Обращение поэта к президенту Токаеву
Амангали СУЛТАН,
г. Москва
Касым-Жомарт!
Ты уж извини за такое мое вольное, чтобы не сказать фамильярное, обращение к тебе. Но я имею достаточное основание обратиться к тебе именно так, по имени, ибо знаю, точнее, знаком с тобой самолично около полувека, с середины 1970‑х годов, когда мы с тобой оба жили и работали в одном городе – Москве, ты в МИДе СССР, а я в аппарате Президиума Верховного Совета СССР.
Но дело совсем не в этом. Я знал (не просто был знаком) твоего отца – Кемел-ага, с которым у меня сложились еще в 60‑е годы тесные рабочие отношения. Мы занимались схожей деятельностью, связанной с переводом текстов общественно-политического содержания. Он, будучи главным редактором «Ведомостей Верховного Совета КазССР», привлекал меня к переводу материалов для этого издания, даже настоятельно предлагал мне перейти к нему на работу. Я колебался с согласием, так как на своей работе куда больше зарабатывал, чем на предлагаемой. Когда же был готов принять такое лестное предложение, его шефиня – секретарь Президиума Рамазанова, к нашему обоюдному огорчению, устроила туда своего человека. А вскоре меня приняли в Москве в вышеназванную союзную контору на освободившуюся аналогичную вакансию.
Несмотря на эти жизненные перипетии, устоявшиеся между мной и Кемел-ага, отношения не прекратились. Со временем из чисто рабочих плавно перешли в теплые человеческие отношения. Во время своих служебных командировок в Алма-Ату я, само собой, непременно навещал его в Доме Правительства, где располагалась его контора.
Помнится, один раз по его инициативе мы посидели в ресторане Союза писателей «Каламгер».
В ходе подобных встреч и общений мои взаимоотношения с Кемел-ага принимали все более доверительно-дружеский характер. Не знаю, чем я приглянулся ему, но меня, прежде всего, покорял добрый нрав этого человека, привлекательного не только внешностью – с красивым, всегда с очаровывающей улыбкой лицом, но и, что более важно для взрослых людей, общительным, подкупающе мягким характером. Мне особенно импонировала его осведомленность в элитарной литературе, как казахской, так и русской. Это я от него узнал, что знаменитый русский поэт, учитель Пушкина Гавриил Державин был моим очень даже близким родственником, выходцем из одного со мной рода – Жетіру.
Кемел-ага, разумеется, хорошо знал историю советскую, к событиям которой сам был непосредственно причастен, однако на эту тему он предпочитал не распространяться. Об этом, об одиссее страданий, преподнесенную рано осиротевшим ему и его брату Касыму Советской властью, поведал мне Жунис-ага, притом в стенах самого Московского Кремля, средоточия той бесчеловечной политики Центра, жертвами которой оказалась, наряду с миллионами соплеменников, и семья Токаевых, переехавшая из Казахстана в соседнюю Киргизию, спасаясь от голодной смерти.
Кемел-ага в свои неполных 19 лет вместе с братом же сражался в Великой Отечественной войне, участвуя в Сталинградской битве, проползая версту за верстой на полях брани в Украине, Беларуси, Польше. После ранений, оказавшихся, к счастью, не смертельными, каждый раз возвращался в строй, заслужив боевые ордена и медали.
После войны Кемел-ага благодаря своему упорству и целеустремленности получил высшее образование, стал наиболее читабельным автором художественных книг, превратившись в основоположника детективного жанра в родной литературе. Одну из них – роман «Таинственный след» он подарил мне с трогательной надписью.
Касым-Жомарт, помнишь или нет (хотя это не суть важно), я тебя поздравлял два раза. Первый раз с назначением тебя первым заместителем министра иностранных дел Казахстана, второй раз – когда ты стал уже профильным министром. Поздравлял не потому, что хотел обозначиться в числе твоих знакомых с потаенной претензией на какие-то преференции, а лишь потому, что ты был сыном Кемел-ага, моего незабвенного старшего брата. Я искренне сочувствовал твоему карьерному росту, как бы и за него, к сожалению, рано ушедшего из жизни – в 1986 году, немного не дожив до саморазрушения страны, которую он некогда самоотверженно защищал. Защищал именно страну, ее народ, а не ее порочный политический режим, от которого претерпел столько бед и злочинств, как он сам, так и весь его народ.
Кемел-ага лучше, чем мы с тобой, знал, что казахский народ едва не исчез физически после устроенных ему этим бесчеловечным режимом трехкратного голодомора, массовых сталинских репрессий его лучших представителей, начиная с великой плеяды алаш-ординцев; после жестокой войны с немецкими фашистами, в пекло которой было брошено около полутора миллионов человек, почти половина которых полегла костьми на поле боя, чаще на чужбине; после превращения страны в сплошной концлагерь, создания в ней военных полигонов, по площади равной территории бывшей ГДР и Чехословакии, вместе взятых, заражавших землю, воздух и воду «издержками» своей деятельности – все более губительными военными испытаниями, в последние годы – приснопамятным гептилом…
Извини, Касым-Жомарт (а ведь когда-то я называл тебя просто Жомарт), пусть простит и уважаемая читательская публика этой благословенной газеты «Дат», что я, возможно, затянул преамбулу, посвятив ее не настоящему адресату, указанному в заглавии «Обращения», а его отцу. Считайте это моей слабостью, недостатком, упущением, как автора. Хотя на это у меня есть некоторое возражение.
Все в этой, по существу, вероятностной жизни и фрагментарно, и целостно взаимосвязано. Тем более, когда речь идет о таком живом, динамичном обществе, как человеческое, развивающееся беспрерывным потоком, поколение за поколением. Каждое последующее поколение, если оно не хочет отстать от ходкого каравана истории, для продолжения жизни, для преуспеяния в ней воспринимает или должно воспринимать от предыдущих самые лучшие, жизнеспособные уроки, образцы. В этом и заключается пресловутая проблема «отцов и детей».
Поэтому я позволяю себе вольность не столько в личном обращении к тебе, господин президент, сколько в моем сугубо братском напутствии тебе: ты должен был усвоить с молоком матери заветы своего отца, моего брата – человека скромного и немногословного, не столько вербальные, сколько наглядно-очевидные, прочитываемые из его биографии, полной поучительных эпизодов. Он, как и любой другой родитель, тем более заставший последние отголоски казахской вольности, еще чудом сохранявшиеся отчасти в быту и наверняка в воспоминаниях иных аксакалов, краем уха услышанные, затронувшие и запавшие в юную душу, в узнанных из пересказа преданиях предков, хотел воспитать тебя в неизменном уважении к нормам человеческого общежития, в духе своих предков-номадов, «детей природы», в лучшем понимании учения Жан-Жака Руссо, одного из моих кумиров с зари юности. В нашей широкой, благоухающе-свободной Степи и люди были с открытой широкой душой, ставили во главу угла любовь и привязанность, сострадание и заботу друг о друге, о благополучии семьи и всего рода-племени. Кемел-ага видел некоторые твои успехи на государственной службе и был, думаю, доволен ими.
Еще большим твоим успехам радовалась, конечно, твоя досточтимая мать Турар, соединившаяся в инобытии со своим супругом в 2000‑м году. Радовался бы твой отец, человек, насколько я знал, честный и справедливый, совестливый и неподкупный, твоему возвышению до поста лидера всей его Родины, целой нации. Сначала, возможно, да, а потом, когда ему станет ясно, из чьих рук ты получаешь такую небывалую преференцию – власть? С одной стороны, как это ни прискорбно звучит, хорошо, что он не дожил до последующего момента. Иначе бы стал свидетелем того, как родная его кровинушка совершает идеологический кульбит с самого начала с переименованием столицы страны, а позже, войдя в раж, изнасилует Конституцию, и без того куцую, что только зажмурь глаза и заткни уши. В последнее время он опять выкатывает напыщенную фанфарную белиберду – проект, скорее, новый очередной прожект – «Жаңа Қазақстан». Все так же, как во времена прежнего албасты, доставшего подобными лозунгами, в то же время заражая вирусом жадности и продажности не только свое окружение, чуть ли не все общество. Чего другого ожидать от тебя, если ты в поединке за президентство выбираешь себе в конкуренты явных аутсайдеров с места в карьер.
И правда, я полагаю, будь Кемел-ага жив, сын его жил бы и трудился, не то что, ведя себя тише воды, ниже травы, а просто так, как велит ему его гражданский долг – в честном неустанном труде, в настоящем борении за благо народа, а не в их бурной имитации…
Увы, мы имеем дело не с гипотетической возможностью, а с очевидной реальностью. Вопреки ожиданию народной массы тех самых человеческих качеств, которые были присущи Кемелу-ага от природы и от усвоенных им нравственных уроков жизни, от его сына, последний позволяет себе не оправдывать это самое ожидаемое ожидание. И это после бездарно прожитых трех десятков лет правления предыдущего албасты в бесконечных мыканиях, живя в неприлично богатой стране. Казалось бы, ты не страдаешь или не должен страдать фантомной болью за это бесславное прошлое, но почему-то тебя так и тянет к морализаторству, воспринимаемому ставшим ушлым населением уже, извиняюсь, за мудозвонство. Мне хочется спросить у тебя: не страдает ли аруах Кемел-ага, покоящегося в объятиях родной земли, поведением своего чада на этом эфемерном посту с точки зрения человеческого достоинства?
Тут я задумался и вспомнил замечание И. Канта, на мой взгляд, философа конгениального: «…Прежде чем не найдено достаточное доказательство, не допускать никакого решающего суждения». Это суждение о суждении, мне кажется, вполне приложимо к «бритве Оккама», суть которой звучит в упрощенном виде более чем понятно и приемлемо: «Не следует множить сущее без необходимости». Или немного иначе – «Не следует привлекать новые сущности без самой крайней на то необходимости».
Исходя из этих постулатов, я смею напомнить тебе, господин президент, истину без утайки. Ты к моему (ладно бы, если только к моему) огорчению, оказался незрелой или перезрелой ягодой из зараженного сада Назарбаева, которому ты верой и правдой служил в течение десятков лет в разных ипостасях, поскольку его выбор в качестве наследника пал на тебя неспроста. Ты оказался «достойным» наследником недостойного правителя. Твое поведение в драматические дни января 2022 года, когда ты не моргнув глазом солгал о нападении на республику мифических «20 тысяч бандитов» и приказал своим и без того разгоряченной и безбашенной полиции открыть огонь без предупреждения и на поражение по людской массе. Естественно, результатом явились ранения и смерть сотен мирных, безоружных людей… А что творилось после этого в КПЗ и тюрьмах страны с арестованными, но еще не осужденными гражданами, и не только мужского племени и не только совершеннолетними, говорить я не буду – это превыше моих сил.
Так кому еще, как не мне, не чесать тебя против шерсти, Касым-Жомарт? Но не волнуйся, я не намерен перечислять досадные ошибки, отвратительные поступки, явные преступления, в том числе уголовные, допускавшиеся с позволения т.н. «елбасы» или совершавшиеся им самим в казахстанском обществе до твоего прихода к власти, и обвинять в них тебя, приписать их тебе. Хотя они де-факто имели место, происходили на твоих глазах. Но сейчас-то что или кто тебе мешает привести жесткий порядок без промедления хотя бы в этом прогнившем, отдельно взятом звене хромающей на все конечности всей правоохранительной системы, характер деятельности которой превратился из исправительного в истребительный?
Эти пенитенциарные учреждения страны, где применяются к заключенным иголки и бритвы, превращены форменным образом в элементарные пыточ-ные, через которые проходили и проходят сотни людей, день за днем!.. И это имеет место быть в ХХІ веке и в моем этническом Отечестве, отданном на откуп тебе.
Имеются в твоей деятельности, особенно последнего времени, факты, явно не красящие тебя, пахнущие дурно, о которых не знает только ленивый и которыми мне не след манипулировать или спекулировать. Когда нет на них узды, они еще пуще мультиплицируются. Если на то пошло и коль ты уже стал начальником на семь лет, в настоящего превратишься только тогда, когда искренне покаешься, открыто признав свою трагическую ошибку с чудовищными последствиями в кантарских событиях. И для прощения будешь до окончания срока своих властных полномочий работать не покладая рук, собрав в кулак весь свой рух-дух ради процветания своей великой, без преувеличения, и заслуживающей лучшей участи нации. Тем ты можешь успокоить аруах своего отца, находящегося в том мире!
Касым-Жомарт, и наконец, хочу спросить у тебя: кто тебе нашептывает на ухо шагать в фарватере минувшей албастынской эпохи, мешая проводить задуманные и во всеуслышание объявленные тобой, и то лишь на четвертом году в качестве президента многообещающие мероприятия смело, без оглядки назад, на чью-либо, извиняюсь еще раз, рожу или морду? Внутри ли она страны или за ее пределами, без разницы.
В завершение своего Обращения, уважаемые мои читатели, я должен признаться, при всем моем отвращении к обещаниям сверху, что доносятся до меня, человеку, находящемуся за тридевять земель от своих родных пенатов и прикованному к постели, кое-какие и приятные, ласкающие мой слух поэта и гражданина, сообщения о последних, столь долгожданных шагах К.-Ж. Токаева навстречу ожиданиям основной массы нашего стоически-терпеливого народа в плане облегчения его сугубо материального положения, от которого, само собой, зависит и его морально-психологическое состояние. Даже эти небольшие, пусть и пипеточного характера, практические его шаги, не скрою, не могут не зародить в моей душе, исстрадавшейся за немыслимо долгие годы (мне сейчас 86 полных лет) со времени ее политического созревания, искру надежды на перспективу – более-менее благополучную по сравнению с предыдущим тридцатилетним, бездарно прожитым периодом в истории страны. И я, разумеется, вместе с моим народом имею право и основание надеяться, что из этой искры в ближайшее время воистину возгорится пламя, которое уже невозможно будет кому-либо и когда-либо потушить.
19.12.2022
