ЖЕЛТОКСАН – моя неугасимая БОЛЬ

Вот сно­ва при­бли­жа­ют­ся декабрь­ские празд­ни­ки под назва­ни­ем “День Неза­ви­си­мо­сти”, и сно­ва начи­на­ют­ся звон­ки. Зво­нят жур­на­ли­сты, род­ствен­ни­ки, зна­ко­мые, кто про­сит рас­ска­зать о собы­ти­ях тех дней, кто поздрав­ля­ет с празд­ни­ком. А у меня наво­ра­чи­ва­ют­ся сле­зы и ком под­ка­ты­ва­ет к гор­лу. Лич­но для меня те собы­тия – это тра­ге­дия, кото­рая дол­го будет пом­нить­ся и оста­вать­ся жгу­чей болью в сердце.

Рань­ше, когда мой сын был малень­ким, не пони­мал, поче­му я все­гда пла­чу в празд­ни­ки. Выти­рая мне сле­зы, про­сил не пла­кать, ведь празд­ник же, вокруг все раду­ют­ся, при­но­сят подар­ки, поздрав­ля­ют. Повзрос­лев, он понял мои сле­зы, горечь моих вос­по­ми­на­ний, теперь успо­ка­и­ва­ет меня сло­ва­ми: “Мама, я люб­лю и гор­жусь вами, вы для меня при­мер пат­ри­о­тиз­ма и люб­ви к Родине”.

Жел­ток­сан – моя неуга­си­мая боль. Как и мно­гие мои сверст­ни­ки, я ста­ла участ­ни­цей тех страш­ных собы­тий. Роди­лась в селе Куй­ган Кур­чум­ско­го рай­о­на ВКО в 1969 году. Закон­чи­ла 8 класс сред­ней шко­лы и в 1984 году посту­пи­ла в коопе­ра­тив­ный тех­ни­кум Усть-Каменогорска.

Декабрь 1986 года… Мне было 17 лет, когда до нас, сту­ден­тов 3‑го кур­са, дошли слу­хи о том, что моло­дежь и сту­ден­ты Алма-Аты вышли на ули­цы сто­ли­цы с тре­бо­ва­ни­ем отме­нить реше­ние о сня­тии с долж­но­сти пер­во­го сек­ре­та­ря ком­пар­тии Казах­ста­на Дин­му­ха­ме­да Куна­е­ва и замене его на Ген­на­дия Кол­би­на, и там про­ис­хо­дят жесто­кие столк­но­ве­ния сту­ден­тов и мили­ции. В груп­пе у нас сра­зу про­ве­ли собра­ние, пре­ду­пре­ди­ли не под­да­вать­ся на про­во­ка­ции, не выхо­дить на ули­цы. После собра­ния, вый­дя из кор­пу­са тех­ни­ку­ма, я с сокурс­ни­ца­ми Кали­ба­е­вой Бакыт, Алим­ба­е­вой Аман­гуль (они из Зай­са­на) и дру­ги­ми девоч­ка­ми, бур­но обсуж­дая услы­шан­ное, реши­ли как-то под­дер­жать моло­дежь в Алма-Ате. Встре­ти­ли Бузу­ба­е­ву Дина­ру, кото­рая учи­лась в дру­гой груп­пе, обра­ти­лись к ней с вопро­сом: “Что делать?”. На что она отве­ти­ла, что у нее есть листов­ки с при­зы­вом к сту­ден­там Усть-Каме­но­гор­ска под­дер­жать моло­дежь Алма-Аты и вый­ти на пло­щадь, была ука­за­на дата про­ве­де­ния митин­га. Надо раз­мно­жить и выве­сить по горо­ду. И мы с энту­зи­аз­мом нача­ли пере­пи­сы­вать и раз­мно­жать эти листов­ки, тогда ком­пью­те­ров не было, писа­ли на про­стом тет­рад­ном лист­ке, руч­кой, боль­ши­ми печат­ны­ми бук­ва­ми. Нам надо было еще успеть раз­ве­сить листов­ки по горо­ду. Поэто­му мы писа­ли и за уро­ка­ми. Вече­ром рас­кле­и­ва­ли эти листов­ки на ули­цах. Хоро­шо пом­ню, что кле­и­ла листов­ки в стро­и­тель­ном тех­ни­ку­ме, где учил­ся мой стар­ший брат, их мне впо­след­ствии и предъ­яви­ли сотруд­ни­ки КГБ.

После пом­ню, сол­да­ты окру­жи­ли наше обще­жи­тие, тех­ни­кум, при­е­ха­ли люди из КГБ в штат­ском, собра­ли нас всех, про­ве­ли собра­ние, пока­зы­ва­ли листов­ки, зна­ем ли мы, кто писал, раз­ве­ши­вал. Мы, конеч­но, все отри­ца­ли. Но, как в жиз­ни быва­ет, нахо­дят­ся под­лые люди сре­ди сво­их, и одна наша сокурс­ни­ца, казаш­ка, ука­за­ла на нас всех, кто писал листов­ки, ска­за­ла, что виде­ла, как мы писа­ли на уро­ках. Нас, дево­чек. забра­ли в КГБ. Были допро­сы, угро­зы. Меня­лись сле­до­ва­те­ли один за дру­гим, то один допра­ши­ва­ет, то дру­гой, один угро­жа­ет, дру­гой уго­ва­ри­ва­ет при­знать­ся, застав­ля­ли писать печат­ны­ми бук­ва­ми под дик­тов­ку. Меня в каби­не­те допра­ши­ва­ли одну, про дру­гих дево­чек я не зна­ла, что с ними. КГБ инте­ре­со­вал вопрос, кто нам дал листов­ки, кто орга­ни­за­тор. Я все отри­ца­ла и не при­зна­ва­лась, на меня дави­ли тем, что листов­ку сня­ли со стро­и­тель­но­го тех­ни­ку­ма, «у тебя там брат учит­ся, это ты пове­си­ла листов­ку». Отпу­сти­ли нас позд­ней ночью. В день митин­га нас сно­ва забра­ли в КГБ, и сно­ва бес­ко­неч­ные допро­сы, угро­зы, нер­вы были на пре­де­ле. Вече­ром отпу­сти­ли, пре­ду­пре­див, что­бы не ходи­ли на пло­щадь. Мы, не послу­шав, все рав­но пошли на пло­щадь, но опоз­да­ли, люди, в основ­ном моло­дые, шли с транс­па­ран­та­ми от пло­ща­ди к мосту, окру­жен­ные мили­ци­ей и сол­да­та­ми. Нас сол­да­ты не под­пу­сти­ли к шествию, и мы вер­ну­лись в общежитие.

На сле­ду­ю­щий день 23 декаб­ря сно­ва собра­ние ком­со­моль­ское, где меня, Кали­ба­е­ву Бакыт, Алим­ба­е­ву Аман­гуль и еще дево­чек, исклю­чи­ли из ком­со­мо­ла, поста­ви­ли вопрос перед руко­вод­ством тех­ни­ку­ма об исклю­че­нии из тех­ни­ку­ма. Мы, конеч­но, все пла­ка­ли, для меня было позо­ром исклю­че­ние из тех­ни­ку­ма. Как домой воз­вра­щать­ся, как роди­те­лям смот­реть в гла­за, тем более послед­ний курс, до дипло­ма оста­ва­лось совсем чуть-чуть? Не знаю, от зло­сти или от без­вы­ход­но­сти, нер­вы сда­ли, я набро­си­лась с кула­ка­ми на пре­да­тель­ни­цу со сло­ва­ми: “Ну и чего ты доби­лась, сдав нас КГБ?!”. Меня аре­сто­ва­ли и закры­ли в КПЗ. Потом сно­ва допро­сы, изо­ля­тор, тюрь­ма в «кре­по­сти», суд. Меня суди­ли по ста­тье 173 часть 2: “Угро­за или наси­лие в отно­ше­нии долж­ност­ных лиц, обще­ствен­ных работ­ни­ков или граж­дан, выпол­ня­ю­щих обще­ствен­ный долг”. В свя­зи с моим несо­вер­шен­но­ле­ти­ем 65-ую ста­тью не при­ме­ни­ли. Осу­ди­ли на один год лише­ния свободы.

 С 23 декаб­ря 1986-го по 12 мар­та 1987 года я нахо­ди­лась в кре­по­сти Усть-Каме­но­гор­ска, и когда до мое­го совер­шен­но­ле­тия оста­ва­лось все­го 13 дней, вла­сти меня эта­пом отпра­ви­ли в Рос­сию на «мало­лет­ку» в город Новый Оскол. Не ста­ли ждать две неде­ли, вид­но, реши­ли, что­бы я уви­де­ла и испы­та­ла все тяго­ты тюрем­ной жиз­ни. Пол­то­ра меся­ца я про­ве­ла в доро­ге вагон­за­ках, в пере­сы­лоч­ных тюрь­мах Рос­сии, пока добра­лась до Ново­го Оско­ла. Свя­зи с роди­те­ля­ми не было, пись­ма писать запре­ща­лось, но все рав­но писа­ла и выки­ды­ва­ла в окно вагон­за­ка, когда вели в туа­лет. И пред­став­ля­е­те, поз­же, когда вер­ну­лась домой, мама мне пока­за­ла мое пись­мо, оно было про­чи­та­но сер­до­боль­ным чело­ве­ком в Воро­не­же, поверх кон­вер­та тот напи­сал, что нашел пись­мо на вок­за­ле и пере­сы­ла­ет адре­са­ту, изви­нял­ся, что про­чи­тал! Все-таки есть на све­те насто­я­щие люди!

Когда дое­ха­ла до «мало­лет­ки», меня опре­де­ли­ли в каран­тин и, в свя­зи с испол­не­ни­ем в доро­ге 18 лет, ска­за­ли гото­вить­ся обрат­но на этап в Казах­скую ССР. И сно­ва пол­то­ра меся­ца – авто­за­ки, вагон­за­ки, пере­сы­лоч­ные тюрь­мы – но уже в обрат­ную сто­ро­ну, на роди­ну. Где-то в июне меся­це 1987-го попа­ла в жен­скую коло­нию, Алма­тин­ской обла­сти посе­лок Жау­га­шты, отряд номер 5. Там ста­ро­ста отря­да и стар­шие жен­щи­ны, посо­ве­щав­шись, реши­ли, что я еще малень­кая, и срок у меня малень­кий, и рабо­тать я не буду, при­ста­ви­ли к жен­щине ОТК. Там была швей­ная фаб­ри­ка, с этой жен­щи­ной мы вози­ли изде­лия в ОТК, там сиде­ли люди с воли и при­ни­ма­ли гото­вые изде­лия от нас, про­ве­ря­ли качество.

 В кон­це июля началь­ство коло­нии объ­яви­ло об амни­стии. В честь чего была амни­стия, я не пом­ню, но мне ска­за­ли, что моя ста­тья попа­да­ет под это дело, и что­бы я гото­ви­лась на комис­сию. Пом­ню, заве­ли меня в каби­нет, где засе­да­ла комис­сия по амни­стии, сек­ре­тарь зачи­та­ла мою ста­тью, и то, что я писа­ла листов­ки, участ­во­ва­ла в анти­об­ще­ствен­ных наци­о­наль­ных выступ­ле­ни­ях. Сто­я­ла гро­бо­вая тиши­на. Вокруг сиде­ли чле­ны комис­сии, все мол­ча­ли, и я заме­ти­ла, что все были казах­ской наци­о­наль­но­сти. Когда сек­ре­тарь ска­за­ла, что у меня нет ника­ких нару­ше­ний, все сра­зу заго­во­ри­ли: “Мы за!”. Но тут встал пред­се­да­тель комис­сии, про­ку­рор, жаль не пом­ню фами­лии его, и как закри­чал на меня: “Ты наци­о­на­лист­ка, сей­час мы отпу­стим тебя, ты вый­дешь на волю, будешь бить себя в грудь – вот, каза­хи, я за вас вое­ва­ла, за вас постра­да­ла. Тебя вооб­ще надо пожиз­нен­но поса­дить!”. Я, конеч­но. запла­ка­ла в окру­же­нии гроз­ных дядек и тетек, вышла из каби­не­та не пони­мая, меня амни­сти­ру­ют или нет.

И вот на про­тя­же­нии про­шед­ших трид­ца­ти двух лет я думаю и вспо­ми­наю об этом про­ку­ро­ре. Кто он сей­час? Не бьет ли сей­час он свою грудь за казахов?

Меня амни­сти­ро­ва­ли, и 6 авгу­ста 1987-го за мной при­е­ха­ла мама, увез­ла с собой домой в Кур­чум. При­е­хав домой, я узна­ла, какие испы­та­ния выпа­ли на долю моих роди­те­лей. На рабо­те у отца было собра­ние, где перед всем кол­лек­ти­вом обсуж­да­ли, что он вос­пи­тал доч­ку наци­о­на­лист­ку, анти­об­ще­ствен­ни­цу, если бы он был пар­тий­ным, ком­му­ни­стом, поса­ди­ли бы рядом с доч­кой. После кол­ле­ги мне рас­ска­зы­ва­ли, что отец почер­нел и посе­дел за один день. Мама была учи­тель­ни­цей в шко­ле, ее пере­ве­ли библиотекарем.

Я устро­и­лась на рабо­ту бух­гал­те­ром на пред­при­я­тие, где рабо­тал отец. Зимой 1990 года к нам домой при­е­хал пред­ста­ви­тель комис­сии по рас­сле­до­ва­нию декабрь­ско­го вос­ста­ния, кото­ро­му я напи­са­ла заяв­ле­ние о пере­смот­ре мое­го дела. В сен­тяб­ре меся­це 1990 года пред­ста­ви­тель РОВД при­вез и озна­ко­мил меня с поста­нов­ле­ни­ем о реа­би­ли­та­ции. После несколь­ко раз зво­ни­ли из коопе­ра­тив­но­го тех­ни­ку­ма, сооб­щи­ли, что я вос­ста­нов­ле­на и про­си­ли при­е­хать, закон­чить уче­бу. Я закон­чи­ла уче­бу и полу­чи­ла диплом.

Мои роди­те­ли рано ушли из этой жиз­ни, я думаю, ска­за­лись все пере­жи­ва­ния из-за меня. И нико­гда не забу­ду сле­зы мое­го стар­ше­го бра­та, кото­рый тоже тогда был сту­ден­том, когда он узнал, что со мной слу­чи­лось, он пла­кал, что не догля­дел за мной, что он ска­жет роди­те­лям. Все мои испы­та­ния ниче­го не сто­ят, но сле­зы род­но­го бра­та… До сих пор не могу без слез вспо­ми­нать, вот сей­час пишу и плачу.

Все трид­цать лет, обо­ра­чи­ва­ясь назад, я задаю себе вопрос, что это было и поче­му? И, если вер­нуть все назад, как бы я посту­пи­ла? Моё мне­ние, не побо­юсь это­го сло­ва – это пат­ри­о­тизм, это любовь к сво­ей нации, к род­ной зем­ле, нетер­пи­мость к неспра­вед­ли­во­сти, пре­да­тель­ству. Так меня вос­пи­та­ли мои роди­те­ли. и я ни о чем не жалею. Даже гор­жусь, что внес­ла свой скром­ный, малень­кий вклад на пути к независимости.

Сей­час мне пять­де­сят лет, живу с семьей в Алма­ты, рабо­таю глав­ным бух­гал­те­ром в част­ной ком­па­нии. Но иро­ния судь­бы: живу в неза­ви­си­мом Казах­стане, сво­е­го жилья не имею, уже восемь лет сни­маю квар­ти­ру то у уйгу­ров, то у тур­ков, то у орал­ма­нов. Чле­ны моей семьи про­пи­са­ны кто где: муж у сво­ей сест­ры в Тара­зе, я в Алма­ты у одно­класс­ни­цы, дети в Семее у быв­ших сосе­дей. С восем­на­дца­ти лет рабо­таю, ста­жа 32 года, и не зара­бо­та­ла на жилье. Но не уны­ваю, успо­ка­и­ваю себя – после того, что уви­де­ла и пере­жи­ла, я силь­ная. Все будет хорошо.

 16 декаб­ря 2019 года еду в Зай­сан на встре­чу со сво­и­ми сокурс­ни­ца­ми – ГЕРОЯМИ ЖЕЛТОҚСАНА Кали­ба­е­вой Бакыт, Алим­ба­е­вой Аман­гуль, Бузу­ба­е­вой Динарой.

Гуль­жан ЕСИРКЕНОВА (Карим­га­зи­на)