Уже несколько дней не выходит из головы триумфальная победа нашей уникальной Зульфии Чиншанло на олимпийских ристалищах в Лондоне.
Слов нет, сплошной восторг, эйфория! Миниатюрная, ладно скроенная, феноменально спокойная и сдержанная, вся пронизанная мудрым восточным светом девятнадцатилетняя смуглянка творила с непомерной штангой подлинные чудеса. Она на целую голову превосходила своих сверстниц, выкладывавшиеся на грани человеческих возможностей.
Диво! Уникум!
Дай бог ей долголетия, здоровья и счастливой женской судьбы. Не вечно же ей со штангой тягаться!
А на другой день малословная Зульфия со своим не в меру суетливым, легковесным тренером проводила пресс-конференцию. И тут выяснилось, что она совсем не сильна ни в русской, ни в казахской речи. Глухо и сдержанно произнесла несколько ординарных слов типа «спасибо», «президент» и «рахмет».
Что ж… Она ведь дунганка, выросла в Китае. И ей, видно, сподручней выражаться по-дунгански и по-китайски.
И тут же посыпались мне отовсюду звонки от знакомых казахов с глупыми упреками и претензиями. Дескать, а эта-то кызымка и двух слов не свяжет на государственном языке. Какая же она патриотка! Она, мол, далека от казахского аула. Она пришлая, чужая. Ее ангажировали, выписали из-за кордона.
Ойпырмай, что тут скажешь? Не угодишь иным казахам никак! Неужели для того, чтобы поднимать фантастический вес и удивить мир рекордами, так-таки необходимо прежде всего овладеть государственным языком?! Ну, овладел ты языком, а десяток овечек пасти не сможешь.
Нет, братцы-ағайыны, надо подходить к вопросу трезво. Если педалировать знание исключительно государственного языка и считать это единственным мерилом гражданственности и патриотизма, то не мудрено лишиться нам за раз толковых врачей, педагогов, спортсменов, певцов, музыкантов, ученых – словом, крупнейших специалистов. Вот о чем подумалось, когда я слушал пресс-конференцию дунганки Чиншанло и корейца Ни. Значит, не надо ударяться в крайности. Казахстан – это не только казахи. И в этом вопросе прав наш президент.
***
Читаю толковую статью одного казахского историка и этнолога (Сеиткасым Ауэльбеков), проживающего многие годы в Париже, – «Политические репрессии 1937–1938 годов: неофициальная версия».
Статья упругая, тональность свежая, взгляд неординарный, подходы неожиданные. Вполне возможно, что наши казенные, ангажированные, находящиеся в плену сомнительных «истин», его точку зрения не приемлют. Покажется им «против шерсти».
Мне не дано вмешиваться в принципиальный профессиональный спор. Особенно там, где вопрос касается упразднения института барымты и его последствий. Думаю, что автор копнул глубоко и, вооруженный документами, рассуждает аргументированно.
Вот что меня «зацепило» в главке «Доносы, доносы… Почему доносы?» Цитирую: «С 1993 по 1997 год, с перерывами, я работал в бывшем партийном архиве КПСС (ныне РЦХИДНИ), в архиве Октябрьской революции (ГАРФ). Удалось собрать неплохой материал за период с начала ХХ века до конца 1920‑х годов».
Бәрекелді! Значит, автор не голословен. Знает, что говорит.
Продолжаю цитировать: «В данном случае я хотел бы привлечь внимание читателей на одну группу документов, а именно – на письменные доносы казахских партийных и советских работников друг на друга. Забегая вперед, скажу, что каждый из них содержал такие обвинения, что только чудо могло спасти обвиненных от расстрела. Но чудо не произошло».
Увы, это так. Не буду углубляться в давнюю историю. Жалобы-кляузы, доносы-наветы, «домалақ арызы» – клеветнические анонимки – жанр, издавна успешно процветавший на земле Казахии. И я в какой-то мере тому живой свидетель. Кляузники-доносчики водились даже в тихих захудалых аулах Приесилья в военные и послевоенные годы. Почти в каждом ауле, чаще всего при аулсовете, сидел, как клещ в закутке, какой-нибудь неприметный, невзрачный мозгляк-грамотей, который в тиши плел-строчил так называемые «жалобы-колобки», доносы в разные инстанции и изрядно отравлял и без того убогую жизнь мало-мальски заметных людей. Пакостить исподтишка было для них своеобразным хобби. Я знавал таковых (кстати, и среди российских немцев), которые иногда в открытую кичились тем, что загнали в Сибирь, посадили в каталажку, подвели под монастырь столько-то и столько своих земляков. Некоторых не в меру ретивых доносчиков знали в лицо и говорили: «Ойбай! Держись от него подальше! Пәлесінен аулақ!».
Мой отец, заведующий фельдшерско-акушерским пунктом, и пользовавшийся, казалось бы, непререкаемым авторитетом среди местного населения, тоже сполна изведал сокрушительную силу доносов. Как же, немец-спецпереселенец, фельдшер-коммунист, а допустил у какой-то молодки преждевременные роды, не сумел спасти новорожденного, неправильно лечил туберкулезника с открытой формой, дал справку во время страды страдающему от паховой грыжи колхознику, не уследил за нерадивой дояркой, не ополоснувшей кипятком бидоны из-под молока. Отца то и дело вызывали в район, и ему подолгу приходилось отбрыкиваться от подобных наветов. Но, слава богу, обходилось: не забрали, не арестовали, не сослали в края, где ездят на собаках.
За два дня до Победы в 1945 году я швырнул подвернувшимся под руку высохшим мослом в своего аульного дружка-обидчика и – надо же! – угодил ему в темечко; так тут же донесли, что я по заданию германской разведки поранил честного азамата, но несмотря на мои вражеские происки, Красная Армия все равно победила.
Теперь это смешно, а тогда было не до смеха.
Знаю: были в истории казахов трагические полосы, были неслыханные жертвы, в чьих судьбах сыграли решающую роль доносы-анонимки своих же сокровников. Не знаю только, почему их стыдливо умалчивают.
Неведомо также мне, как сейчас обстоят дела на этом невидимом фронте, но в 60–70‑е годы прошлого века в Союзе писателей Казахстана, например, жанром доносов и кляуз занимались активно. О, были искуснейшие мастера жалоб и доносов, подлинные корифеи, ювелиры-зергеры этого литературного жанра, строчившие без устали в ЦК КПК, в КГБ, в народный и партийный контроль, в Верховный Совет, прокуратуру, в Москву до самых до окраин, в редакции газет! Издать бы часть этих доносов в сорока-пятидесяти томах, вот было бы чтиво и хроника для шекспиров всех времен и народов! Поливали друг друга – не приведи господь! Функционировали признанные интриганы, которые топили, разоблачали, раздевали до ниток друг друга, добирались до седьмого колена предков, всячески выслуживались перед властями, проявляли высшую бдительность, клеветали упоенно,били наотмашь, особенно активизируясь накануне пленумов, съездов или в пору присуждения государственных наград и премий.
Откуда мне это известно? Просто многие отъявленные интриганы-башибузуки и неугомонные мэтры доносов были моими старшими коллегами, и будучи среди них более-менее грамотным по русской части, мне по их просьбе приходилось нередко эти кляузы редактировать. Больше ничего от меня, инородца, не требовалось. Только поправить текст орфографически и синтаксически, страраясь при этом не касаться бумаг, дабы не оставить опечатки пальцев для вящей бдительности.
Каюсь: так было. Потому кое-что и ведаю.
Вот этот национально губительный грех историк, живущий в Париже, знает по реальным документам-архивам и находит истоки этой беды в реформах 1867–1868 годов, когда степная барымта была запрещена и вместо лихача-батыра-барымтачи выходил на арену истории-интриганки подловатый образованец писарь-тілмаш.
Кто знает… Корни этого общественно-социального явления глубокие. Их можно объяснять и историей, и царской политикой, и национальной ментальностью. Достаточно вспомнить феномен этого явления, читая Абая, казахских акынов-жырау ХVІІІ–ХІХ веков, эпопею «Путь Абая» и «Лихую годину» Мухтара Ауэзова.
Ныне доморощенные историки объясняют все просто: виноваты большевики, виноваты Сталин, Берия, Голощекин, кто угодно. Отсюда, мол, все тяжкие испытания. Отчасти согласен. Но не все беды-напасти берут начало у этих монстров. Не мешает смотреться в зеркало истории. И неча на него пенять. В чем-то виноваты и «красноштанники», и подлизы-подхалимы, и «шолақ белсенді» всех мастей, и доброхоты-доносчики, интриганы-кляузники, и всякая серая сволочь, в которой нигде никогда не было недостатка. Да и все мы. Забывать о том не следует.
Надо же!
Оскарбления бывает и … остроумной
• Автором самого остроумного оскорбления в истории признали бывшего премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля.
По информации Korrespondent.net, такие результаты показал опрос, приуроченный к выходу фильма о скандальном американском пианисте и певце Либераче.
Первое место по результатам опроса занял ответ Черчилля на замечание парламентария Бесси Брэддок, упрекнувшей его в том, что он пьян.
«Дорогуша, а вы уродливы. Но я к утру протрезвею, а вы так и останетесь уродиной», – сказал премьер.
На второе место опрошенные поставили президента США Барака Обаму, заявившего в адрес губернатора Аляски Сары Пейлин, что «свинья остается свиньей, сколько ее помадой ни мажь».
Высказывание самого Либераче оказалось в списке на третьем месте. Опрошенным понравился его комментарий к разгромной рецензии на выступление музыканта. «Спасибо за столь занимательную статью. Прочитав ее, я смеялся всю дорогу до банка», – сказал пианист автору материала.
В список также попали фразы братьев Галлахеров из группы Oasis. Так, Ноэль Галлахер на вопрос о певце Робби Уильямсе ответил: «Вы про того жирного танцора из Take That?»
Опрошенные также отметили фразу комика Граучо Маркса, сказавшего про некую женщину, что своими прекрасными внешними данными она обязана отцу, работающему пластическим хирургом.
Кроме того, в список вошли высказывания актрисы и певицы Бетт Мидлер, заявившей, что принцесса Анна «любит природу несмотря на то, что она с ней сделала», и Фрэнка Синатры, съязвившего в адрес Роберта Рэдфорда.
«По крайней мере, он нашел свою истинную любовь. Как жаль, что он не может жениться сам на себе», – сказал музыкант.
