И она будет тикать до первого катастрофического ливня. А потом рванёт…
Завершаю публикацию интервью с доктором географических наук Александром Хорошевым, доцентом по кафедре физической географии и ландшафтоведения географического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.
См. первые части беседы:
«Искусственное озеро на Кокжайлау будет расположено на тектоническом разломе», 3 октября
https://www.facebook.com/vadim.boreiko/posts/1738305946296921
«Шлагбаум для братьев наших меньших», 5 октября
https://www.facebook.com/vadim.boreiko/posts/1740429509417898
С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ТУРИСТА, ПРИЕХАВШЕГО ИЗДАЛЕКА
В. Б.: Александр Владимирович, пока я услышал ваши замечания и претензии только к документу – предОВОС (предварительной оценке воздействия на окружающую среду, см.: https://www.kokjailau.kz/about/pred). Хотите сказать, что, если они будут учтены в окончательном варианте, ОВОС, вы благословите строительство курорта?
А. Х.: Это следующий сюжет. Может, с него надо было начать. Но мы стали об предОВОСе говорить. Этому документу положено подвергаться экспертизе, поэтому я и рассказываю, что спросил бы у разработчиков на общественных слушаниях.
Но совсем другое дело: правомерна ли вообще постановка такого вопроса?
В. Б.: Какого – допустимо ли на Кокжайлау строительство?
А. Х.: Да. Во-первых, я скажу с профессиональной точки зрения – как специалист по ландшафтно-экологическому планированию. Во-вторых – как турист. Я классический экотурист, который любит природу и всегда проводит на природе отпуск, часто в горах. Отдыхал у вас в прошлом году, ходил на Кокжайлау со своими бывшими студентками.
Что мы имеем здесь? Большой город с разными группами населения, у которых разные доходы и разные интересы. Довольно большое количество приезжих. Им, прежде всего, хочется подняться повыше. Я сейчас о себе говорю: мне интересны 3000 м, 4000 м. Например, в прошлом году мы с удовольствием прошли от Чимбулака до ледника Туюксу и даже немножко выше. Где-то на 3400 м мы поднялись и сверху могли смотреть на ледник. Грандиозно, кстати. На Кавказе ничего подобного я не видел.
Поскольку, приехав издалека, я буду стремиться попасть максимально высоко, то мне вполне подходит Чимбулак. Там я поселюсь (как, собственно, и сделал), там есть канатная дорога, есть дорога по долине, куда можно пройти пешком: все эти возможности я использовал. Осмотрел всё что мог. Если бы там предоставлялись услуги по конным прогулкам, я бы воспользовался, потому что это позволило бы увидеть больше. Очень странно, что там такой услуги нет.
Я турист издалека. Вероятно, так же рассуждают немцы, американцы, китайцы, которые туда приехали. Для них это очень далекий и высокий регион в глубине континента, с высотами, которых в Альпах, например, нет. То есть это реальная экзотика.
Если мы говорим, что нас, кроме этой категории туристов с деньгами и издалека, никто не интересует, — ну, тогда громоздим как можно больше канатных дорог везде.
В. Б.: На таких и был ориентирован старый проект КЖ.
КОКЖАЙЛАУ – ПРИНЦИПИАЛЬНО ДРУГОЙ ВИД ОТДЫХА, НЕЖЕЛИ ЧИМБУЛАК
А. Х.: Да, на безумное количество людей. Теперь что касается Кокжайлау. Сейчас это принципиально другой вид отдыха. Он ничего не стоит, кроме 80 тенге на автобус. Это близко. Это доступно. И этому, как я понял из разговоров с теми, с кем общался, нет альтернативы. То есть Чимбулак для них – событие, раз год, да и то с гостями. Алма-Ата ходит на Кокжайлау в силу доступности, бесплатности и во всех отношениях благодатности.
В. Б.: В черте города это действительно, пожалуй, едва ли не единственное место в горах, где не наткнешься на забор, шлагбаум, частную территорию.
А. Х.: Я в этот приезд поднимался на плато со стороны Большой Алматинки, и первое, на что обратил внимание, — это тишина. Какая-то особая. Лошади пасутся, прекрасный пейзаж, который для городского жителя – бальзам на душу. И такое место должно быть! Поток людей туда увеличивается, оно становится очень популярным.
Для рекреации около большого города хорошо разнообразие возможностей. То есть Чимбулак – это одна ниша. Кокжайлау – принципиально другая. Если на плато создать второй Чимбулак – это значит, что большая часть жителей Алма-Аты, предпочитающих бесплатный, пеший, с физическими нагрузками (что тоже важно) туризм, будет лишена привычной тропы.
Я видел на плато до сотни людей. Они же не на Чимбулак поехали, а сюда. Для них это уникальное место. И власти города обязаны обеспечить рекреационные возможности для всех категорий. Для местных и для приезжих. Для богатых и менее богатых. Для тех, кому нужен абсолютный комфорт, с ресторанами, красивыми лесенками, картинками и магазинами. И должно быть что-то для тех, кто не хочет ничего этого видеть. Это городские жители, которые устали от смога, зданий, асфальта и хотят видеть траву и деревья, слушать птиц.
На мой взгляд, это самая принципиальная вещь – город должен дать разные рекреационные возможности разным категориям людей.
СКАЗКИ ПРО ОПРОСЫ ОСТАВИМ В ПОКОЕ
В. Б.: На презентации проекта КЖ говорилось, что посетителями курорта будут: 60% алмаатинцев, 20% других казахстанцев, 20% иностранцев.
А. Х.: Надо посчитать, сколько алмаатинцев хотят потратить на отдых минимум времени и денег и увидеть на своем пути минимум домов и машин. Судя по тому, что я видел и вы говорите, это многие тысячи.
В. Б.: Опросы на тему «Вы за или против строительства курорта на Кокжайлау?» показывали совершенно противоположные результаты. В зависимости от того, кто их проводил — сторонники или противники проекта.
А. Х.: Нужен абсолютно универсальный и научный опрос с репрезентативной выборкой, который учтет все возрастные категории, уровень образования, мужчины-женщины, ну, как положено. Даже пусть это будет опрос ангажированный, людей же не каленым железом станут пытать, чтобы они такой ответ дали.
В. Б.: Александр Владимирович, ну мы же с вами в похожих странах живем. У нас говорят: не важно, как голосуют, — важно, кто голоса считает. Так что давайте не рассказывать друг другу сказки про опросы.
А. Х.: (Смеется.) Ну, конечно, я сейчас с идеалистических позиций подхожу. Если это реально тысячи людей, они имеют право…
В. Б.: По крайней мере, их не меньше, чем лыжников.
ВСЁ УНИКАЛЬНОЕ ЗАСЛУЖИВАЕТ ОХРАНЫ
А. Х.: Если возвращаться к ландшафтному планированию, в нем есть серия ключевых правил. И одно из них звучит так: всё редкое и уникальное заслуживает как минимум щадящего режима, а как максимум – охраны.
Если мы выбираем место, где необходимы радикальные нарушения ландшафта, это должен быть ландшафт типичный и широко распространенный.
Бывают, правда, ситуации, когда наиболее привлекательным местом является уникальный ландшафт. И люди едут специально, чтобы им полюбоваться. Тут дилемма: как его одновременно и сохранить, и показать.
Но эти технологии хорошо известны. Воспользуюсь примером Куршской косы (узкая полоска суши шириной от 400 м до 3 км и длиной около 100 км, разделяет Балтийское море и Куршский залив, одна половина косы расположена в Калининградской области, вторая в Литве. – В. Б.). Она входит во Всемирное культурное наследие ЮНЕСКО, я там работал. Уникальность заключается в гигантских дюнах. Там сделаны дорожки – настил деревянный, смотровая площадка на краю этой дюны – и эта дюна показывается с краю. Мы ей любуемся, но мы ее не нарушаем.
Надо сказать, что в новом предОВОС как-то об этом думали. И разработчик верно сделал, разместив постройки строго с краю плато. Не так, как в предыдущем проекте: там была застроена вся долина. А сейчас нарушается минимальная площадь. В принципе, это правильно.
Но это после того, как мы решим принципиальный вопрос, можно ли уникальное урочище осваивать.
ИЗ-ЗА КУРОРТА СВЯЩЕННОЕ МЕСТО ИСЧЕЗНЕТ
А. Х.: На мой взгляд, это уникальный рекреационный ресурс для большой группы людей, который, кроме туристического, имеет для них еще и огромное духовное, даже сакральное значение. Урочище в их понимании — священное место, причем не в религиозном смысле, а в повседневном.
А если здесь создается второй Чимбулак – этот ресурс исчезает.
Как я понял, тут альтернативы [подобному урочищу] нет. И если Кокжайлау будет застраиваться, эта группа людей, скорее всего, просто перестанет ходить в горы. Или будет это делать реже.
Если на плато протянут легкодоступную канатную дорогу, часть людей перестанет урочищем пользоваться: толпа им и в городе надоела.
По-моему, на Куршской косе я видел слоган – «Роскошь уединения». На Кокжайлау, конечно, не совсем уединение. Но там уединиться можно – есть где.
СКОЛЬКО БУДЕТ ТИКАТЬ БОМБА?
В. Б.: Вы же следите за тем, что происходит с природой вокруг Сочи после Олимпиады, с которой минуло уже больше четырех с половиной лет. Попробуйте спроецировать те последствия на Кокжайлау: что на плато может случиться?
А. Х.: Первое – это, конечно, активизация селевых процессов, о которых при проектировании думали достаточно мало. В Красной Поляне склоны сложены из неустойчивых осадочных пород, поэтому осыпи и сели возникают там очень легко.
Здесь, во-первых, другое геологическое строение, но склоны очень крутые, поэтому осыпные процессы возникают так же легко.
Во-вторых, здесь покров лёссовых отложений (осадочная горная порода, неслоистая, однородная известковистая, суглинисто-супесчаная), и в горах до 2000 м они очень легко развеиваются и размываются. При подъеме на Кокжайлау со стороны Большой Алматинки эрозионные формы в лёссах отлично видны, и увеличение нагрузки эту эрозию провоцирует довольно сильно. А этот материал должен куда-то поступать: всё, что смывается, где-то накопится. А накопится, естественно, в долине какой-то реки. И дальше это материал для селевых процессов.
Разработчики сейчас педалируют, что в проекте минимум дорог и тем самым снижается нагрузка. С одной стороны, это так. А с другой, как я уже говорил, ничего не сказано про технологические дороги для строительства канатки длиной 5,4 км. Вряд ли без них можно будет обойтись.
Также не сказано, в верхней или в нижней части склона будут площадки для строительства опор. Если в нижней, ближе к реке, — значит, осыпь, скорее всего, гарантированно достигает русла. Если выше – риск поменьше, но осыпи ниже дороги, как показывает сочинский опыт, не закрепляются совершенно. А они очень быстро развиваются и увеличиваются в размерах.
Здесь, с учетом общей селеопасной обстановки, закладывается мина замедленного действия, которая будет тикать до катастрофического ливня образца 1999 года.
В. Б.: А в Сочи были сели?
А. Х.: Во время строительства были нерегулярные сели – из-за переменчивого субтропического климата и нарушений на объектах, особенно в 2011 и 2012 годах, вплоть до проблем для строителей: грязекаменную массу приходилось разгребать. Но главное – до сих пор не исчезают предпосылки для селей: сейчас там расширяют курорт, строительство дорог продолжается. Олимпиада была предлогом, чтобы построить огромный курортный район.
ЗАЧЕМ СТРОИТЬ «УЛИЦУ ПАНФИЛОВА» ТАМ, ГДЕ ЛЮДИ ХОТЯТ НАСЛАЖДАТЬСЯ ПРИРОДОЙ?
В. Б.: Похоже, у нас тоже не собираются останавливаться на достигнутом. Наиль Нуров, гендиректор компании, управляющей проектом курорта, писал французским партнерам: «У нашего проекта очень большая перспектива развития. Мы не зря сохранили очень большой запас энергомощностей. Сейчас идет разговор о сохранении всех коммунальных ресурсов, но на первом этапе мы должны отказаться от таких решений, как спа, специальные VIP-зоны. Всё это появится позже».
А. Х.: Подстанция, которую я видел на Кокжайлау, по размерам и занимаемой площади сопоставима с теми, которые строили под Сочинскую Олимпиаду. А там совершенно другие масштабы: построили фактически город.
Кстати, появление городской среды там, куда люди вообще-то за природой едут, на мой взгляд, было ошибкой: теперь там в самых дорогих гостиницах окна выходят или на такие же отели, или на парковку, а не на горы.
В. Б.: А у нас таким урбанизмом в горах гордятся. Будущий курорт «Кокжайлау» тот же гендиректор на всех углах называет «улицей Панфилова на высоте 2300 метров».
А. Х.: В проекте 2014 года разработчики подчеркивали даже: урбанистический ландшафт, новейшие технологии дизайна, красивый газон и альпийские горки и т. д.
В. Б.: Мы с вами много говорили про общие черты старого ОВОС и нового предОВОС. А какие еще различия вы заметили, как позитивные, так и негативные?
А. Х.: Помимо чисто технических параметров, которые касаются сокращения размеров курорта, безусловно, новый проект – гораздо более экологичный, лучше вписывается в ландшафт: постройки с краешка долины, обещания максимально сохранить растительный покров и т. д. Слово «урбанистический» применительно к ландшафту – оно исчезло. Наоборот, они делают упор: мы минимально нарушаем и максимально сохраняем.
В. Б.: Действительно, про экологичность проекта сейчас много разговоров. Но я воспринимаю это так: мы вам не десять пальцев отрубим, а девять, и скажите спасибо.
А. Х.: Проект сам по себе, я бы даже сказал, красивый. Но, повторюсь, любой проект должен быть в контексте. А контекст, который тут существует, я думаю, всё-таки это второй Чимбулак. Если бы это было на каком-то склоне где-нибудь в Австрии, где всё искусственно, сажено-пересажено, освоено и везде дороги, — то ради бога. Это проект для района, который уже не жалко.
ЛУЧШЕ НАРУШАТЬ УЖЕ НАРУШЕННОЕ
А. Х.: Кстати, одно из правил ландшафтного планирования: если есть возможность нарушать уже нарушенное, то лучше делать так, а не нарушать дикую природу.
В. Б.: В 2012 году был подготовлен «Системный план развития курортов Алматинской агломерации». Канадская компания Ecоsign исследовала десять локаций. Лучших рекомендаций удостоилась площадка «Каскелен Южный», где можно было построить курорт с пропускной способностью 30 тыс. человек в день (на Кокжайлау — 3900) и деревней на 28 тыс. койко-мест. И то ущелье как раз уже подыспорчено хозяйственной деятельностью. Но под курорт в итоге выбрали самый негодный – и с экологической, и с горнолыжной, и с экономической точки зрения — участок, который в 2015 году зарубила даже комиссия МОК как место для олимпийской деревни. И только потому, что он в черте мегаполиса, а город не хотел отдавать области этот мегапроект и связанное с ним финансирование. А близость урочища к городу – это не преимущество Кокжайлау, а его трагедия: во всем мире от крупного города к горному курорту нужно ехать часа два, а не 15 минут на такси.
ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОСТЬ ПРОЕКТА ВЫГЛЯДИТ СОМНИТЕЛЬНОЙ
А. Х.: В начале беседы я употребил слово «иерархия». То есть если мы посмотрим на окружение плато, на весь контекст, то привлекательность этого проекта (а там действительно много интересного придумано) выглядит сомнительной.
В. Б.: Ваши рекомендации – что стоит сделать на Кокжайлау?
А. Х.: Во-первых, тропу со стороны Малой Алматинки надо благоустраивать: она опасна просто, особенно в непогоду. Где-то лестница нужна, где-то перила, площадка для отдыха, урны для мусора. Это мировой стандарт и совсем небольших денег стоит.
Что касается поляны, то я весь день думал и с ребятами обсуждал: надо ли там что-то делать, как, скажем, в Австрии? Там есть такие же раздолбанные тропы, люди идут по ним с удовольствием, доходят до вершинки – и там небольшое кафе с тремя-четырьмя номерами для ночевки.
Может, было бы и неплохо, но есть угроза, что дальше всё это будет расползаться. (Хорошев имеет в виду, что стоит только поставить там даже маленькую кафешку, как это станет сигналом для возведения других объектов. — В. Б.)
Мне озвучили более приемлемую идею: стоят несколько юрт, пасутся лошади, централизованно вывозится мусор.
В общем, это должна быть экологическая тропа, которая минимально благоустроена, исключает капитальные постройки, возможно, со смотровой площадкой на гребне – элементарно чтобы меньше вытаптывать травы.
Но вот ласковые лошади, которые там паслись, — это для меня, городского человека издалека, просто колоссальное наслаждение!
