«Общественная позиция»
(проект «DAT» № 47 (271) от 25 декабря 2014 г.
ДАТ- АНАЛИЗ
- Рубль в штопоре, а тенге – в ожидании взлета
Стремительное развитие ситуации с мировыми ценами на нефть и на российском валютном рынке вновь вскрыло все слабые места денежно-кредитной политики Нацбанка РК и монетарного регулирования в стране в целом. Отсутствие согласованной валютной политики между центробанками стран-участниц Таможенного союза только усугубило положение Казахстана. В итоге все это негативно сказывается на доверии к евразийской интеграции и повышает до максимума девальвационные риски.
То, о чем уже не первый год говорят казахстанские эксперты, в канун дня Независимости озвучил президент. Глава государства поручил правительству и регулятору принять меры по дедолларизации экономики и перейти к политике таргетирования инфляции. «Сегодня перед правительством и Национальным банком ставятся еще две важные задачи. Первое – дедолларизация нашей экономики. Во-вторых, переход к инфляционному таргетированию. Они должны стать составляющими новой экономической политики «Нурлы жол», – заявил Нурсултан Назарбаев на торжественном собрании, посвященном дню Независимости в минувший понедельник.
Однако на фоне глубокого пике цен на нефть и не менее глубокого проседания российской валюты инициатива главы государства выглядит явно запоздалой. Даже трудно представить, какие меры в этой ситуации могут предпринять правительство и регулятор, чтобы остановить все сильней набирающую обороты долларизацию экономики. А то, что проблема нарастает как снежный ком, говорят статистические выкладки самого Нацбанка о соотношении тенговых и инвалютных депозитов в банках второго уровня.
Так вот, согласно последним данным монетарного ведомства, только за октябрь объем депозитов в национальной валюте снизился на 5,9% до 6193,4 млрд тенге. Причем наибольшее снижение вкладов в тенге в относительном выражении произошло за счет физических лиц. Они уменьшили свои тенговые депозиты на 9,4% до Т1774,6 млрд, в то время как юридические лица – на 4,4%.
На этом фоне рост вкладов в иностранной валюте вырос на 10,3% до Т6082,8 млрд. По корпоративному сектору рост составил 12,4%, тогда как по розничным клиентам – 7,6%, до Т2603,2 млрд. При этом в составе вкладов населения удельный вес депозитов в нацвалюте снизился за месяц с 44,7% до 40,5%.
Долларизация коснулась и срочных депозитов: тенговые вклады в октябре уменьшились на 5,8% до Т4061,3 млрд, а депозиты в инвалюте, напротив, увеличились на 11% до Т4348,5 млрд. В результате только по итогам октября удельный вес вкладов в тенге снизился с 54,4% до 50,5%.
К сожалению, статистику по изменению структуры депозитов в ноябре Нацбанк пока не представил. Однако уже сейчас с большой долей вероятности можно предположить, что и в последний месяц осени тенденция по долларизации вкладов сохранилась, а, может, даже и усилилась, поскольку в это время наблюдалось заметно ускорившееся снижение цен на нефть и курса рубля.
Причем бегство в инвалюту нельзя назвать случайным. Помимо объективных факторов для этого в виде резкого падения цен на черное золото и стремительного ослабления российской валюты, есть и сугубо субъективная причина. Проведя за пять лет – в 2009‑м и в 2014 годах – две обвальные девальвации, Нацбанк уронил доверие к тенге, что называется, ниже плинтуса.
В итоге властям приходится пожинать то, что они сами когда-то и посеяли. Это если говорить обычным языком. Но если переводить это на язык экономической теории, то Национальный банк двумя обвальными девальвациями сформировал среди населения и участников рынка негативные адаптивные ожидания, обладающие огромной инерционной силой. Теперь какие бы меры ни предпринимались правительством и регулятором, ждать дедоллоризации экономики Казахстана было бы наивно.
Впрочем, справедливости ради надо отметить, что есть куда более серьезная причина, препятствующая отказу от американской валюты, чем банальное девальвационное «кидалово» Нацбанка. И заключается она в том, что доллар по-прежнему остается международной резервной валютой. Именно в ней осуществляется большинство глобальных платежей, в том числе за сырье.
А то, что казахстанская экономика имеет ярко выраженный сырьевой характер – общеизвестный факт. Поэтому, как ни борись с долларизацией, она, словно бумеранг, будет возвращаться в условиях нынешнего глобального финансового статус-кво и созданных Нацбанком негативных адаптивных ожиданий.
Теперь что касается инфляционного таргетирования (комплекс мер, принимаемых государственными органами власти в целях контроля над уровнем инфляции в стране – Ред.). Для этого уместно привести одну историю из личного опыта. Однажды мне представилась возможность взять интервью у ныне покойного Егора Гайдара. Один из вопросов звучал так: возможно ли эффективно в условиях недиверсифицированной сырьевой экономики проводить политику инфляционного таргетирования? На что Егор Тимурович категорично ответил – нет.
Свою позицию он аргументировал примерно так: в ситуации, когда на подверженном высокой волатильности нефтяном рынке предсказать точно цену на нефть и учесть все факторы, ее определяющие, невозможно, тогда и невозможно удержать инфляцию в заданных границах, в чем, кстати, и заключается главный смысл политики инфляционного таргетирования.
Конечно, можно по-разному относиться к отцу российских либеральных реформ, но то, что даже ультралиберальный экономист был вынужден признать неэффективность таргетирования инфляции в условиях сырьевой экономики, много стоит.
Поэтому удивительно было наблюдать над тем, как, по сути, его последователи из экономического блока российского правительства и Центрального банка легко пошли на то, чтобы в угоду политике инфляционного таргетирования отпустить рубль в свободное плавание, пусть даже это и оправдывалось, в том числе, необходимостью сохранить золотовалютные резервы.
Но еще большее удивление вызывало то, что произошло это в условиях западных экономических санкций против России и начала резкого снижения цен на нефть. То есть, по сути, в экстраординарной ситуации, приближенной к боевой. Что из этого получилось, можно наблюдать, что называется, в режиме онлайн: девальвация российской валюты достигла всех мыслимых и немыслимых пределов, вызвав панику на валютном рынке и среди населения, попутно став холодным душем для обитателей Кремля.
К слову, обесценение рубля к доллару и евро уже переплюнуло девальвацию нацвалюты Украины, переживающей экономический, социальный и политический кризис. Например, если гривна с начала года ослабла на 46% к 16 декабря, то за этот же период российская валюта провалилась на 48% и продолжает бить очередные рекорды.
Понятно, что за столь стремительным обесценением российской валюты через определенное время последует не менее стремительный рост цен. В этой ситуации о каком инфляционном таргетировании может идти речь? В общем, за что боролись, на то и напоролись.
Возникает вполне справедливый вопрос: а нам это надо? Конечно, положение Казахстана заметно выгодней позиции России, ведь против нашей республики не вводили санкции. Да и присутствие спекулятивного краткосрочного капитала на нашем рынке в отличие от российского – капля в море.
Однако не стоит забывать, во-первых, что Россия остается основным торговым партнером Казахстана в рамках ТС и ЕЭП, во-вторых, что наша экономика, что бы там ни говорил глава Нацбанка Кайрат Келимбетов, по-прежнему сильно зависима от российского импорта потребительских, непотребительских и производственных товаров. И, наконец, в‑третьих, что казахстанская экономика в силу своего сырьевого характера сильно чувствительна к снижению нефтяных цен.
Поэтому переход Нацбанка к политике инфляционного таргетирования в условиях низкой стоимости «черного золота» и сильно ослабевшего рубля неизбежно будет означать не что иное, как девальвацию тенге. Поскольку целевое управление инфляцией предполагает более свободное курсообразование, тогда как сейчас курс нацвалюты фактически является фиксированным.
В то же время у казахстанского регулятора будет больше возможностей контролировать девальвацию, чем у российского Центробанка. Причем как раз по той причине, что в отличие от России против Казахстана не вводились экономические санкции, а на внутреннем рынке в последнее время не наблюдалось масштабного притока спекулятивного капитала.
Однако сильное давление на курс тенге к доллару продолжит оказывать уже состоявшаяся, причем галопирующая девальвация российского рубля. Именно этот фактор в случае перехода Нацбанка на инфляционное таргетирование будет подталкивать его идти на попятной и вести тенге в фарватере российской валюты. Но при этом темпы девальвации могут быть значительно ниже темпов ослабления рубля.
Впрочем, есть одно «но». Казахстанские монетарные власти, как, по крайней мере, в случае с девальвацией 2009 года, вновь сильно запоздали. Как и тогда, сейчас российская валюта уже ослабла настолько сильно, что тенге для того, чтобы хотя бы восстановить прежний паритет с рублем и тем самым уравнять конкурентоспособность отечественных производителей с российскими, вновь необходимо обвалиться в паре с американцем. В противном случае ползучее ослабление тенге не возымеет положительного эффекта для несырьевого сектора. Поэтому возникает вопрос, готов ли снова Нацбанк пойти на резкое ослабление курса национальной валюты.
Против этого указывают два фактора. Во-первых, если регулятор вновь уронит тенге на 20–30%, то это будет последним гвоздем в крышку гроба доверия к монетарным властям и национальной валюте. Тогда задача, поставленная президентом провести дедолларизацию экономики из мечты окончательно превратится в грезы.
Во-вторых, вновь повторять девальвационный обвал опасно политически, поскольку с 2015 года, по сути, начинается предвыборный период. А, значит, проводить очередную девальвацию для казахстанской власти смерти подобно, и если не политической, то моральной – это точно.
В общем, для регулятора складывается то, что в шахматах и шашках получило название «цугцванг» – ситуация, когда любой ход ведет к ухудшению положения игрока. В нашем случае это означает, пойдет ли главный банк страны на постепенную или обвальную девальвацию, он все равно оказывается в проигрыше.
Но как так получилось, что монетарные власти, словно загнанный зверь, оказались в столь невыгодной для себя ситуации? Ответ кроется в том, что Нацбанк не смог в свое время договориться с российским регулятором о проведении согласованной валютной политики. Естественно, этот вопрос не раз поднимался на самых верхних этажах бюрократической иерархии Москвы и Астаны.
Да и бывший главный банкир Григорий Марченко, будучи в кресле председателя Нацбанка, периодически обращал внимание на необходимость согласованных действий в курсовой политике между странами-участницами Таможенного союза. Ну, а воз и ныне там… Теперь из-за нерасторопности или нежелания отдельных чиновников фундаментально подойти к вопросу о согласовании валютной политики между государствами-участниками Таможенного союза Казахстан вынужден пожинать плоды весьма сомнительного качества.
Со стороны все это больше напоминает не процесс интеграции, а скорее валютную войну, в которой Казахстан рано или поздно будет вынужден в той или иной мере копировать валютную политику своего северного соседа, чтобы не оказаться у разбитого корыта.
Нерешенность этой проблемы уже привела к тому, что вопреки созданию ТС, ЕЭП, а с 1 января 2015 года и ЕАЭС, по крайней мере, две страны-основательницы оказались по разные стороны баррикад: Россия отпустила рубль в свободное плавание, а Казахстан в лице регулятора упорно держит оборону, фактически зафиксировав курс на одной отметке.
При этом Национальный банк беспомощно наблюдает, как российская валюта, словно летчик-камикадзе, уходит в штопор, попутно подрывая конкурентоспособность казахстанского несырьевого сектора и расчищая дорогу на казахстанский рынок российскому импорту. И все это происходит при отсутствии таможенных границ!
Со стороны все это больше напоминает не процесс интеграции, а скорее валютную войну, в которой Казахстан рано или поздно будет вынужден в той или иной мере копировать валютную политику своего северного соседа, чтобы не оказаться у разбитого корыта.
Но в таком случае дискредитируется сама идея Евразийского экономического союза, ведь если один из его участников тянет одеяло на себя, вынуждая партнера действовать в своих интересах, то о какой близости, пусть даже и экономической, может идти речь?
Сергей
ЗЕЛЕПУХИН,
КазТАГ
