16 декабря в Казахстане принято говорить о независимости. Формально всё сходится: именно в этот день страна объявила о выходе из состава СССР. В реальности Казахстан стал последней союзной республикой, сделавшей этот шаг, когда даже Россия уже официально покинула «единую и неделимую». И это был не результат народного выбора и не итог массового давления снизу, а выверенная, осторожная, если называть вещи своими именами, трусливая тактика Нурсултана Назарбаева. Он до последнего ждал, чем закончится распад империи, стараясь не оказаться по «неправильную» сторону истории.
Но история, как известно, не очень уважает слишком осторожных.
За пять лет до этого, 17–19 декабря 1986 года, в Алматы произошло событие, которое действительно напугало Москву. Не аппаратные интриги и не кулуарные переговоры, а открытый выход людей на площадь. Молодежь вышла на центральную площадь столицы Казахстана не за лозунгами и не за романтикой протеста. Они вышли, чтобы сказать простую, но опасную фразу: мы не согласны с тем, что судьбу республики решают в Москве. Не согласны с унижением, когда вместо Динмухамеда Кунаева назначают Геннадия Колбина – человека, не жившего в Казахстане, не знавшего его общества, языка и внутренних противоречий. Не согласны с тем, что республика – это территория, а не субъект.
Это был один из первых открытых протестов союзных республик против центра. Не кухонный шёпот и не осторожные разговоры «между своими», а публичное, уличное «нет». Именно тогда стало ясно: система дала трещину. И трещина эта пошла не сверху, а снизу – от тех, у кого не было ни власти, ни связей, ни будущего, гарантированного партийным билетом.
Поначалу выступления были спокойными и внятными. Участники говорили о справедливости, уважении к национальному достоинству, праве самим участвовать в решении судьбы своей республики. Без хаоса, без погромов, без призывов к насилию. Но даже такой разговор оказался для властей неприемлемым. Протесты расценили не просто как нарушение общественного порядка, а как прямой вызов всей советской системе – системе, которая не умела отвечать на вопросы иначе, чем силой.
Реакция последовала быстро и была очень жестокой. Мирные выступления объявили «хулиганством» и «национализмом». На площадь бросили милицию, внутренние войска, спецподразделения. Били дубинками, разгоняли водомётами, задерживали тысячами. Людей калечили, в том числе сапёрными лопатками, о чем позже будут говорить сами участники подавления. Сколько людей погибло – неизвестно до сих пор. Эта цифра так и осталась под грифом «не подлежит обсуждению».
Сотни были ранены, тысячи судеб сломаны: исключения из вузов, увольнения, уголовные дела. Советская система действовала привычно: сначала уничтожила, потом оболгала, а затем постаралась стереть из памяти.
И вот здесь возникает неудобная развилка, о которой не любят говорить в торжественные дни. Уже в независимом Казахстане сделали многое, чтобы декабрь 1986 года постепенно растворился в официальном календаре. Днем независимости закрепили 16 декабря – дату аккуратного, бумажного выхода из СССР, а не дни, когда люди впервые вышли против Москвы.
Так удобнее. Потому что Желтоксан – это не праздничная речь и не флаги на ветру. Это неудобные вопросы: кто отдавал приказы? Кто бил? Кто молчал? И почему независимость в итоге оформляли те, кто в 1986‑м предпочёл переждать, а не выйти на площадь?
Молодежь Казахстана свое стремление к переменам доказала не декларациями и не подписями под документами, а собственной кровью. Независимость же была подписана позже – осторожно, без риска, без площади и без ответственности за прошлое.
История всё помнит. Даже если государство предпочитает помнить выборочно. И она ещё напомнит о декабре 1986 года в будущем.
Қайрат Қайкенұлы, «D»
