О некоторых вопросах творческой жизни, о роли интеллигенции, подающей голос во время лишь тоев и юбилеев, и о некоторых других моментах мы беседуем с Бакиром Баяхуновым – народным артистом Каз. ССР, композитором, общественным деятелем, одним из создателей и первым председателем Дунганского культурного центра Казахстана.
– Баке, вы являетесь представителем, как принято называть, творческой интеллигенции. Которая, в первую очередь казахская, промолчала, когда расстреляли ее народ в Жанаозене. Чем это объяснить?
– Можно посочувствовать интеллигенции. Критика в ее адрес идет и слева, и справа. Вот и патриотическая газета «Казахский мир» катком прошлась по ней. Но это позиция автора статьи, а не редакции. Я попытаюсь высказать свое мнение о роли и месте интеллигенции в обществе.
События в Жанаозене отслеживал, но информация поступала противоречивая. Будь я очевидцем трагедии, откликнулся бы непременно. Я был в Жанаозене в 1986 году в творческой поездке. Светлые впечатления тех дней окрасились теперь в другие тона.
Аналитики сравнивают произошедшее в Жанаозене с декабрьскими событиями 1986 года в Алмат-Ате. Поучителен один из эпизодов того времени. Известный театральный режиссер появился у площади, движимый желанием увидеть происходящее. Этот поступок стоил многого ему и его семье. И далеко не сразу карьера служителя Мельпомены вернулась в привычное русло. В данном примере речь шла о проявлении гражданственности.
Показательно конвертирование деятелей культуры в политиков, в том числе оппозиционного толка. Читаю в газете «Время» высказывание художника С. Курманбекова о Б.Тлеухане: «А сейчас Тлеухан и не политик, и искусства у него уже не осталось». Один замечательный домбрист, автор оригинальных кюев, несколько лет назад выступал на страницах оппозиционной печати с резкими заявлениями в адрес власти. А вскоре покаялся в своих заблуждениях. Деятель культуры полезен обществу как создатель духовных ценностей. В этом его ответ на вызовы времени. Прямое участие в политическом процессе – другая сфера деятельности. Но если писатель, музыкант, художник искренне полагает, что его участие в политике необходимо, то общество должно принять его выбор.
– Знаете, всех поразило письмо «творческих интеллигентов», в котором они слезно умоляли президента принять звание «Халык Кахарманы». А к вам не обращались за подписью под этой челобитной?
– Такого предложения не было. Еще в советские времена мне предлагали подписывать обращения народных артистов. Однажды показали текст, в котором описывалась тяжба главы города с одним предпринимателем. Я отказался подписывать бумагу в защиту мэра, потому что не мог знать, кто из участников спора прав. Упоминаемое письмо читал. В свое время я входил в узкую группу интеллигенции, приглашавшейся на встречи с Колбиным, а затем с Назарбаевым. Одна из обсуждаемых тем была посвящена закону о языке. Обращение членов группы было опубликовано. Это был документ государственной важности. Имеет ли судьбоносное значение письмо творческой интеллигенции? Отвечу следующим сравнением. Допустим, художник просит у вас разрешения принять в дар его картину. Он предлагает продукт своего труда. Но подписанты одаривали президента тем, что им никоим образом не принадлежит.
– Она, интеллигенция, окончательно загнивает, как когда-то Запад, в чем нас уверяли в советское время? Или же президентские стипендии, другие преференции и блага не дают рта раскрыть?
– О загнивающем Западе говорила в свое время советская пропаганда, ограждавшая страну от западных влияний. Интеллигенции не до загнивания. Более существенен вопрос ее выживания в нынешних экономических условиях. Значительной части интеллигенции небезразлично происходящее в стране, газету «ДАТ» она читает. Быть может, пойдет и на митинги, если будет к тому внутреннее побуждение. К примеру, в начале нулевых годов такие политические акции интеллигенцию привлекали.
Гражданская позиция необходима прежде всего там, где ты работаешь, учишься, живешь. Это реальный путь к демократии. Об этом говорил в одной из своих статей Алтынбек Сарсенбаев.
По второй части вопроса. Я неоднократно получал госстипендию. Она чуть меньше президентской. На оба вида стипендий выделяется небольшая по меркам госбюджета сумма. Для принявшего это вознаграждение получается небольшая прибавка к пенсии или зарплате. В списке стипендиатов примерно 100 человек. Это актеры, музыканты, писатели. Оппозиционные газеты видят в получении стипендий факт продажности интеллигенции. Это легко оспорить: практика минимальной материальной поддержки деятелей культуры существует во многих странах, но такую привилегию необходимо подтверждать успехами в творчестве.
О других преференциях и благах. Это государственные премии, награды, зарубежные поездки и прочие почести. Все это решается на высшем уровне. И многие преференции и блага связаны с выполнением государственных планов, в меньшей степени с чьими-то индивидуальными интересами. Лично у меня привилегий особых нет.
– Да, я согласен с вами, что практика минимальной материальной поддержки деятелей культуры существует во многих странах, но такую привилегию необходимо подтверждать успехами в творчестве. А ведь у нас же все происходит по инерции, рефлексируя по былым заслугам. Да, их никто не умаляет, но нельзя же жить только воспоминаниями о прошлом?
– Была такая странная премия «Тарлан», вручавшаяся большей частью за прошлые заслуги. Высказывалось мнение, что лучше бы затраченные средства шли на поддержку перспективных творческих проектов. Есть просто человеческий фактор: стареющие деятели культуры нуждаются в материальной поддержке.
Алмат, многие живут воспоминаниями о прошлом. Деятели культуры в СССР были социально защищены, имели лучшие условия для творчества. Льготы для персональных пенсионеров были весьма ощутимыми.
– Перед нашим интервью вы сказали, что российский правозащитник Сергей Ковалев спорил с тем, что интеллектуальная оппозиция в Советском Союзе была политической. «Это было не политическое противостояние, а нравственное. Это была нравственная несовместимость с правящим режимом: защита чувства собственного достоинства, борьба за право уважать себя». А может, нравственность интеллигенции в этом и заключается: она привыкла быть придворной челядью, при этом полагая, что вершит великие дела в эпоху великих перемен?
– Нравственное противостояние, по-моему, типично для интеллигенции. Неважно, проявляется ли оно на кухне или в публичных высказываниях. Например, в колонке газеты «ДАТ», названной « Плетенье чепухи». Можно ли считать автора, Герольда Бельгера, для которого запретных тем нет, политическим оппонентом власти? Художественное слово Бельгера и есть нравственное противостояние власти. Оно отличается от политического тем, что отражает позицию отдельной личности, а не каких-либо сообществ.
О придворной челяди. В 1880 году Чайковский получил предложение написать сочинение на одну из следующих тем: увертюра на открытие Всероссийской промышленно-художественной выставки, увертюра на двадцатипятилетие коронации Александра II или кантату на открытие храма Христа Спасителя. В связи с этим композитор писал П.И.Юргенсону, что «без отвращения нельзя приниматься за музыку, которая предназначена к прославлению того, что, в сущности, нимало не восхищает меня. … Ни в юбилее высокопоставленного лица (всегда бывшего мне порядочно антипатичным), ни в Храме, который мне вовсе не нравится, нет ничего такого, что бы могло поддеть мое вдохновение». Чайковский выбрал первый вариант, создав Торжественную увертюру «1812 год» – помпезное сочинение с цитированием царского гимна и Марсельезы. Композитор Евгений Брусиловский не считал этот опус Чайковского шедевром. Кстати, шедевр казахстанского автора – опера «Кыз-жибек», как и большинство других произведений, также написан по госзаказу. Умаляет ли это достоинство автора? Да, режим диктовал свои условия. Сергей Прокофьев сочинил «Здравицу» – кантату, посвященную 60-летию И. В. Сталина.
Но он и создатель гениальной музыки к балету «Ромео и Джульетта». Исходя из логики некоторых оппозиционных газет, многие классики могли быть причислены к «гнилой интеллигенции». Взаимоотношения художника и власти – проблема сложная и неоднозначно понимаемая. Государство эффективно использует культуру для достижения политических целей. В фашистской Германии это отлично понимали. Но не все ниши искусства заполнялись официозом. И в тоталитарных режимах, или вопреки данным режимам, создавались истинные духовные ценности.
– А вас не настораживает, что интеллигенция стала частью государственной бюрократии? Может, от этого все ее беды, когда творческие порывы задушены кипами приказов и циркуляров?
– В СССР интеллигенция была вписана в государственную бюрократию. Идеологизировались не только культура, но и области науки, не столь привязанные к политике, как, например, генетика или языкознание. Сейчас таких перекосов нет, но идеологическая составляющая с повестки дня не снимается. Однажды я был на конференции национального культурного центра ( сейчас ЭКО – этнокультурное объединение), которое отчетливо напомнило мне советское прошлое. Приказы, циркуляры душат сферу образования. Но их немало и в искусстве. Например, положение о конкурсе к 20-летнему юбилею независимости РК требовало такого количества формальностей, что на сочинение произведений времени почти не оставалось. Полагаю, что и концертные организации не свободны от бюрократического давления.
– Знаете¸ когда интеллигент, творческий человек становится чиновником он осознанно или неволей переносит те правила игры в свою жизнь. Его мир наполняется теми же клановостью и приспособленчеством. Плюс на это накладывается еще извечная зависть к более талантливым коллегам по цеху…
– Это извечная беда. Е.Брусиловский говорил: или творчество, или культуртрегерство. Под «культуртрегерством» мыслилось стремление к чиновной карьере. Эта карьера нередко сказывается на профессионализме деятеля культуры, меняет психологию, в которой главным мотивом является сохранение начальственного кресла. Личные притязания «культуртрегеров» порой оттесняют на второй план интересы искусства.
В советское время я пытался выступать против номенклатурщины в музыкальном мире. На мои письма в высшие инстанции реагировали. Было много сочувствующих, но присоединиться ко мне боялись. Продолжать сражаться в одиночку уже не хотелось. Сейчас обращения с критическим содержанием остаются безответными. В лучшем случае посоветуют обратиться в суд. Часто сравнивают прежнюю эпоху с нынешней. Но последняя не доказала своих преимуществ в диалоге гражданина и государства.
– Вы член Союза композиторов. Для меня даже как-то странно, что он еще существует. И глядя на то, что происходит в нем, я не буду оригинальным, если назову его «террариумом единомышленников». А этот союз вообще несет хоть какое-то, если не творческое, но хотя бы функциональное начало?
– Вероятно, вы хорошо осведомлены, ставя вопрос в такой форме. Приведу факты, известные музыкальной общественности. Основной контингент композиторов и музыковедов находится в Алматы. Здесь Дом композиторов, Дом творчества. Что имеется сейчас? Помещение сдано в аренду, проданы все рояли (планировалась также продажа Дома творчества). Офис ютится в бывшей кладовке. Библиотека, фонотека, архив отправлены в Астану, дабы все площади сдать в аренду. Ясно, что проводить творческие мероприятия негде. Изредка бывают какие-то концерты. В афише имена угодных для руководства авторов.
Я уже много лет не исполняюсь. В прошлом году был проведен очередной съезд Союза композиторов (СКК) с многочисленными процедурными нарушениями: далеко не все члены СКК были приглашены на мероприятие, не создавалась мандатная комиссия, не обсуждался устав. Руководство союза исключило из своего состава многих композиторов и музыковедов. Отсев составил не менее 30 человек. Решения о лишении членства не утверждались на общем собрании. В минувшем году СКК раздувал дела о плагиате, затевал судебные иски. Все это пиарилось и ни к чему не привело.
Разве только к очередным исключениям. Вспоминается устное «интервью» пятилетнего мальчика, без тени смущения рассказывавшего об устроенном им пожаре. Не напоминает ли руководство Союза композиторов такого малыша? Или его больше тешит слава Герострата? Сожалею, что мои коллеги ничего не предпринимают для спасения творческой организации.
– Вы как-то справедливо заметили, что «культурная политика государства по-прежнему обслуживает политику как таковую». Наверное, это проистекает от немощи и творческого бессилия культуры вообще? Когда народу китч, поделки, мазня выдаются за шедевры и при этом людей стараются убедить, что это эталоны.
– Я лишь озвучил то, что общеизвестно. Министерство культуры и информации выполняет заданную государством программу. И это закономерно. Но у культуры есть свои потребности. Почему бы не изучить, скажем, состояние композиторского творчества: достижения, недостатки, потенциал отдельных авторов. Затем выработать меры, которые помогли бы вывести творчество композиторов на мировой уровень. Это важнее, чем очередные госзаказы к юбилейным датам. Парламент, на мой взгляд, недостаточно глубоко вникает в вопросы культуры. С его стороны нужны конкретные рекомендации, программы, опирающиеся на общественное мнение.
О второй части вопроса. Я бывал на заседаниях клуба «Встреча», которым руководит журналистка Л.Енисеева. Это была приятная возможность знакомиться с творчеством актеров, писателей, поэтов, художников. И как-то не возникало ощущения творческого бессилия культуры. Она просто нуждается в поддержке, усилении финансирования. А вот эстрада на казахстанском ТВ больше удручает.
– И напоследок. Вы один из весьма немногих представителей творческой интеллигенции, кто так откровенно беседует со мной. Потому что при слове «ДАТ» ваши коллеги обычно как бы съеживаются, боясь выглядеть по крайней мере не лояльными режиму. А у вас что, все награды получены, вершины достигнуты? Или вам больше всех надо?
– «ДАТ» – доказавшая свою боевитость оппозиционная газета. Но я без опаски согласился на интервью. Оно стало продолжением моей реплики в адрес редакции. Вполне лоялен режиму. Не рабской преданностью, но пониманием того, что я живу в стране, которой многим обязан. Награды и звания преимущественно в советском прошлом. Последняя покоренная вершина – пятая от подножия горы башня Великой Китайской стены. Дальнейший маршрут – восхождение к вершинам мудрости. Все, что мне надо: жить и творить.
– Спасибо, Баке, за разговор. Мы не поговорили еще о культуре вообще и других моментах, связанных с ней. Но об этом в следующий раз.
Беседовал Алмат АЗАДИ