышестоящих органах власти – министерствах и ведомствах, в правительстве, вплоть до Конституционного и Верховного Судов республики, до Центрального аппарата президента, стряхни же дремоту, не пугай и не щекочи и без того перенапряженные, готовые порваться, нервы своим согражданам, если ты их уважаешь, если не хочешь, чтобы случился новый безжалостный идейно-политический, социально-экономический или какой-угодно другой катаклизм, способный снова разметать их судьбы, чтобы вновь возникла для них удручающая предопределенность бытия от рождения до смерти, к чему вела и едва не привела суммарная величина предшествующих постыдных поступков, сумбурных дел и деяний Назарбаева, испытывавшего, насколько люди обладают невозмутимостью вола и терпением Иова, сам нисколько не опасаясь отягощения своей кармы, в то же время явно и постоянно страдал идиосинкразией ко всему новому, передовому, тому, что не принадлежало лично ему самому, что было ему противно.
Но то, что он проповедовал и поддерживал, т.е. поклонение «золотому тельцу» (какая терминология в двадцать первом столетии!), на самом деле, являлось не чем иным, как духовной заразой для всего народонаселения, подвергшей, слава Аллаху, пока лишь его часть, пусть даже немалую, нравственной деформации и генетической деградации. Но, к счастью, она, эта его проклятая болезненная сверхчувствительность, еще не успела прийти к своему неотвратимому зловещему финалу, однако, вполне может статься, что придет, если ты сохранишь за ним все те властные рычаги, даже больше того, что он имел до этого в своем распоряжении, и тогда ты сам можешь оказаться оттесненным, отринутым им же, а не кем-то иным и каким-либо способом от руля даже номинального управления. Но теперь кому-то надо скривить этот путь, с осторожностью, ненароком не превратив его в замкнутый круг, откуда опять долго не будет выхода. Известно весьма резкое определение, которое дал Зигмунд Фрейд современному ему социуму: «…человеческое общество в общем и целом – мерзкое множество». Но от этого сие «множество» не исчезло, здравствует по сей день, и весьма недурно. Такого же мнения, немудрено, может сложиться вскорости и у Назарбаева о своем вчера лишь певшим ему осанну избирателях, называя их мир иррациональным, парадоксальным, безнравственным и бесстыдным. Шумная суета нескольких электоральных поколений у него, у твоего личного вроде демиурга, позади. Ну и что, так пусть он поворчит, коли это тебе нравится, и скоро перестанет. А народ, каждый индивид в нем отныне должен шагать и шагать в свое будущее уверенно, без оглядки на чьи бы то ни было мнения о нем, лишь имея в виду общие для себя морально-нравственные константы, дающие возможность преодолевать глупость, безрассудство, бесстыдство, жестокосердие, качества, непростительно долго процветавшие в обществе.
Несмотря ни на что, мы и тогда, в тот малоприметный период истории большой общей страны, находившейся под угаром лживой от начала до конца официальной пропаганды (кстати, одним из таких пропагандистов тогда был тот самый человек, который сегодня «одарил» тебя возможностью стать недоправом Казахстана), подспудно были или очень хотели быть и оставаться детьми, достойными истинно великих традиций наших предков. Таким сохранился в моей, слава Богу, не расфокусированной пока памяти тот мой собеседник, твой отец, Касым-Жомарт, переживший самолично вышеназванные и многие другие ужасы, лишь обретая опору в себе, живительный свет в своей добротной и неподкупной от рождения натуре.. Нет, и еще раз нет, мы с Кемел-агой, с твоим, надеюсь, не только биологическим, родителем, ход земной истории не представляли себе как жестко деметерминированную цепь событий, так как хорошо знали, что реальность податливо-пластична и может изменяться и совершенствоваться, правда, при подходящих для этого условиях, а условия эти создаются людьми и зависят, не в последнюю очередь, от правящего режима, который устанавливает цель и дает направление обществу, от первого лица государства, облеченного высшей властью и доверием честно и справедливо избравшего его на такой пост большинства просвещенного народа, а не тупой толпой.
И хана всему, если этого цербера ты, господин недоправ, вместо того, чтобы укоротить его, лишив возможности действовать вне рамок Конституции, наоборот, потакаешь ее непомерным амбициям править всем лишь по собственному усмотрению. Как иначе я могу судить о тебе, о твоих первых, более чем шатких для интересов населения шагах на новом для тебя поприще, когда, еще не став полноправным хозяином положения, ты начал направо-налево присваивать и без того надоевше-приевшееся, прямо-таки «колотящее» твоих сограждан при упоминании имя центральным улицам и проспектам всех областных центров республики, завершив весь этот дурно пахнущий политический балаган присвоением этого же одиозного имени самому несчастному на белом свете городу в Казахстане, поставив своеобразный рекорд столетия, правда, с префиксом анти, т.е. с отрицательным знаком несчастной по этой причине столице твоей страны. От такой «чести» отказался бы твой великий отец, чей след, оставленный в духовной сокровищнице нации, сохранится гораздо, несравненно дольше по сравнению со следом т.н. Елбасы – корявым и, безмолитвенно, – кровавым, чему более чем достаточно доказательств, чего стоит лишь один Жана Озен. А вот найдет ли отражение в ней, на заветных скрижалях истории, твое имя, пускай ты и получил аванс доверия от своего предшественника-покровителя, претендовавшего на мантию правителя едва ли не с небесным мандатом на правление в своей вотчине, но в конечном счете не оказавшегося Кощеем бессмертным, чьим духовным антиподом и политическим палачом, что скрывать самоочевидное, я являюсь и, мало того, чем горжусь, я очень сомневаюсь.
Где тот кругозор, который был всегда присущ людям нашего племени, о котором писал, наверняка со знанием дела, и популярнейший английский писатель, автор знаменитой книги «Россия во мгле» Герберт Уэльс: «перемещаясь по широким просторам, кочевник обладал более широким кругозором».
Разумеется, мы давно перестали кочевать, но тот самый кругозор не потускнел до сих пор у твоих соплеменников, подавляющее большинство которых, сдается мне, чувствуют себя непереводимо-неумирающими номадами, и что-то от той вечно возобновляющейся привычки – на все смотреть широко открытыми глазами и делать необходимые выводы от увиденного вокруг, и от того жизненного импульса, который был свойственен им, их врожденному характеру, должна бы оставаться хоть малость, придающая нам, их потомкам, нечто одухотворенное, светлое, свято-сокровенное. Мне бесконечно жаль, что ты, сын такого отца, оказался не вполне недостойным его незапятнанного имени, нетленной памяти, не оправдал тех надежд и чаяний, которые он возлагал на тебя, когда породил, растил тебя, надеялся, что ты продолжишь дело его жизни, давал уроки тебе как своему наследнику, всегда, везде и всюду выказывая человеческую добропорядочность, проступавшую во всем его естественном поведении в семье ли, в общественной жизни ли республики.
А ты пошел по другому пути, как бы оказавшись фруктом не из его, отцовского, сада, а из другого, совсем чужого, зачервленным, изъеденным изнутри, при сохранении, возможно, внешнего, «товарного» вида, хотя ему, бывшему т.н. Лидеру нации, отныне не следует ни в коем случае совать свой сизо-сивый нос куда не следует, то бишь в дела уже не его, но, видимо, еще не твои. Человеку, наверное, лучше жевать собственные сопли, чем ковырять катышки в чужом носу с помощью языка, орудия, предназначенного не для этого, а в основном для произношения речи. Хочется думать, что ты когда-то в ранге заместителя Генерального секретаря ООН не занимался речевой акробатикой на геополитическом батуте, а предлагал, когда это было необходимо, дельные предложения по тем или иным сложным, порой весьма запутанным, как это обычно бывает, вопросам даже чужой, скажем, политики. А в казахстанской политике, проводившейся на твоих глазах с самого начала приобретения страной Независимости от Центра до последнего момента, т.е. до официального, но псевдодобровольного отрешения от президентских полномочий Назарбаевым, ты играл, кажется, заметную, особенно для близкого окружения, роль, и тебе наверняка известны и до мельчайших подробностей, когда твой он избегал какой-либо скандализации положения, т.е. отношений с кем-либо по-настоящему из сильных мира сего, запросто жертвуя национальными интересами Казахстана, хотя, жертва была, скорее, «добровольно-взаимной», т.е. не без материальной компенсации, но в личные карманы подписантов, среди коих казахстанцам становились известными задним числом самые известные фамилии, крышеносный оптимум власти, для пущей правдивости назовем навскидку хотя бы две, и обе, как на зло, оканчиваются на «баев» – Назарбаев и Кулибаев, но нет там твоего имени. У меня сохраняется призрачная надежда, что вряд ли твоему бывшему патрону (остающемуся и сейчас для тебя таковым), удастся провести тебя в будущем все же на полной мякине, в конечном счете, как он это проделывал с другими своими «соратниками».
Ведь в республикке, пожалуй, никто тебя до этого не причислял к разнокалиберной, но одномастной шпане, все эти годы окружавшей Назарбаева, находившейся заодно с ним во мраке духовной скудости и нравственной нищеты (Ты должен понимать мои повторы слов «духовность», «нравственность», которыми оперировали и оперируют люди из оставшегося небольшого круга твоего отца). Какая же теперь лихорадка треплет тебя, что ты уподобляешься известному многовральному пустозвону, пробавляясь псевдо государственным религиозным мифом о нем, едва ли не как о херувиме – гибриде быка, льва и орла, вылезшего из глубин палеолитических пещер. По меньшей мере ты сделал за то короткое время, когда не все люди еще успели сообразить, что же случилось с твоим личным, оказывается, пастырем, чтобы так беспрекословно (но по сути и бесславно) уступить свою всеохватную единоличную власть в стране тебе, ничем до этого не блиставшему ни на каком из всех высоких государственных постов, кои доводилось тебе занимать до этого, и неизменно следовать, как иголка за ниткой, за т.н. Елбасы во всех его зигзагах и загогулинах, приведших Казахстан к тому, к чему он сегодня пришел, к положению, близкому к краху. Стоит только вспомнить, что за последние десять лет внешний долг страны возрос в десять раз, и власть остается, по сути дела, похожей на купца, торгующего «некупленным товаром», но при этом, увы, ее лицо ничуть не покрывается темным крылом глубоко-гнетущей печали, как должно было бы происходить по нормальному, увы, она действует совсем анормально и сознательно по принципу: после меня хоть потоп.
Приобретя сан недоправа, ты, господин хороший, не стал ослушником своего апостола-благодетеля и, уже в мгновение ока пожелав сполна отработать эту его «услугу», пообещал, помимо вышеназванных небывалых нигде и никогда в мировой истории преференций, возвести в столице страны, носящей его же имя, ему, т.н. Лидеру нации памятник, который, надо полагать, следуя логике вещей, будет как минимум подобен той статуе верховного бога вавилонян Мардука из чистого золота весом в 600 кг, которую Ксеркс I, сын Дария Великого, увез из Вавилона, аккуратно сняв с высоченного зиккурата, многоярусной культовой башни в Древней Месопотамии, в свою столицу Персеполь в конце Y века до н.э. Нечто похожее совсем недавно из презренного металла соорудили и братья-туркмены в своем стольном граде Ашгабаде. По всему, памятник Назарбаеву, словно сегодняшнему наместнику Всевышнего, но только на казахской земле, не должен и не будет уступать ни по циклопичности, ни по помпезности, ни по стоимости ни одному из вышеуказанных двух.
И это не говоря, повторяю, о всех сохраненных за Назарбаевым, человеком с неутолимой жаждой славы, как почетных, но все же словесных, регалиях, так и, что гораздо важнее и страшнее, более чем реальных властных полномочиях, типа Председателя Государственного Совета и председателя партии «Нур Отан», которыми тот может воспользоваться как угодно и когда угодно.
Подобные твои, Касеке-Жоке, не просто обескуражившие, а, по большому счету, возмутительные для многих заявления и последовавшие за ними практические действия, тут же поддержал, как всегда до этого, единодушно весь корпус по-прежнему беспрекословно-бестрепетного казахстанского парламента, т.е. кучка кретинов, заседающих в этом двуглавом, но маломозглом политическом монстре, являющемся своеобразным статусным цербером, задающем вышеназванной тупой толпе курс, ведущий к стагнации общества, и принял в один присест все озвученные новым недоправом предложения, не то что не оспорив ни одного из них, а все в целокупности, позабыв о мнении своих миллионов избирателей, от кого они получили подобные полномочия, кто их им делегировал. Такое положение делает в потенции если не все, то многое в твоих дальнейших планах и программах более чем непонятным, странным, даже страшноватым, то бишь каким-то клубком загадок, неясностей и противоречий, не подлежащих разгадке.
Не создавай, айналайын, в стране, и без того сытой химерическими делами, увещеваниями, карикатуру на демократию, а если в тебе так и бушуют и прут наружу фонтаны пассионарной энергии, то направь ее в нужное русло – на благо народа, а не иди в омут, на дно глубокой, типа Марсианской, политической впадины с камнем старого мифа на шее, с которым трудно, невозможно рассчитывать не то что на эпический (на что, вероятно, ты замахиваешься, хотя в твоем возрасте не смешно ли болеть юношеским максимализмом), а просто на приемлемый, элементарно необходимый результат. Если хочешь быть избранным на высший государственный пост в стране, можешь повторить, хотя бы мысленно, слова третьего президента США Томаса Джефферсона из его инаугурационной речи в 1801 году о том, что Америка «озарена светом веротерпимой религии, которая проповедуется делом и исповедуется в разнообразных формах; и все эти формы – включая честность, правдивость, умеренность и любовь к человеку – основаны на нашем признании и почитании властвующего над всеми Провидения».
У Назарбаева, с его полностью атрофированными представлениями о моральных и духовных идеалах, напрочь позабывшего, что «позор длиннее жизни», как говорит персидская пословица, нет ни того, ни другого, ни третьего и вообще в этом плане он гол и ноль, хоть и позволяет безапелляционно думать о себе совсем иное, нечто нерукотворное, непостижимо великое, в то же время строя из себя… святую невинность! А ведь твоему отцу были присущи всечеловеческие идеалы, и он умел быть равным и ровным со всеми и для всех, жил и творил благодаря своей простой, искренней любви к ним, и эта любовь его была и оставалась действенной, сердечной и свободно даримой на протяжении всей его жизни, она не устанавливалась извне, не навязывалась ему силой административно-политических режимов ни в какие угодно периоды времени. А ведь последний по времени режим твои сограждане создали для себя сами, привлекши к правлению своим настоящим и будущим своих детей, отыскав в какой такой подворотне и бог знает какого такого какократа.
Я так же, как и А. Шопенгауэр, немецкий философ позапрошлого столетия, предупреждаю, что пишу о старом человеке, а не о состарившейся скотине. При этом я не предлагаю тебе относиться с априорным чувством недоверия и вражды к кому-либо, но то, что благодаря имитационной демократии Назарбаева социально-экономическое положение граждан, нравственно-культурный уровень общества так низко пали, видно любому непредвятому человеку. А ведь люди, впервые получившие возможность выбрать себе правителя после ухода его, т.е. первого, как хочется надеяться, последнего в двойном аспекте слова президента со своего поста, думали и надеялись, что долгожданный мир, источник добра и благополучия в стране будет восстановлен, то бишь он непременно демифологизируется и деидеологизируется, будет исправлена его чудовищно исковерканно-искаженная прожорливой чиновничьей саранчой, которая зиждилась на безоглядго-беспощадном расхищении и разбазаривании всего содержания государственной казны, материально-имущественная основа, что истинное народовластие станет уделом, достоянием всех.
Увы, как бы не так. Не далее как около месяца назад, когда я уезжал из Алма-Аты, один мой хороший знакомый уже пожаловался мне, что к нему на днях заявился представитель акимата в сопровождении полицейского и еще какого-то неизвестного ему человека и попросил предоставить паспортные данные членов семьи, необходимые, дескать, при подготовке к выборам. Мой знакомый, более чем грамотный и смелый, потребовал в свою очередь от них предьявить документ, на основании которого они имеют право требовать от него паспортные данные членов его семьи – потенциальных избирателей, после чего те, пробормотав что-то невнятное, не посмев настоять на своем сумабродном требовании, ретировались. Это напоминало практиковавшийся с назарбаевских времен так называемый «подворовый обход», грубо обходящий избирательное право граждан, попытку воскресить былое беззаконье, снова установив информационный монополизм партии власти, не дать прежней ее безжалостной лапе разжаться, поощрить пропагандистское киллерство. После этого у меня, естественно, возникло немалое сомнение, коль ты первые свои шаги на новом поприще – будущего, вполне вероятно, правителя страны, начинаешь таким вот образом, как в приснопамятные времена, когда воля народная вовсю искажалась, подавлялась и выставлялась в нужном для власть предержащих свете, которые, оказываются совсем не ушли вместе с т.н. Елбасы, а сохраняются «добрые старые» порядки этого албасты, как его совсем по-другому аттестуют многие его сограждане. Этот дуболомный политик с его «проницательной мудростью», президентские полномочия которого не были ограничены никакими сроками, почему-то в силу никому пока неизвестных причин задал стрекача накануне своего 80-летия, возможно, мучимый либо банально старческим слабоумием, либо настоящей тафофобией – боязнью быть заживо похороненным в доску своими же близкими, соратниками до естественной своей кончины, правда, при этом проявив по-своему неподражаемое циркачество-трюкачество, не уступающее по своей шедевральности искусству признанного чародея современности Дэвида Копперфильда, ибо сохранил за собой львиную долю прежней всеохватной власти. И потому почти чудо, что ты оказался у него на «подхвате», и он щедро с тобой поделился. А долг ведь платежом красен…
Помнится, ближе к концу столетия, когда я приезжал в Алма-Ату, дважды совпало так, что я тебя оба раза от души поздравлял с новой должностью – сначала назначением первым заместителем Министра иностранных дел, затем уже Министром. Радовался, что повзрослевший сын моего незабвенного Кемел-аги, который дал ему хорошее воспитание и предоставил возможность учиться в одном из лучших вузов страны, идет все выше по служебной, в хорошем смысле слова, карьерной лестнице, что он, сын, оправдывает мечты и чаяния уже отошедшего в иной, надеемся, лучший, мир отца и достойно представляет свою страну – Казахстан за его пределами, а еще позже уже в ранге заместителя Генерального секретаря такой высокой и авторитетной международной организации, как ООН. И в родных пенатах, где изредка я бываю, о тебе, Жомарт, я не слышал особо критических замечаний, недовольства или, тем более, обвинений в чем-либо, в особенности, естественно, в коррупции – этой, отныне становящей или почти ставшей родовой, травмы для нашей отчей земли, немаловажная, если только не самая главная, фишка которой состоит, оказывается, в том, что она, коррупция, помогает тому, кто ее породил и охраняет, будучи зараженным «патогенными» идеями, использовать ее для удержания своей власти и ослабления соперничающих с ним лиц или группы лиц. Как бы не произошла окончательно и бесповоротно генетическая мутация в династической эволюции Токаевых, и еще хуже – некогда по-детски наивной, легковерной и оттого несчастной целой нации в нынешних условиях вседозволенности ее уже родной, собственной власти.
Одним из тех, кто опять-таки с осторожной радостью воспринял вести из Казахстана о назначении тебя, председателя Сената, ВРИО президента, был, конечно же, я, возможно, человек «старой» формации, но все-таки с цепкой памятью о минувших временах, когда отцы желали молодым только успехов во всем. В первую очередь вспомнил о твоем отце, который, будь он жив, как бы был рад твоему возвышению по службе. Но долго ли такое восторженное состояние продолжалось бы у него? Вот в чем вопрос, самая большая загвоздка во всем этом неординарном событии в жизни самого близкого ему и тоже совсем не чужого для меня человека, если вспомнить, как тут же, не остыла радость у людей от привалившего счастья, ты, не переводя как свое, так и их дыхание, отколол такие «номера», которые мало чем отличаются от елбасинских, ввел всех в ступор. Я с горьким сожалением и сомнением думаю, стал бы он, честнейшей и благороднейшей души Кемел-ага, тискать тебя в своих объятиях, погладил бы по головке, по доброму обычаю, присущему всем людям…
Родители всегда лелеют надежду, что их детей, их подрастающее поколение впереди ждет более благополучное будущее, по сравнению с протекшим, и стараются, насколько позволяют их возможности честных тружеников, приблизить более верную, куда более светлую перспективу. Этого желали и к этому стремились твой отец, и его тогдашний молодой приятель, то бишь я, автор данной писанины в твой адрес (к сожалению, несколько запоздавшей по независящим от меня причинам к выходу «в народ» через эту благословенную газету «ДАТ») и, что скрывать, считающий твоего предшественника не кем иным, как самодовольной, лишенной элементарной чести и какой-либо совести личностью по ряду причин, о чем не кривя душой и не набираясь какой-либо храбрости, качества, которого, скажу не без некоторой гордости, у меня всегда хватало, поведал в своих адресованных ему «Письмах Поэта Президенту», которые были опубликованы частично в этой же газете, а в подытоженном виде вышли отдельной книгой в Москве, кстати, еще до официальной отставки ее адресата. Да я, действительно его «виртуальный палач», и держу в руках не допотопный топор или спусковой механизм более усовершенствованной формы наказания преступника, приговоренного к смерти, гильотины, а словесную секиру или петлю, рассчитанную на усредненную негодную человеческую шею, или все то же самое перо, правда, замененное в последние годы мышкой ноутбука (компьютер еще предстоит мне приобрести). Тебе, господин дипломат до мозга костей, должно быть ясно, что несоответствие первоначальных политических установок и результатов их практического осуществления, усилий и плодов – самое простое внешнее проявление деятельности худого по большому счету правителя. Судя по результатам прошедшего голосования на выборах, «работа» выпестованных им проворных, оборотистых представителей из разных, главным образом силовых, структур «Нур Отана», первыми ласточками которых были как раз те молодчики, совершавшие задолго до выборов опробованные еще в советские времена методы и приемы воздействия на массы, помимо пресловутых «подворовых обходов», о которых сообщалось выше, власть, не погнушавшись банальщины, наоборот, совершенствуя ее, нашла и использовала уже современные, изуверские виды обмана, например, что стоит применение находившихся в кабинах для голосования ручек с исчезающими чернилами?!
И все это обошлись налогоплательщикам вне всякого сомнения в кругленькую сумму, немалая часть которой наверняка осела в карманах вышестоящих «хозяев», не желающих для себя перемен и потрясений в новой общественно-политической ситуации. Отсюда и пошли помехи, вызывавшие сбои-перебои с сотовой связью, создававшие всяческие проблемы в работе почти всех мессенджеров, опустив таким образом информационную тьму на всю страну, и старания эти не пропали даром, дав результаты, ожидаемые ею, властью, зато ославившие ее в глазах объективных наблюдателей, а их было немало, ни в республике, ни вне ее.
Неужели отныне высокие акординские чертоги Астаны, где, похоже, в скором времени на бог весть каком основании обоснуешься ты, все так же будут блистать не столько внешней мишурой власти, сколько иллюзорной мудростью их нового хозяина, заменившего прежнего, при власти котором пировали-жирели на общегосударственном мошенничестве сплошные паразиты на теле общества — сырьевая олигархия н банковская «мафия» и за устроенным им плотным темным занавесом уже пятый год подряд растет количество эмигрантов из Казахстана? Банковская система страны – один из лидеров в СНГ по доле проблемных кредитов! Неужели власти снова не оставят и тени любви и милосердия к людям, подвергая их стрессам и агрессии, неужели снова станет невозможными сострадание и жалость к ним в тот период времени, когда всем им, отныне твоим поданным, скорее хочется избавиться от всего того, от чего на душе тяжело, тревожно, скучно и муторно, и дальше крутиться в круге невезения, будучи наглухо запертыми в беличьем колесе страданий.
Одним словом, господин недоправ, если ты сохранил искры здравого ума и благочестия, не должен забывать ни на йоту и постоянно помнить, что страна ведь впервые за долгие годы, бесплодно тянувшиеся на протяжении жизни нескольких поколений молодых и амбициозных политиков, таких же, как ты сам, которые имели право и могли законно претендовать на замену на высшем государственном посту Назарбаева, вздохнула с облегчением, когда узнала о «выборе» Последнего, павшем, кроме него самого, еще на кого-то, пусть и не того, естественно, по мнению одних, достойного, по мнению же других – «ломаного гроша не стоящего».
Я надеюсь и почти уверен, что тебя не постигнет ничего неожиданного и плохого, того, что случилось, как минимум, с другими двумя твоими несчастными земляками, наверное, и сослуживцами, бывшими явными претендентами на этот самый пост, которые ушли в небытие явно не своей воле, лишившись не только возможности участвовать на выборах, но и собственной жизни Теперь-то ты благополучно добрался до желаемой, в принципе, благородной цели – служить Отечеству в самой высокой ипостаси государственного чиновника? Но когда же ты, наконец, в конце-концов, порвешь злосчастную пуповину, скрепляющую тебя с т.н. Елбасы, этим своим как бы неразрывным, несмотря на разницу в возрасте, неестественным сиамским близнецом, любую проводимую им политику в какой угодно области ты всегда бездумно принимал на ура? Не забывай же в сегодняшнем нескончаемом суете сует о другом, несравненно, бесконечно близком тебе, скромном и праведном, тем и великом, человеке, о том, кто тоже беззаветно служил и оружием, как воин, и пером, как писатель, этому же Отечеству, народу, взрастившему его таким, каким его знали все, с кем он общался, то есть о своем отце. О его посильном участии в твоей судьбе я повествую тебе один штрих.
Однажды в разговоре со мной Кемел-ага признался мне в совсем уж маловероятном: иногда, в периоды стесненного в финансовом отношении состояния он, оказывается, тоже, как и я, один к одному, не покупал себе на улице мороженого в знойный летний день и не позволял баловаться пивом после помывки в бане (а я не садился, правда, уже в постсоветское время, еще в платный транспорт, дожидаясь его бесплатного, т.е. со льготой, предусмотренной для некоторых категорий пассажиров, когда такие категории появились в Москве), не позволяя на такие «мелочи быта» тратить лишние, как он считал, деньги из семейного бюджета. Тебе, уважаемый недоправ, предстоит охранять бюджет целой нагло оболваненной и вчистую ограбленной нации, коль ты избран президентом (если только это было действительно честно, а не по типу трамвайной гонки, в связи с чем нелишне вспомнить название фильма итальянского кинорежиссера Альдо Фабрици «Украли трамвай»), я готов благословить тебя в таком качестве на плодотворную деятельность в дальнейшем, и заклинаю тебя аруахом твоего отца, сделай все так, чтобы в первую очередь, как «бісміллә» или «отче наш», возвратить в бюджет государства, т.е. в карманы каждого из его жителей, твоих сограждан, которым ты будешь обязан по гроб за их доверие к тебе, вывезенные из Казахстана невесть куда, зато известно – кем, когда, как и даже куда именно, многие, не десятки, а сотни и, еще раз – сотни миллиардов в долларовом исчислении денег, хоть мытьем, хоть катаньем, коли надо, и тем, и другим, вообще любым, каким угодно способом, наказав расточителей-расхитителей народного имущества, как говорится, по первое число, то бишь предав (ладно, уж без «посадки на бамбук»), беспристрастному, суровому и справедливому суду, лучше международному, но ни в коем случае национальному, ныне наглухо убитому, превратившись в жалкий департамент при всесильной в Казахстане исполнительной власти, а все остальное как-нибудь, надо думать, приложится, лишь бы таким образом покончить раз и навсегда с растлевающей сущностью нынешней правящей верхушки, если только с тобой не получится так, что «летел мотылек на огонек да крылышки и сжег»…
Извини, Жомартжан, если тон моего к тебе обращения оказался жестким, но он может быть смягчен, если ты сможешь извлечь из него необходимые уроки, которые нужны не только и не столько для тебя, сколько для всех твоих сограждан в силу вверенной тебе конституционной власти, если ты откажешься от унаследованной порочной модели и отвратительного рисунка поведения, что сумел задать тебе, а сам сел на твою шею как жернов, казавшийся до вчерашнего дня многим Кощеем бессмертным правитель, методично и жестоко обездоливший всю страну. Тебе это как нечего делать, если ты только, опять-таки, действительно не совинен вместе с ним в чем-то нехорошем, противозаконном, что заставляет тебя покорствовать ему, и даже если это так, но ты сумеешь перестроить и научить свое сознание воспринимать реальность как она есть, тогда ты обретя свою самоидентичность, сможешь на вещи смотреть трезво, иначе тебе не зажиться. Но ведь ты, в конце концов, не вышел из чрева какого-то поверженного чудовища!
Ты же не будешь и впредь ходить под старым политическим колпаком, если по-настоящему почувствуешь обуревающее абсолютное большинство твоих сограждан ощущение эпохи порядка, коренных перемен, которое уже витает в воздухе, и начнешь же отстаивать их права и защищать жизненные интересы, окончательно перестав быть негодной эманацией никудышного своего предшественника, не желавшего благотворить кому-либо, помимо своего разгульно-развратного семейного клана, разжиревшего на нещадном и гадливо-гнусном грабеже злосчастной страны. Я предлагаю тебе не математическую заумь, т.е. не какую-то неразрешимую загадку, а простую и неизбежную, как восход или закат Солнца, реальность: только плотно и целеустремленно занявшись решением неотложных проблем, стоящих перед затаившей сейчас дыхание родной страной, не смея обмануть ожидания ее граждан, наладив в первую голову святая святых любого государства – судебно-правовую систему, без чего все твои обещания о подлинном демократическом мироустройстве в стране останутся пустой имитацией, не более, чем сотрясением воздуха. И она, эта система, должна действовать подобно карме, закону воздаяния, неизбежному и справедливому, только не на том, а на этом свете, когда всякий человек, рано или поздно (лучше, конечно, здесь и сейчас), получит то, что заслуживает, и лишь тогда ты сможешь стать тем, кем хотел бы видеть тебя твой великий родитель, а мой незабвенный Кемел-ага.
