Герольд БЕЛЬГЕР Плетенье ЧЕПУХИ: Власть и художники

«Обще­ствен­ная позиция»

(про­ект «DAT» №39 (356) от 27 октяб­ря 2016 г.

 

Смысл воль­ных строк

 

 

Про­бле­ма худож­ни­ка и вла­сти сто­ит издрев­ле. Сто­ит и будет сто­ять всегда.

Неред­ко дого­ва­ри­ва­лись, додис­ку­ти­ро­ва­лись до того, что власть от Бога, вла­сте­лин-пове­ли­тель – тень Бога на зем­ле, а коли так, она, власть, неиз­мен­но пра­ва, свя­щен­на, высту­па­ет от име­ни обще­ства, бери боль­ше – от наро­да. А, сле­до­ва­тель­но, худож­ник дол­жен послуш­но и пре­дан­но ей под­чи­нять­ся, неукос­ни­тель­но выра­жать ее волю и при­хо­ти, ина­че худож­ник шага­ет не в ногу, ото­рвал­ся от реаль­ной жиз­ни, он, мяг­ко гово­ря, ослуш­ник, неук-саяк, отще­пе­нец, ина­ко­мыс­ля­щий-дис­си­дент, и на него впо­ру спус­кать всех собак.

Понят­но, худож­ник дума­ет ина­че. Он ведь сам с уса­ми. Он видит мир по-сво­е­му. И выра­жа­ет его так, как видит. И ника­кой дик­тат ему не указ. Он обла­да­ет божьим даром. Он может заявить дерз­ко, как Бет­хо­вен: «Пра­ви­ла запре­ща­ют, а я разрешаю!»

Такой вот – оби­жен­но гово­ря – веч­ный антагонизм.

Я, конеч­но, на сто­роне худож­ни­ков. Испо­ве­дую сво­бо­ду. Убеж­ден­но ратую за сво­бо­ду сло­ва. Одна­ко в состо­я­нии понять и моти­вы вла­сти, т.е. ее про­из­вол – про­све­щен­ный или дубо­лом­ный, сума­сброд­ный. В какие бы одеж­ки она ни рядилась.

Хоте­лось бы вожде­лен­ной гар­мо­нии. Но в тан­де­ме Худож­ник и Власть она, кажет­ся, немыс­ли­ма, невоз­мож­на. Мож­но – в луч­шем слу­чае – заклю­чить какую-то сдел­ку, дого­во­рить­ся до како­го-то кон­сен­су­са. В опре­де­лен­ных рамках.

Что и гово­рить, мате­рия тон­кая, слож­ная. Оче­вид­но: есть власть и власть. Есть худож­ник и худож­ник. Вник­нуть в эти поня­тия не так-то просто.

Фило­соф Вален­тин Тол­стых в интер­вью, дан­ном еще в 1989 году газе­те «Прав­да», заме­тил: «…за власть мы часто при­ни­ма­ем ее мас­ку, внеш­нюю сим­во­ли­ку и атри­бу­ти­ку, в то вре­мя, как «пра­вит бал» неви­ди­мая гла­зу идео­ло­гия вла­сти. Она рас­пы­ле­на, про­ни­зы­ва­ет все поры и клет­ки наше­го повсе­днев­но­го бытия, вплоть до само­чув­ствия. И мы, созна­вая или не созна­вая того, все нахо­дим­ся во вла­сти вла­сти (про­сти­те за тав­то­ло­гию). Мы ею «осве­ще­ны», и мало кому уда­ет­ся уйти «в тень», сохра­нить свою само­сто­я­тель­ность, суверенность».

В пря­мых отно­ше­ни­ях худож­ни­ка и вла­сти, как пра­ви­ло, про­ис­хо­дит мно­го анек­до­ти­че­ско­го (вспом­ним фак­ты нашей памя­ти – Ста­ли­на, Жда­но­ва Хру­ще­ва, Сус­ло­ва и сонм «дик­тат­ни­ков» калиб­ром помень­ше, вплоть до совре­мен­ных домо­ро­щен­ных аки­мов и акимчиков).

О раз­ных само­ду­рах-Неро­нах всех вре­мен и наро­дов и речи нет.

Худож­ни­ки зача­стую откро­вен­но сме­ют­ся над вла­стью. И поде­лом! Над вла­стью в меру разу­ме­ния все­гда поте­шал­ся и про­стой люд.

Власть в той или иной сте­пе­ни тра­ви­ла-пре­сле­до­ва­ла худож­ни­ков все­гда. Их вос­при­ни­ма­ла власть оппо­зи­ци­о­не­ра­ми, а то и явны­ми или скры­ты­ми вра­га­ми. Вален­тин Тол­стых в упо­мя­ну­том выше интер­вью вспо­ми­на­ет рас­пра­вы над твор­че­ством Пла­то­но­ва, Бул­га­ко­ва, Мей­ер­холь­да, Пастер­на­ка, Ахма­то­вой, Зощен­ко, Шоста­ко­ви­ча, Тар­ков­ско­го – в искус­стве; в нау­ке и фило­со­фии – с Чая­но­вым, Вави­ло­вым, Фло­рен­ским, Лосе­вым, Туполевым.

О, их мно­го, много…

Мож­но доба­вить казах­ских выда­ю­щих­ся лич­но­стей – Мух­та­ра АУЭЗОВА, Каны­ша САТПАЕВА. Тоже спи­сок будет длинный…

Свое­об­раз­ный фарс: дорвет­ся иной Ива­нуш­ка или Мырқым­бай до вла­сти и тут же счи­та­ет себя впра­ве навя­зы­вать худож­ни­кам свой вкус, свою волю, свой каприз, свое невежество.

Меж­ду тем худож­ник и Мырқым­бай во вла­сти есть вещи несовместные.

О том гово­рит фило­соф В. Тол­стых в интер­вью чет­верть­ве­ко­вой давности.

«Еще более суще­ствен­но то, что худож­ник по при­ро­де сво­ей есть чело­век все­об­щий, «чело­век чело­веч­но­сти». Тут совсем осо­бый мас­штаб вла­сти, воз­дей­ствия. Одна­жды создан­ные сказ­ки Пуш­ки­на и рома­ны Тол­сто­го будут жить века, ста­но­вясь духов­ной пищей все новых и новых поко­ле­ний людей. В этом вели­чай­шая сила и тай­на искус­ства, что оно раз­го­ва­ри­ва­ет на язы­ке, понят­ном людям раз­но­го укла­да жиз­ни, тра­ди­ций, веро­ва­ний, убеж­де­ний. Худож­ник гово­рит с веч­но­стью – это­го никак не могут ура­зу­меть, увы, ина­че поли­ти­ки и чинов­ни­ки, чья власть огра­ни­че­на во вре­ме­ни и пространстве».

Духов­ный бес­пре­дел, неком­пе­тент­ность, серость и узость, апломб и само­дур­ство, низ­мен­ное пред­став­ле­ние о при­ро­де искус­стве, зам­ше­лый при­ми­ти­визм и казах­стан­ский элит­ный социум.

 

Ну, и в чем дело? Где корень глупости?

Фило­соф Вален­тин Тол­стых отве­ча­ет: «Абсо­лют­ная власть, импер­ская или монар­шья, пусть самая про­све­щен­ная и циви­ли­зо­ван­ная, под­хо­дит к чело­ве­ку и обще­ству с точ­ки зре­ния «исполь­зо­ва­ния». А если к это­му доба­вить, что искус­ству и худож­ни­ку мно­гие деся­ти­ле­тия явно не вез­ло на «про­све­щен­ных» пра­ви­те­лей, то ситу­а­ция выгля­дит еще печаль­нее. Так что, преж­де чем гово­рить о нрав­ствен­ном импе­ра­ти­ве, надо ска­зать о неком­пе­тент­но­сти, позна­ва­тель­ной без­от­вет­ствен­но­сти, узо­сти взгля­дов и раз­гу­ле вку­со­вла­стия, часто весь­ма невы­со­ко­го по сво­е­му уровню».

Так и я о том же пыта­юсь сказать.

По кон­фор­мист­ско­му пути пошло боль­шин­ство казах­стан­ских худож­ни­ков. Я знаю сво­их кол­лег, знаю, как они мыс­лят, чтó они дума­ют о сво­ей стране, о сво­ем наро­де, о сво­ей вла­сти, об исто­ри­че­ской ситу­а­ции. Вер­но и трез­во дума­ют. Ведь на зем­ле живут, не с луны сва­ли­лись. Но по раз­ным при­чи­нам пред­по­чи­та­ют гово­рить не то, чтó дума­ют, а то, что, по их разу­ме­ни­ям, угод­но вла­стям в надеж­де что-то иметь, что-то запо­лу­чить за свое лизо­блюд­ство и пят­ко­ли­за­ние, мур­лы­ча под нос: «Мы толь­ко мош­ки, мы ждем кор­мёж­ки, аля­у­ляй, ахай­ляу…». Им, этим «жопе­ке», совсем не важ­но, чтó дума­ет о них народ, им важ­нее все­го пота­кать власть пре­дер­жа­щим, упо­вая на их бла­го­склон­ность и бла­го­де­я­ние. Жизнь, мол, дает­ся толь­ко раз, так зачем обре­кать себя на лише­ния и замал­чи­ва­ния, если мож­но гру­бой, гнус­ной, лобо­вой лестью убла­жать свою пен­деш­ную натуру.

Фило­соф Вален­тин Тол­стых утвер­жда­ет: «Я убеж­ден, что власть и худож­ник в одном лице несо­еди­ни­мы, чуж­ды друг другу».

Я с этой кате­го­рич­но­стью абсо­лют­но согла­сен. Мне года­ми при­хо­ди­лось наблю­дать за пове­де­ни­ем и миро­воз­зрен­че­ской транс­фор­ма­ци­ей мно­гих моих зна­ко­мых и кол­лег, очу­тив­ших­ся в высо­ких крес­лах вла­сти (сре­ди них были и есть писа­те­ли, уче­ные, поэты, жур­на­ли­сты, интел­лек­ту­а­лы) и не ска­жу, что они сохра­ни­ли свой талант, свою инди­ви­ду­аль­ность, свои честь и досто­ин­ство, свое рено­ме; очень мно­гие луч­шие свои каче­ства они рас­те­ря­ли и пре­вра­ти­лись в затас­кан­ный рупор обман­чи­во­го офи­ци­о­за и вре­мен­ной идео­ло­гии. Ухо­ди­ли и ухо­дят они из вла­сти поблек­ши­ми, посе­рев­ши­ми, обес­кров­лен­ны­ми, оту­пев­ши­ми, буд­то враз лиши­лись духа или про­да­ли душу дьяволу-шайтану.

Допус­каю, что ради пости­же­ния при­ро­ды вла­сти, воз­мож­но, даже целе­со­об­раз­но вхо­дить нена­дол­го в эту скольз­кую сфе­ру, но задер­жи­вать­ся в ней года­ми – гибельно.

 

Народ это видит. И народ не обма­нешь. Заво­е­вать же его любовь – труд­но, а поте­рять ее за понюш­ку таба­ку – про­ще простого.

Опять про­ци­ти­рую фило­со­фа Вален­ти­на Толстых.

«Поста­вим вопрос рез­че. Надо ли худож­ни­ка допус­кать к вла­сти? Не пор­тит ли она худож­ни­ка? Разу­ме­ет­ся, пор­тит, неко­то­рых – еще как. И это быст­ро ста­но­вит­ся замет­но, даже нево­ору­жен­ным глазом».

Ясно одно: власть в любой фор­ма­ции при­хо­дит­ся тер­петь. Без нее не обойтись.

Но и худож­ник дол­жен оста­вать­ся худож­ни­ком. У него иная мис­сия. Иная сте­зя. Иной жре­бий. Он дол­жен слу­жить сво­е­му Вре­ме­ни, а не временщикам.

(Сен­тябрь, 2013)

 

Куль­тур­тре­гер

Я с ним позна­ко­мил­ся в 80‑х годах про­шло­го века, когда он из холод­но­го края пере­ехал в теп­лую, сол­неч­ную Алма-Ату. Высо­кий, под­жа­рый, непри­тя­за­тель­ный с виду, общи­тель­ный, он про­из­во­дил впе­чат­ле­ние чело­ве­ка тер­то­го, зака­лен­но­го в тяже­лом тру­де, с лих­вой познав­ше­го житей­ских лише­ний. Внешне ни дать, ни взять суро­вый масте­ро­вой. Менее все­го он был похож на книж­ни­ка, чело­ве­ка умствен­но­го тру­да. И было как-то стран­но, что вся его жизнь свя­за­на с миром книг и выда­ю­щих­ся исто­ри­че­ских личностей.

Он не одна­жды бывал у меня. И встре­ча­лись мы часто. Пора­жал он сво­ей осве­дом­лен­но­стью, сыпал име­на­ми, дата­ми, раз­ны­ми ред­ки­ми сведениями.

Он охот­но высту­пал в редак­ци­ях, изда­тель­ствах, в Сою­зе писа­те­лей, Ака­де­мии наук, в биб­лио­те­ках, в самых высо­ких интел­лек­ту­аль­ных сфе­рах, удив­ляя сво­ей увле­чен­но­стью, мно­го­знай­ством, трудолюбием.

С 15 лет он неустан­но, без пере­ры­вов рабо­тал над тита­ни­че­ским тру­дом всей сво­ей жиз­ни – биб­лио­гра­фи­че­ским, испо­лин­ским, уни­каль­ным спра­воч­ни­ком, назван­ном им кра­си­во и ярко «Люди голу­бой планеты».

Со вре­ме­нем узнал: родил­ся во Вла­ди­во­сто­ке, роди­те­ли – науч­ные работ­ни­ки, страсть к кни­ге просну­лась еще в ран­нем дет­стве, читать начал с четы­рех лет, с мало­лет­ства увлек­ся кол­лек­ци­о­ни­ро­ва­ни­ем марок, откры­ток, книг, отли­чал­ся любо­зна­тель­но­стью, ред­чай­шей усид­чи­во­стью, обла­дал изу­ми­тель­ной, цеп­кой памя­тью на кни­ги и имена.

По про­фес­сии фельд­шер-аку­шер, потом шах­тер, мастер-взрыв­ник, рабо­тал на золо­том при­ис­ке, жил во Вла­ди­во­сто­ке, в Ново­си­бир­ске, в Кеме­ро­во, Мага­дане. И где бы ни жил, кем бы ни рабо­тал, изо дня в день впи­сы­вал в амбар­ные кни­ги име­на и дея­ния выда­ю­щих­ся людей Голу­бой пла­не­ты за 44 (!) сто­ле­тия, запол­нял раз­ны­ми све­де­ни­я­ми – от руки! – тыся­чи и тыся­чи картотек.

Не чело­век – явле­ние. Диво див­ное! Зва­ли его Алек­сандр Сер­ге­е­вич Данилов.

Ныне его ста­ли забы­вать, почти забы­ли. А при жиз­ни о нем было напи­са­но более 200 ста­тей в Рос­сии, в Казах­стане и за рубежом.

Кни­го­лю­бы, биб­лио­те­ка­ри, нерав­но­душ­ный к куль­ту­ре люд зна­ли его повсе­мест­но. Назы­ва­ли его по-вся­ко­му: кол­лек­ци­о­нер имен, энту­зи­аст-биб­лио­фил, хра­ни­тель исто­рии, гени­аль­ный биб­лио­те­карь, энцик­ло­пе­дист, про­фес­си­о­нал высо­ко­го клас­са. Таким он, в сущ­но­сти, и был.

Я его назы­вал Куль­тур­тре­ге­ром. С боль­шой бук­вы. Сам же он атте­сто­вал себя биб­лио­гра­фом, заслу­жен­ным дея­те­лем куль­ту­ры республики.

Что из себя пред­став­ля­ла гигант­ская руко­пись «Люди голу­бой планеты»?

Око­ло трех­сот тысяч имен, заклю­чив­ших в себе более трех мил­ли­о­нов биб­лио­гра­фи­че­ских све­де­ний, ссы­лок. Отку­да источ­ни­ки? Из газет, жур­на­лов, книг, инфор­ма­ци­он­ных программ.

Еже­днев­но Алек­сандр Сер­ге­е­вич попол­нял свой спра­воч­ник 75–100 кар­точ­ка­ми. Рабо­та про­дол­жа­лась без мало­го 60 лет! Для срав­не­ния: столь­ко све­де­ний не было ни в биб­лио­гра­фи­че­ских ука­за­те­лях Вен­ге­ро­ва и Мод­за­лев­ско­го, ни в биб­лио­те­ке Кон­грес­са США. В 30-том­ную БСЭ вошло око­ло два­дца­ти тысяч пер­со­на­лий. У Дани­ло­ва в 14–15 раз больше.

Пред­став­ля­е­те?!

О ком­пью­тер­ном набо­ре это­го богат­ства он толь­ко гре­зил, сту­чал­ся в две­ри раз­ных куль­тур­ных и науч­ных учре­жде­ний, искал спон­со­ров, оби­вал поро­ги меце­на­тов, писал «слез­ни­цы» в высо­кие инстан­ции, под­счи­тал, что нуж­но при­мер­но 85 тысяч дол­ла­ров для осу­ществ­ле­ния желан­ной цели. В книж­ном фор­ма­те, по мне­нию Алек­сандра Сер­ге­е­ви­ча, это состав­ля­ло «все­го-навсе­го» восем­на­дцать томов плюс три тома иллю­стра­ций. Он раз­ра­бо­тал такую ком­пакт­ную, эко­ном­ную систе­му, по кото­рой за счи­тан­ные мину­ты мож­но было извлечь нуж­ные све­де­ния из ящич­ков и амбар­ных книг.

К нему обра­ща­лись за помо­щью иссле­до­ва­те­ли ото­всю­ду, в т. ч. из зару­беж­ных стран. Он бес­ко­рыст­но отве­чал на все запро­сы. Самые иску­шен­ные поис­ко­ви­ки зна­ли, что наи­бо­лее точ­ные и исчер­пы­ва­ю­щие све­де­ния о тех или иных мало-маль­ски извест­ных лич­но­стях мож­но най­ти толь­ко у Дани­ло­ва. Он уве­рял, что полу­чил 26 тысяч запрос­ных писем, из них соб­ствен­но­руч­но отве­тил на 14 тысяч.

Еще раз напом­ню: биб­лио­гра­фи­че­ский охват Дани­ло­ва соста­вил 44 века, т.е. нача­ло – 24‑й век до новой эры. Вот такие мас­шта­бы этой махины!

Делил сво­их «кли­ен­тов» биб­лио­граф Дани­лов на три кате­го­рии: а) кори­феи, б) гении, в) таланты.

Меня такая клас­си­фи­ка­ция сму­ща­ла и уми­ля­ла, ибо я знал, что в одном нашем Сою­зе писа­те­лей Казах­ста­на нахо­ди­лись, по край­ней мере, 10 кори­фе­ев, 20 гени­ев, а талан­тов несколь­ко сот. Дани­лов все­рьез уве­рял: кори­фе­ев за 44 сто­ле­тия наби­ра­ет­ся три тыся­чи, гени­ев – 20 тысяч, осталь­ные – про­сто талан­ты в раз­ных сферах.

Пом­ню, как одна­жды Алек­сандр Сер­ге­е­вич высту­пал перед ауди­то­ри­ей рос­сий­ских нем­цев в редак­ции «Фройнд­шафт». Сво­им сло­ва­рем он всех заво­ро­жил, заин­три­го­вал. Ста­ли зада­вать каверз­ные вопро­сы: а такой-то уче­ный, писа­тель, дея­тель немец­кой наци­о­наль­но­сти в вашем сло­ва­ре есть?

«Есть!» – отве­чал Дани­лов и начал пере­чис­лять немец­кие фами­лии на рус­ский лад.

Назвал он и мой пер­со­наль­ный номер (в каком-то блок­но­те он у меня запи­сан) и заме­тил, что в его кар­то­те­ке чис­лит­ся некий пуб­ли­цист-жур­на­лист кон­ца XIX века по фами­лии Бель­гер, на кото­ро­го дела­ет ссыл­ку Ленин в таком-то томе ПСС. Есть еще поэт Боль­гер и шах­ма­тист Бильгер.

Все мож­но было най­ти в «Людях голу­бой пла­не­ты» А. С. Данилова.

Или – точ­нее – почти все.

Ну, и где ныне нахо­дит­ся этот кладезь?

Не знаю.

Знаю толь­ко, что спон­со­ров и доб­ро­хо­тов-изда­те­лей в Казах­стане не нашлось. Знаю, что в Рос­сии некая част­ная ком­па­ния вро­де как наме­ре­ва­лась вло­жить все све­де­ния в ком­пью­тер. Знаю, что как-то что-то обе­щал и извест­ный мил­ли­ар­дер Д. Сорос. Увы, ни одно наме­ре­ние так и не осуществилось.

Меж­ду тем годы мель­ка­ли. Здо­ро­вье все ухуд­ша­лось. Силы тая­ли. Житей­ские нела­ды про­яви­лись все явствен­ней. О биб­лио­гра­фе А.С.Данилове по-преж­не­му писа­ли, даже, слу­ча­лось, вру­ча­ли какие-то награ­ды или пре­мии в виде дипло­мов и гра­мот. Но глав­ное дело с места не сдвинулось.

В послед­ний раз я видел Алек­сандра Сер­ге­е­ви­ча на какой-то выстав­ке или пре­зен­та­ции в Доме-музее М. О. Ауэ­зо­ва. После недав­не­го инсуль­та он выгля­дел осу­нув­шим­ся, рас­те­рян­ным. Одна рука висе­ла пле­тью, нога не гну­лась. Гово­рил пло­хо, пытал­ся что-то запи­сы­вать в заму­со­лен­ной тет­рад­ке. Взгляд помут­нел. В зрач­ках плес­ка­лись боль и озабоченность.

И по теле­фо­ну он гово­рил с нату­гой, невнятно.

И вско­ре, рас­крыв какую-то мест­ную газе­ту, я уви­дел его фами­лию и зна­ко­мое фото в тра­ур­ной рамке.

Я обо­млел.

И что ста­ло с его дети­щем, так и не знаю. Может, уда­лось опре­де­лить в руко­пис­ный фонд какой-нибудь биб­лио­те­ки? Или пере­дать в надеж­ный архив?

Слу­хи дохо­ди­ли неуте­ши­тель­ные. Вер­ные поклон­ни­ки Дани­ло­ва один за дру­гим ухо­ди­ли в мир иной.

Недав­но опро­сил зна­ко­мых, что-то знав­ших об Алек­сан­дре Сер­ге­е­ви­че Дани­ло­ве. Ниче­го вра­зу­ми­тель­но­го не узнал.

Бед­ный, бед­ный Культуртрегер!

Горь­ка судь­ба Спо­движ­ни­ков и Раде­те­лей культуры…

Ratel.kz