22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. Казахстан в войну вступил как составная часть СССР. Казахская ССР по нарядам Наркомата обороны СССР и добровольцами отправила на фронт около 1 млн. 200 тыс. человек, а также в строительные батальоны и рабочие колонны трудовой армии еще около 700 тыс. человек. 200 тыс. казахов пожилого возраста наравне с мобилизованными спецпереселенцами и военнопленными строили оборонные объекты Урала, Сибири, Дальнего Востока. Около 178 тыс. человек к началу войны проходили службу в кадровых частях Советских Вооруженных Сил. Всего, таким образом, под ружье встали 1 374 тыс. казахстанцев (ист. Казахстан в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.).
Каждый пятый житель Казахстана ушел воевать, из более 600 тысяч не вернувшихся с войны, каждый второй до сих пор считается пропавшим без вести.
В истории Великой Отечественной войны есть «белые пятна», не исследованные до сих пор. Одним из таких «пятен» является «харьковский «котел» 1942 года. У казахстанцев интерес к истории «котла» свой: там погибли и пропали без вести десятки тысяч казахов.
Возвращенные имена
Когда готовила статью о комиссаре 106-й кавалерийской дивизии Нуркане Сеитове, родные дали много фотографий, но по одной никак не могли определить, когда был сделан снимок. После дискуссий решили, что снимок довоенный и к разыскиваемой нами 106-й кавалерийской дивизии никакого отношения не имеет.
Узнать историю фото совершенно случайно помог Мурат Даулбаев из Министерства обороны Казахстана – он разыскивает Даулбаева Канапию, призванного в декабре 1941 года в формировавшуюся в Акмолинске 106-ю кавалерийскую дивизию.
А случилось это так. В очередной мой приезд в Астану Баткен Каирбековна, дочь пропавшего без вести кавалериста Каирбека Капажанова, просила меня связаться с Муратом Даулбаевым, с которым довелось ей съездить в Харьков в 2010 году в составе делегации Министерства обороны РК и посетить места боев этой дивизии. Мурата найти удалось без особых проблем. Когда он попросил ознакомить его с материалами по воинам кавалерийской дивизии, опубликованных ранее, я сразу ему передала ряд статей, в числе которых и была статья о комиссаре дивизии, наркоме Нуркане Сеитове. Ответа долго ждать не пришлось. Мурат откликнулся буквально сразу – на фото, о происхождении которого и были жаркие споры, он узнал свою родню – Даулбаева Канапию. И дал объяснения, из которых следовало, что на фотографии, действительно, курсанты учебки, а сама учебная подготовка проводилась в городе Акмолинске зимой 1941-42 годов для отправки на фронт в составе 106-й дивизии.
Вместе с Канапией были призваны из аула Кенетколь семеро, но никто из них с войны не вернулся. Базыл, отец Мурата, рассказывал, что он в 1986 году встретил в районной больнице ветерана войны и разговаривал с ним, звали его Егенбай из аула Жолбасшы (б.Еркеншиликский район) Ерментауского района. Этот дед рассказал ему, «что последний раз он видел Канапию до начала второй авиабомбежки, он прибежал к нему в окоп, и он спросил, где земляки с аула (пока известен только Макашев, остальных не помнят), затем убежал дальше искать их, и больше его не видели, потом начались взрывы вокруг». Егенбая самого сильно оглушило и завалило землей в окопе, вытащили его немцы и забрали в плен. Был он в плену в Европе, вернулся домой в середине 50-х годов, умер в конце 80-х.
В Банке данных погибших и пропавших без вести в период Великой Отечественной войны военнослужащих, призванных с территории Казахстана, числится:
ДАУЫЛБАЕВ Канапия 1922 года рождения, призван 27 декабря 1941 года Еркеншиликским РВК Акмолинской области, рядовой, пропал без вести в апреле 1942 года.
Канапия Даулбаев, чтобы попасть добровольцем на фронт, приписал себе пару годов, и в январе 1942 года из Акмолинска написал несколько писем своему отцу, что служит кавалеристом в конной дивизии и отправляется на фронт. Других известий от ушедшего на фронт 17-летнего паренька не было, нет до сих пор.
Младший политрук
Уже на другую статью о 106-й кавалерийской дивизии откликнулся Алтай, внук Байзыкана Искендирова. В их семье удивились, когда обнаружили в интернете фотографии военного 42-го года этой дивизии. В семье Искендировых мне довелось держать в руках подлинное фото, с которого и смотрел дед Алтая – Байзыкан. Фотография была подписана красным карандашом, надпись гласила «Командиры, политруки и секретари парт. организаций 106 КД, 10 апреля 1942 года г. Акмолинск». Так практически точно удалось выяснить время отправки на фронт этой дивизии.
Скупые данные военного архива Министерства обороны России свидетельствуют:
Младший политрук ИСКЕНДИРОВ Байзыкан – ответственный секретарь парторганизации 288 кавалерийского полка 106 кавалерийской дивизии. Пропал без вести в мае 1942 года. Жена Сарсенбаева Кульжамал – г. Акмолинск, ул. Акмолинская д.49
Байзыкан Искендиров родился в Карагандинской области в 1914 году в ауле №6, был призван в декабре 1941 года городским военкоматом Петропавловска. К этому времени он работал инструктором отдела кадров Северо-Казахстанского обкома партии.
Как вспоминал его сын, Сабит Байзыканович, ему было чуть больше шести лет и, как все мальчишки играли в свои игры, по сути, он даже не осознавал о тех грозных событиях: о том, что идет война и отец уходит на фронт. В их семье помнят, что бабушка рассказывала о том, что от Байзыкана приходили письма до конца 1943 года. Нетрудно было понять, что Искендирову Базыкану удалось выйти из харьковского окружения живым и продолжить воевать в Красной Армии. Судя по номеру полевой почты, откуда шли письма Байзыкана, воевать ему довелось уже в частях, освобождавших Харьковскую область, вернуться и выполнить то, чего не удалось добиться в мае рокового 42-го года кавалеристам 106-й КД. Здесь его след затерялся.
Военком полка
У Байзыкана Искендирова был друг, вместе с которым он ушел на фронт, – Серик Турсунов. Перед отправкой на фронт они сфотографировались, и одно свое фото Серик подписал: «Дорогая Кульжамал! С гордостью, величайшей радостью вручаю вам личную фотокарточку на вечную память. Вспоминайте нас всегда …» и подарил жене Байзыкана.
Турсунов Серик, старший политрук, 1908 г. р., казах, в РККА с 1930 года, призывался из запасов Кызыл-Ординского областного военкомата, был назначен военным комиссаром 288-го кавалерийского полка 106-й КД.
Сакимбек Калгинбаев, сын главного ветеринарного врача 106-й кавалерийской дивизии Шайыка Калгинбаева, желая узнать о судьбе своего отца, в 70-х годах поехал в Алма-Ату, где нашел бывшего военкома Серика Турсунова.
Военком был немногословен, рассказывать ничего не стал, себя на фото узнал. Только спустя много лет стало понятно, почему военком Турсунов, живя в Алма-Аты по улице Панфилова, не стал давать о себе знать и тем более рассказывать о случившемся. По всей видимости, как все те, кто был с ним в этой кавалерийской дивизии в «харьковском котле» 42-го года, попал в плен и, пройдя лагеря немецкие и советские, вернулся домой. Подвергать кого-либо опасности, тем более близких, родных, своих друзей он не желал. О судьбе военкома Турсунова других сведений нет, возможно, откликнутся и его родственники.
О 106-й кавалерии замолвите слово!
Ушедшая на фронт в середине апреля 1942 года из города Акмолинска 106-я национальная кавалерийская дивизия была направлена на комплектование 6-го кавалерийского корпуса на Юго-Западный фронт, под Харьков, дивизии не удалось сражаться под собственным номером. Хотя в эту дивизию были призваны из десяти областей Казахстана, основную часть составляли призывники из северных областей Казахстана, больше половины личного состава были акмолинцы.
Судьба многих неизвестна и до сих пор не установлен списочный состав дивизии.
На протяжении уже ряда лет никак не удается у городского акимата Астаны получить согласие на присвоение одной из улиц нынешней столицы имени 106-й казахской кавалерийской дивизии и установки памятника в ее честь. Доброй памятью к предкам, ушедшим воевать, могут, по всей видимости, похвалиться другие регионы. К примеру, Петропавловск и Актобе – в этих городах есть улицы, носящие имена воинских соединений, ушедших на фронт из этих краев. Надеемся, что столица сможет продолжить традицию уважительного отношения к памяти фронтовиков.
На здании вокзала Акмолы была памятная плита, где было указано, что именно отсюда в далеком 1942 году ушла на фронт и 106-я кавалерийская дивизия. К 65-й годовщине Великой Победы ее восстановили. В установленной памятной плите на здании старого вокзала Астаны вы сможете найти информацию, что в числе многих отсюда была отправлена на фронт и эта дивизия, только время на плите указано неверно – февраль 1942 года. Нет нужды объяснять, почему ошибку необходимо устранить.
Дина ИГСАТОВА
P.S. Благодаря поддержке газеты «ДАТ» – «Общественная позиция» на страницах издания представлены и продолжают публиковаться статьи о поисках нами и их результатах казахстанцев, пропавших без вести в годы Великой Отечественной войны. Каждая статья – это история судьбы отцов, дедов и прадедов. Искать пропавших без вести трудно и весьма сложно, но восстановить их имена – наш гражданский и общенациональный долг.
Тема пропавших без вести волнует многих, потому есть настоятельная необходимость выпуска специальных изданий, посвященных именно тем, кого безуспешно ищут их потомки. Это книги памяти с именами наших соотечественников.
Книга «Забытые казахи Великой Отечественной» – это результат поисков пропавших без вести в «Харьковском котле» 1942 года, где собраны не только архивные документы, директивы и постановления, но и истории тех, имена которых удалось установить. Для того, чтобы результаты исследований и поисков могли иметь на руках те, для которых так нужны эти данные, необходима помощь.
•Вы можете перечислить свою помощь на карточку № 4052 5880 00132475 в любом отделении «АТФ банка» в Казахстане. Получатель Игсатова Дина. ИИН 550107400438.
Один день ВОЙНЫ
В начале мая 2014 года в Москве вышла книга «Рассказы» известного шахматного гроссмейстера, кандидата исторических наук Булата Асанова. В ней один из рассказов – «30 апреля» посвящен, казалось бы, хорошо известным событиям последних дней Второй мировой войны. Но, оказывается, нескончаема трагедия этой войны, что можно созерцать из рассказа Булата Асанова, которого мы публикуем в ином заголовке.
Арис Озольинш прислушался к разговору, из которого он понял, что новоприбывшего зовут Григорий Булатов. Статья у него по здешним меркам не серьезная, срок соответственный – год и шесть месяцев. Воевал. Странным было то, что Арису лицо его почему-то казалось знакомым. Но сколько бы он ни старался вспомнить, ему это не удавалось. Да, он был похож на знаменитого русского артиста, смешно и искренне сыгравшего в веселой картине «Трактористы». В 1940 году, еще мальчишкой он часто смотрел этот фильм, наряду с другими прокручиваемыми в кинотеатрах родной Лиепаи. Но этого малого он все-таки, определенно, где-то видел. Подойти и спросить напрямую он так и не решился. Здесь, в лагере, свой этикет и нормы поведения.
Ему, бывшему эсэсовцу, как и другим советским гражданам, оказавшимся по ту сторону линии фронта, как-то власовцам, оуновцам, туркестанским легионерам и т.д., немногое позволялось. Размышляя о том, где он мог видеть этого совсем молодого парня, по виду ровесника, он вдруг вспомнил. Григорий Булатов! Нет, имени этого он никогда прежде не слышал. Но хорошо помнил последние бои своего подразделения, наспех сколоченного из остатков нескольких боевых групп, отошедших к Рейхстагу, и занявших здесь оборону.
В тот день, 30 апреля 1945 года, в предрассветном тумане отделение, где он служил, обосновалось на одном из верхних этажей здания. C раннего утра рядовой Озольинш наблюдал за Королевской площадью и, вернее сказать, за передним краем, отмечая перемещения противника. Вот уже несколько часов ничего особенного, если не считать двоих упорно ползущих, то появляющихся, то исчезающих из видимости. Кто это? Свои? Не похоже. Разведка? Вряд ли. Когда дым и копоть рассеивались, их лица можно было разглядеть – один азиатской, монгольской внешности, второй – славянской. Оба совсем еще мальчишки. В привычных глазу телогрейках.
Площадь простреливалась фланговым огнем со стороны Кроль оперы. И это пока сдерживает решительное наступление. Но как только русские накроют эти несколько 88 мм орудий или на батарее закончатся снаряды, последует штурм, во время которого защищающимся станет невозможно удерживать здание. Это ясно каждому. Но приказ получен – сражаться до последнего.
Мощный артналет. Все снова в чаду и пыли – света белого не видно. В следующий момент он заметил этих двоих еще раз – они были уже в мертвой зоне c развивающимся Красным знаменем в нескольких шагах от лестницы парадного входа. И тут же исчезли из поля зрения. Он не успел ничего сообразить в происходящем и только доложил об этом своему командиру. После последовавшего спустя короткое время ураганного огня началась атака, и красные ворвались в помещение германского парламента. В ходе короткого боя оборонявшихся загнали в подвал.
Раненный в грудь, Арис лежал на первом этаже, у главного входа. Выжить он не надеялся – железный крест первого класса плюс полевая форма СС были почти гарантией скорой расправы. Но подошедший к нему пожилой русский солдат осмотрел его и перевязал рану со словами: «Ну что, немчура, отвоевался? Ничего, до свадьбы заживет!»
Несколько раненных, своих и чужих лежали почти до ночи в непосредственной близости от выхода, где кроме них расположились телефонисты и офицеры Красной Армии. Поздно вечером в Рейхстаг прибыли, по-видимому, старшие офицеры, потому что лихой офицер, молодцевато командовавший в этой части первого этажа, сразу же отдав честь, что-то доложил о флагах и флажках. Его начальник, выяснив обстановку, со словами: «Не то ты говоришь, капитан», – вызвал по связи КП полка и приказал: «Знамя и знаменосцев доставить в Рейхстаг!»
Распоряжение было выполнено довольно быстро. Сначала это знамя установили в окне второго этажа. Но после долгих раздумий почему-то решили переставить на крышу.
Рана Ариса давала о себе знать, и все события порой, казалось, происходят в бреду. Вскоре раненных эвакуировали. Потом был плен…
Ему очень хотелось поговорить с Григорием, но подходящий случай представился уже только зимой. Их двоих отрядили заготовить дрова и натаскать воды для бани начальника лагеря. В перекур разговорились. Рейхстаг вспомнили. Григорий был поражен рассказом Ариса. «Ты спрашиваешь: зачем я тогда полз? Чтобы водрузить знамя Победы!» Он достал из кармана кисет и вынул оттуда аккуратно сложенную газету «Воин Родины» 150 -й дивизии от 3 мая 1945 года и предложил: «Читай». Статья называлась «Они отличились в бою». «Родина с глубоким уважением произносит имена героев. Советские богатыри, лучшие сыновья народа. Об их выдающимся подвиге напишут книги, сложат песни. Над цитаделью гитлеризма они водрузили знамя победы. Запомним имена храбрецов:
Лейтенант Рахимжан Кошкарбаев, красноармеец Григорий Булатов. Плечом к плечу вместе с ними сражались другие славные воины Провоторов, Лысенко, Орешко, Почковский, Бреховецкий, Сорокин. Родина никогда не забудет их подвига. СЛАВА ГЕРОЯМ!»
«Ничего не понимаю!» – прочитав, сказал латыш. «Что тут непонятного?» – разозлился Григорий. «Не понятно, что ты здесь делаешь?» – спокойно ответил невозмутимый прибалт, и, помолчав, предложил: «Давай закурим!» Клубы едкого табачного дыма, окутав их воспоминаниями, заслонив настоящее и на мгновения унеся в военное прошлое, подарили ощущение подлинной жизни.
Вот Григорий переползает ров, наполненный водой, и опять прижмется к разбитому асфальту всем телом. Вот оглядывается кругом, ища взглядом лейтенанта. Он рядом, немного сбоку, и так же тревожно прислушивается к тишине, ожидая очередных разрывов снарядов и мин. Ползать под огнем им не привыкать. Добраться бы до самого здания, а значит выйти из сектора обстрела. А там будет проще. Все окна замурованы, гарнизон, если и занял позиции, то только внутри здания. Напряжение нарастает – ступеньки Рейхстага близки. Бросок – и они уже бегут к центральному входу с Красным знаменем в руках. Над главным входом висят останки имперского флага. С негодованием его сбрасывают на землю и устанавливают знамя 674-го стрелкового полка 150-й дивизии Красной Армии. Прикрывающие лейтенанта и Гришу полковые разведчики спустя какое-то время присоединяются к ним.
Начавшаяся позже артиллерийская подготовка сметает остатки огневого прикрытия, лишившись которого гарнизон под натиском наступающих уходит в подвалы – другого выхода нет. Как только плотная завеса дыма и гари исчезают и видимость позволяет, сразу же следует атака в полный рост – вражеская батарея подавлена и отвечать некому. Ни атаковавшие, ни оборонявшиеся не знали тогда, что в бункере служба радиоперехвата вскоре доложит наверх – Совинформбюро сообщает о взятии рейхстага и водружении советского флага на нем.
Адольф Гитлер принял это известие отстраненно. Он не стал слушать комментарии Бормана – слишком все было очевидно. Конец стремительно приближался.
Фюрер вдруг вспомнил ноябрь 1918 года, революцию, бегство кайзера, разброд и шатания в еще вчера казавшейся стойкой и дисциплинированной, несмотря на постоянные лишения, голод, холод, военные неудачи, немецкой армии. Время крушения надежд. Ощущение подлого предательства и безнадежности. Были случаи, когда не справившиеся с разочарованием офицеры пускали себе пулю в лоб. Все это происходило на глазах. Вот и теперь солдаты сражаются, до конца выполняя свой долг… И, следуя неумолимой логике событий, в 15 часов 50 минут по берлинскому времени рейхсканцлер застрелился.
Ничего об этом не знал в тот момент командующий войсками 1-го Белорусского фронта Г.К.Жуков. Внимательно следя за ходом боев за Рейхстаг и, конечно, владея ситуацией, поскольку донесения стекались в его штаб по мере изменения обстановки, он вдохнул свободно и счастливо, выслушав около 15 часов по телефону доклад командующего 3-й ударной армии генерала-полковника В.И.Кузнецова о водружении Красного Знамени на Рейхстаге. От всего сердца поздравив командарма с этим историческим свершением, маршал Победы немедленно связался со Ставкой. Практически сразу же после его доклада Верховному, Левитан возвестил всему миру об этом долгожданном, выстраданном и радостном событии.
…Простуженный лай сторожевого пса вывел из забытья вчерашних солдат. Кряхтя и ругаясь, принялись они за работу. И механика примитивного, подневольного труда отвлекла их от нахлынувших воспоминаний.
Булат АСАНОВ