«Общественная позиция»
(проект «DAT» №37 (308) от 29 октября 2015 г.
ЭкономиКа: кризис связан не только с нефтью
В ХХI веке президент, кажется, впервые произнес слова «настоящий кризис» применительно к Казахстану. Прошла неделя, а в стране не нашлось ни одного природного оптимиста – политика, финансиста, члена партии власти и кабинета министров, который бы решительно опроверг слова Нурсултана Назарбаева.
Разве что неунывающий глава Национального банка Кайрат Келимбетов снова изящно намекнул на то, что, возможно, пора бежать в обменники, ведь, по его последним тезисам, «запас прочности, который был создан, не растаял» и «рассчитан минимум на 3–4 года при самых крайних вариантах».
Что же это значит «нағыз дағдарыс»? Хотелось бы понять не только с одних позиций резкого сокращения доходов казны и слов главы государства. Об этом и о том, как с этим жить, «Радиоточка» беседует с казахстанскими экономистами и экспертами.
Меруерт Махмутова, директор Public Policy Research Center:
– На самом деле, кризисные явления проявились более года назад – с влияния санкций развитых стран на экономику России, с падением курса рубля, с падением цен на нефть. В декабре 2014-го по сравнению с июлем цена за баррель снизилась на 45%, когда курс рубля обвалился в два раза, уже было очевидно, что это неизбежно приведет к девальвации тенге. Появились тревожные оценки рейтинговых агентств и прогнозы по девальвации тенге. Однако власти Казахстана сохраняли олимпийское спокойствие.
Доходы от нефтяного сектора составляют более половины консолидированных доходов бюджета, поэтому доходы бюджета падают. В марте этого года республиканский бюджет был переверстан со снижением цены на нефть с 80 долларов за баррель до 50 долларов.
Но правительство убеждало нас, что кризис нас не коснется. Еще в июле этого года Алматы конкурировал с Пекином за проведение зимней Олимпиады. А что было бы, если бы проведение Олимпиады досталось Алматы? И вот только теперь, после отмашки президента, нам торжественно объявили, что вот он, кризис, наступил. Хотя такой исход событий можно было прогнозировать еще в марте 2014 года после аннексии Крыма. Кризис сегодня – это то, к чему мы целенаправленно шли все эти годы, во время высоких цен на нефть, затевая необдуманные амбициозные проекты, увеличивая госдолг. При этом, несмотря на все мантры о диверсификации, как таковой ее нет – 68% экспорт составляет экспорт углеводородов.
Олжас
Худайбергенов, директор Центра
макроэкономических исследований:
– Возможно, ранее предполагалось, что снижение цен на нефть будет краткосрочным, но теперь, видимо, сценарий сохранения низких цен на нефть в длительном периоде рассматривается как основной. В 2008–2009 годах низкие цены сохранялись в течение 2–3 кварталов, а сейчас пошел 4‑й квартал. В целом, «настоящий кризис» означает переход от разработки краткосрочных антикризисных мер к долгосрочным. С точки зрения системы госуправления это облегчает признание негативных процессов на многих участках и дает возможность комплексного их решения.
Валихан Тулешов, философ, общественный деятель:
– Действительно, все эти годы для нашей модели сырьевой экономики при растущих ценах на нефть, достигших пару лет назад 125 долларов, мировой финансово-экономический кризис был как бы «внешним». Мы потеряли инвесторов, длинные деньги. Но когда цены на нефть упали до сегодняшнего уровня, стал понятен полный масштаб кризиса для нас, для нашей «ресурсной», сырьевой, не производящей, а продающей недра, экономики.
– Не итог ли это «успешности» экономической политики всех кабинетов министров, начиная так года с 2000-го?..
Олжас Худайбергенов:
– В целом, да, итог. Раньше экономический рост опирался на внешние факторы, в первую очередь высокие цены на нефть, а также привлечение внешних займов и инвестиций. Сейчас экспортные доходы сократились, а приток внешних займов в частный сектор в районе нуля. Что касается иностранных инвестиций, то здесь тоже проблемы, так как сейчас большинство бизнесов малорентабельны, поэтому войдут разве что те игроки, у которых тактика входить в бизнес именно в кризис, как бы «покупать на дне».
Валихан Тулешов:
– На мой взгляд, это, прежде всего, связано с кризисом той модели управления, которая была выстроена «рыночно ориентированным авторитаризмом». Ведь в жирные годы, когда денег было много, наши власти даже не задумывались о развитии промышленной фазы капитализма в стране, а делали упор на торговой фазе. Торговая фаза развилась, но правительство и власти, в целом, не обеспечили перелив торгового капитала в сферу производства. Отечественному бизнесу не дали ни гарантий, ни поддержки, наоборот, давили запретами и тарифами. Их дали лишь иностранным инвесторам в нашу и без того сырьевую экономику, увеличив экономические риски. Были лишь одни пустые разговоры о диверсификации экономики, провальные планы программ, типа «30 корпоративных лидеров», ГПФИИР и так далее.
К примеру, та же корпорация Daewoo, например, сначала, еще задолго до ГПФИИР, пришла в Казахстан, но когда ее отфутболили, она приземлилась в Узбекистане. И сегодня там производит в десятки раз больше машин, чем у нас. За признанием «настоящего кризиса» скрывается в целом признание несостоятельности формы правления в государстве и модели управления, которая проворонила этот кризис. К примеру, в том же Узбекистане, который изначально ориентировался на развитие промышленного производства, даже при схожей форме правления рост экономики превысил 6%…
– На всякий кризис есть свои антикризисные методы…
Меруерт Махмутова:
– Что делать? Нужно, чтобы правительство, каждое предприятие и каждый отдельно взятый гражданин разработали собственный антикризисный план, не питая надежд, что в следующем году цена на нефть вырастет. Необходимо консолидировать доходы, сокращать расходы бюджета, прекращать практику поддержки бизнеса за счет бюджетных средств, какими бы благими посулами это ни было завуалировано. Правительство должно взять перечень компаний для приватизации и объяснить, зачем и почему их выводят на приватизацию? По порочной практике обычно перед приватизацией в такие объекты закачиваются бюджетные средства, после этого такие объекты тихо приватизируются. Обеспечьте открытость и прозрачность процедур, чтобы убедить в том, что это не расхищение остатков госсобственности. Нельзя идти на ужесточение налоговой политики в такой момент, лучше повысить эффективность расходов. Это нужно, если правительство заинтересовано в повышении доверия к себе со стороны граждан.
Гражданам тоже нужно пересматривать свою финансовую политику, переключаясь с потребления на режим экономии и сбережения. Прекратить проводить тои за счет кредитов и микрокредитов. Несколько лет назад во время поездки в регионы была поражена тем, что самое популярное предназначение микрокредитов под 60% годовых – это проведение тоя. А ведь будет и идет сокращение рабочих мест, это неизбежная часть выживания бизнеса…
– Олжас, пройдемся по монетарной политике и тенге. Ваше видение антикризисной программы?
Олжас Худайбергенов:
– Да, вы правы, тут нужны еще совместные действия правительства и Национального банка. Последовательность мер могла бы быть следующей. Во-первых, реальная очистка банковской системы от плохих кредитов, чтобы залоги снова вошли в экономический оборот. Во-вторых, закачка долгосрочной ликвидности в банковский сектор, и ужесточение валютной позиции – это оживит возможности банков по кредитованию и не позволит им заниматься валютными спекуляциями. В‑третьих, реализация эффективных, а не косметических мер по дедолларизации с последующим стимулированием кредитования только в тенге, а ставки должны постепенно снижаться. Это позволит бизнесу планировать долгосрочные инвестпроекты. В‑четвертых, полный пересмотр налоговой политики так, чтобы вся экономика вышла из тени, и более того, резко стимулировался безналичный оборот, даже в розничной торговле. Бизнес будет платить налоги, как и раньше, а может, даже меньше, но при этом налоговые поступления в бюджет существенно вырастут за счет сокращения теневой экономики. Пострадают лишь владельцы «обнальных» контор и те, кто совсем работал в «черную». В‑пятых, необходим пересмотр бюджетной политики таким образом, чтобы выделить инвестиционную составляющую в отдельный документ, а внутри оставить только операционные расходы. Так сделано в Сингапуре, кстати. Это позволит более оперативно планировать и финансировать инвестпроекты, избегая ограничений с дефицитом бюджета.
В‑шестых, государство должно активно наращивать расходы, прежде всего, через жилищную политику, которая не только повысит платежеспособный спрос, но и обеспечит загрузку сектора строительства и производства стройматериалов. Причем все можно обставить так, чтобы было обеспечено казахстанское содержание на 95%. В целом, государство во время кризиса не должно сжиматься, это лишь провоцирует дальнейшее падение экономики.
– Меруерт Маутхановна тут упомянула про кредиты на красивую жизнь. Значит ли это, что различные «ништяки» – дорогие машины, покупки, недвижимость, отдых за рубежом, тои – все это станет достоянием культуры – фольклором и преданиями?
Олжас Худайбергенов:
– Такая жизнь, по моим наблюдениям, была где-то у 300–400 тысяч казахстанцев, 90% которых проживают в Алматы и в Астане. А основная часть казахстанцев жила как раз без всех этих «ништяков». Поэтому кризис в основном отразится на тех, кому были доступны блага. Именно они окажутся под прессом значительного сокращения доходов. У остальных и так доходы низкие, но тут вопрос к экономической политике государства – насколько удастся сохранить занятость на текущем уровне. В целом, если реализуют масштабную жилищную политику, то можно много проблем снять одним махом. И улучшить жизнь простых граждан (обеспечив их жильем), и повысить их платежеспособность (это высокая аренда и платежи по кредиту), и обеспечить загрузку сектора строительства, производства стройматериалов и смежных услуг, дать работу сотням тысяч граждан. В общем, посмотрим, как государство будет реагировать. Но одно оно себе не может позволить точно – это мыслить в рамках частного бизнеса. Это только частный бизнес может сокращать расходы во время кризиса, а государство должно их наращивать, причем соразмерно сжатию частного кризиса. Если государство не будет демонстрировать уверенность, то не будет ее ни у бизнеса, ни у населения.
– Всех интересует вопрос занятости. Что еще можно делать в этом направлении?
Меруерт Махмутова:
– Я считаю, необходимо пересматривать традиционный взгляд на занятость, когда наличие постоянной работы люди связывают с процветанием и успехом. Традиционные виды занятости отмирают, и будущее экономики будет основываться на работе независимых подрядчиков и peer-to-peer – работе людей через онлайн-платформы. То есть, находясь в одной точке земного шара, люди при современном уровне развития коммуникаций могут работать с компаниями на другой его стороне.
Новый термин «humancloud» характеризует происходящие в мире изменения на рынке труда. Это решает проблему нехватки квалифицированных кадров, безработицы, и создает глобальную меритократию. Работники вознаграждаются исключительно за их вклад/результат, независимо от того, где они находятся, каков их уровень образования, пол или раса.
Недавно читала результаты исследования, в США 34% рабочей силы – а это 53 миллиона человек, являются фрилансерами, и ожидается, что в следующие пять лет они будут составлять уже 50% занятых. Это, конечно, не наши самозанятые, составляющие треть занятых. В нашем случае это сельское население, не имеющее работы, но официальной статистикой причисляемое к самозанятым. Но эти тенденции на рынке труда нужно брать на вооружение каждому, кто готов сам отвечать за занятость: учить языки, осваивать новые навыки/умения, что позволит найти удаленную работу через онлайн платформы, которые сейчас растут с каждым днем.
На помощь со стороны государства могут рассчитывать только уязвимые группы: старики, дети, инвалиды, женщины с детьми. Я бы предложила правительству пересмотреть подход к определению бедности, благодаря которому чиновникам удалось снизить бедность статистически до 3%, но к реальному уровню жизни населения это никакого отношения не имеет…
– И, завершая разговор, кризис – это почти всегда гарантированный негатив. Чем же тогда, возможно, чреват «настоящий кризис» в социальном и в политическом аспектах?
Валихан Тулешов:
– Настоящий кризис –это настоящие материальные и моральные потери. Люди могут полностью разочароваться во власти. В этих условиях нас может ожидать сильная социальная и политическая дестабилизация. Выход из такого рода кризиса может быть один – легитимная смена парламента и правительства. Поэтому власть должна сама себя «отменить» посредством настоящих либеральных реформ: дать свободу людям делать все, чтобы смягчить последствия сильного падения экономики и их материального положения. Необходимо отменить всякие ненужные ограничения для бизнеса. Люди боятся делать бизнес в условиях большого административного пресса, необходимо сократить административный аппарат власти, принять новые либеральные законы. Прежде всего «демократизироваться» должна сама руководящая партия – вплоть до полной сменяемости ее руководства в парламенте, в правительстве, в областях, в районах и на местном уровне. Нужно либерализировать торговлю, отменить высокие таможенные пошлины, чтобы заново создать торговые капиталы и начать их переливать в промышленную сферу, которая одна лишь способна предоставить людям рабочие места. В противном случае власти никто не поверит, и страна рискует войти в штопор северо-африканского и ближневосточного типа политического кризиса и дестабилизации…
Парыз БАЙТЕНОВ
radiotochka.kz
