«Общественная позиция»
(проект «DAT» №14 (331) от 07 апреля 2016 г.
Рассказы из жизни
Кажется, было это летом. В середине восьмидесятых.
Отправили меня от редакции «Ленинской смены», была такая знаменитая молодежная газета (ныне «Экспресс» К. – Ред.), далеко в область. Писать о животноводе. Так и сказали: «Нужен очерк о герое труда». Дали мне командировочное удостоверение, выписали суточные, ну и пожелали «творческих узбеков».
Приезжаю, значит. Областной актив уже весь в сборе. Ждут. Предупредили. Тогда с этим строго было. Республиканская газета все-таки. А их в то время было всего-то четыре на всю страну. Две центральные – коммунистические. Ну, и две молодежные. И тираж у «ЛС» был тогда за триста тысяч. Не то, что сейчас. А какие люди в ней работали! Легенды…
Ну вот, приезжаю. Захожу в обком партии. Меня встречают на уровне первого секретаря. Серийные пузатые дядьки в трафаретных пиджаках с карманами.
Объясняю: так, мол, и так. Нужен герой. Животновод. Хорошо бы – чабан. Желательно с трудовыми заслугами. Ну, и чтобы семьянин, «облико морале» и всё такое прочее.
Начальники подумали-подумали, потом загудели в один голос:
– О-о-о, это вам к Эпеке надо! Только к Эпеке. Мамырбаеву.
– Он у нас как раз такой. Образцовый.
– И шерсти государству сдает больше всех, и мяса, и овцематки у него – просто прелесть какие труженицы…
Словом, кандидатура хоть для «Правды».
Посадили меня в шестьдесят девятый «УАЗик» и – с ветерком на жайляу. Со мной еще два инструктора для подстраховки. Они мне по дороге всё про Эпеке подробности рассказывают. А дорога до-о-олгая. Пылим себе потихонечку.
А меня всё подмывает спросить: «Что это еще за Эпеке такое?».
Дело в том, что у нас, у казахов, нет мужского имени на «Э». Ну, я, во всяком случае, не слыхал. Встречаются, конечно, родители с фантазиями. И потом, мы, казахи, ужас, как детей любим. Вот и соревнуемся в чадолюбии. А потом живут люди с говорящими именами. И ничего уже не поделаешь.
Помнится, был у нас такой весельчак и балагур, душа компании. Звали Комбайн. Через дом от него жила Шайнек-апа. У ней и в паспорте так было записано. Дочь у них была – Пердыгуль.
А еще в универе на филологическом училась студентка, хорошенькая такая. Пимагуль звали.
Сосед наш по лестничной площадке, тихий, интеллигентнейший человек. По-моему, профессор биологии. Всю жизнь с ним расшаркивался: Ареке да Ареке. А потом вывесили список должников за свет в подъезде, так он, оказывается – Аргазм.
В поселковой стройчасти бухгалтером работал Ишанбек Сранович. Бригадиром был там же – Мутоляп. Жена его – Карлыгаш Кабановна…
Где-то на глаза попадалось имя – Акпантокпантураркожа. Просто страшно за его детей. Куда с таким отчеством?
А как вам табличка на двери в поликлинике: «Уролог-андролог Сексембаев А.М.»?
Про революционные и социалистические имена не буду сильно распространяться. Все слышали и знают.
Мне лично нравятся Кукуцаполь – Кукуруза царица полей. И Первосрака – Первая советская ракета. Есть еще вариант – Перкосрак, то есть Первая космическая ракета. Имеется тематическое продолжение – Урюрвкос («Ура! Юра в космосе»).
Да боже мой, у соседей наших, в Киргизии, живет человек по имени Биллклинтонбек! Лично знакомился.
У таджиков есть имя – Дододжон. У армян – Маньяк. «Ожерелье» означает. И Панос – в значении «удивительный», «светлый». (Тоже случается).
У дагестанцев и азербайджанцев довольно распространено имя – Пирдаз. У некоторых славянских народов есть Будило – встающий рано, значит.
На Украине можно встретить людей по фамилии Нестреляй и Ненадо. Полагаю, вполне актуально нынче звучат.
Встречаются еще Дурнопейка, Бздюк, Отютюнчик, Шмаровоз и Сухозад.
У французов есть имя Минет. «Котенок» в ласкательной форме.
У шведов – Пук и Пиппи.
У португальцев – Кака.
У индусов – Анал. У персов – Какули и Какулия.
У испанцев – Хули и Крысан.
У немцев – Кунигунда. Сокращенно – Куни.
У арабов – Биляд и Насри.
У афганцев – Гандал и Шиза…
Сразило наповал имя Ебинизер. У него есть производные формы: Еби, Ебинер, Ебизер, Ебер, Ебень, Эбень, Эби, Эбби, Эбинер.
У японцев есть имя Дайсуке. Означает «превосходный помощник». И Ботан – пион, значит.
У греков – Пердита и Примус. Есть еще Сосси. А еще – Онаний и Повсикакий. И женское – Феогнида. Вполне себе древние имена.
Про евреев говорить не буду. Они что угодно могут превратить в фамилию. Даже у нас на телевидении работал оператор – Сруль Никита.
На Хайнане меня сопровождал гид с бейджиком на груди: «Dzin Hui». Голос у него еще был такой звонкий-звонкий.
В Сирии у меня остался друг. Ученый-мамлюковед. По национальности он иранец. Зовут Достали. Друг у него есть – Нафик. Жену друга зовут Хана. Счастье, значит, обилие и блаженство.
Но что-то я отвлекся. Просто тема благодарная. И бесконечная. Лучше вернемся к Эпеке.
Едем мы по извилистой тряской дороге. Разговоры разговариваем. А меня все догадки разные мучают. Ну не Эдуард же, в конце концов? Вряд ли – Элвис. И уж точно не Эдмонд.
К обеду добрались наконец. Выходим из машины.
И… Картина маслом! Ну, чистый Лувр, твою мать! Красота!
У подножья величественных гор с белоснежными маковками мирно щиплет травку отара овечек. По синему-синему небу плывут пушистые облака. Чуть поодаль стоит аккуратненькая юрта. Рядом – навытяжку чабан. Уже вырядился. Костюм надел с орденами и медалями. Наверняка тоже успели предупредить. Жена в платке и камзоле с узорами. Ну, и дети чабанские. Кучка. Помытые по случаю. Выстроены по росту.
Я подхожу, протягиваю руку:
– Ассалаумалейкум, аға! Ермек менің атым (Ермек меня зовут).
– Уагалейкумассалам! – отвечает заслуженный человек и, глядя в глаза, простодушно так добавляет: – Эпизод.
Ну, вот. Ларчик, оказывается, просто открывался. А я-то голову ломал…
Что ж, думаю, Эпизод так Эпизод. Хотя, если поднатужиться и поскрести в памяти, так далеко наша родимая казакпайская фантазия еще не заходила.
Посидели. Чаю попили. Беш поели. Милые, простецкие люди. Настоящие. От земли.
Записал я, значит, расширенное интервью (диктофонов тогда еще не было). Чувствовалось, что Эпизод-ага – человек опытный. Оттарабанил свою часть орденоносной биографии, как по писаному, и замолк. Повисла короткая пауза. И тут он склоняется ко мне и с улыбкой так заговорщески спрашивает:
– Ну и?
– Чего?
– Почему не задаешь свой главный вопрос?
Я ему тоже с улыбкой:
– Ну, и почему?
И он рассказывает.
Дед его, Мамырбай, был чабаном. И отец его, Саяк, тоже был чабаном. И как-то однажды, когда отец в очередной раз выгнал на выпас своих баранов, в степь наведалась горластая шумная компания. Отец из любопытства подъехал ближе. Оказалось – киношники. Приехали снимать натуру. В годы войны «Мосфильм» перевезли в Алма-Ату. А вместе с ним и многих знаменитых деятелей искусства.
Весь день до самого вечера Саяк крутился рядом с этими забавными людьми. Вернулся только к ночи. И тут выскакивают к нему навстречу бабоньки с криками:
– Суюнши, Саяк! Суюнши! Жена твоя родила сына! Десятого! Как назовешь?
А чего тут думать? Понравилось Саяку загадочное слово – Эпизод.
Вот и всё, собственно.
Не стал я спрашивать Эпизод-агу, а что было бы, если б отцу понравилось, скажем, какое-нибудь другое необычное слово? Хлопушка, например? Или штатив? Камерваген? Да и вообще, на съемочной площадке иной раз такие слова можно услышать, что не дай бог… Как потом с такими именами жить? Даже представить страшно.
Но история имеет продолжение. Дело в том, что у самого Эпизода-ага – девять детей, и последнего – младшего, любимого – назвали Қадір. Понятно, кто назвал. В итоге получилось – Кадр Эпизод-улы Мамырбай.
Вот что значит волшебная сила искусства! И вы еще спрашиваете, как я в кино попал…
А очерк я тогда написал. Хвалили на планерке.
Ермек
ТУРСУНОВ