Казахстанский антитренд по тенге или за все заплатит народ
Экономика Казахстана изначально болеет сырьевой голландской болезнью. Это заболевание приняло уже такие запущенные и хронические формы, что её результирующие и негативные мотивы плавно перешли в наши каждодневные и безнадёжные ожидания по реальному росту экономики, а вместе с ней и улучшению социальных уровней населения. Без реального роста благосостояния наших рядовых сограждан мизерный подъем экономики Казахстана не воспринимается населением в целом. Всем известная зависимость казахстанцев от внешних факторов потребления, начиная от импортных продуктов питания, одежды, лекарств, автомобилей и т.д., определяет наше пристальное внимание к вопросам курсообразования тенге, к валютам соседних государств и к конечному общему ориентиру – доллару.
Сегодня свыше 27 потребительских товаров завозится у нас из-за рубежа, это без учёта аптечной продукции. Из общей суммы более чем на 4 трлн. тенге, около 2 трлн. приходится на импортную продукцию (47%). Это очень большая зависимость.
В неплохом для нашей страны 2013 году, при цене за нефть в оси 110 за баррель, зарплата казахстанцев составляла 109 140 тенге (717 долларов) в месяц, что было наилучшим показателем за все годы суверенитета. Сегодня средняя заработная плата составляет у нас 159 тыс. тенге (430 долларов). За последние три года (2016−18 гг.) рост зарплаты составил около 10,4% (144–159 тыс. т.). Однако с учётом официальной инфляции размер реальной среднемесячной зарплаты кумулятивно снизился на 7,6%. Если считать исходя из реальной инфляции, то названную цифру можно смело увеличивать в два раза.
Говоря простым языком – наше население нищает. В большей мере это обстоятельство определилось из факторов нашего курсообразования по отношению к доллару. При этом заверения и утверждения отдельных наших государственных чиновников, что значительная доля негативных трендов курсообразования тенге связана с российским рублём и санкциями по ним, являются в известной мере лживыми.
Посмотрите сами. Российская валюта ослабла против доллара с позиции 31,8 (2013 год) до 66 руб. сегодня. При этом снижение курса, как мы видим, составило – 105%. За это же время курс тенге ослаб с позиции 150,0 (2013 год) до 372 за доллар в настоящее время. Иначе говоря, наша денежная единица просела на 148%. Получается, что тенге в указанный период прохудилось в 1,5 раза больше, чем рубль, находящийся под жёстким санкционным давлением.
Наверное, излишним будет напоминание о том, что в отношении Казахстана никаких санкций нет. Влияние ослабления рубля у нас не прямое, а опосредственное, через долю России во внешней торговле. Для полноты картины взглянем и на эти цифры. Объём нашей внешней торговли составил в 2017 году 77,6 млрд. долларов, в том числе с экспортом из Казахстана 48,3 млрд. долларов и импортом – 29,3 млрд. долл. Положительное сальдо нашей торговли составило 19 млрд. долларов.
Ещё более красивые цифры нас прогнозно ожидают в текущем году. Объём казахстанского экспорта увеличится до 54 млрд. импорт – 34 млрд. долларов. Положительное сальдо нашей торговли вырастет до 20 млрд. долларов. В большей мере это связано с возросшими ценами на нефть и увеличением его добычи, с прогнозом свыше 87 млн. тонн. На долю России приходится 17,2 млрд. долларов или 22% от общего товарооборота. Учтём, что импорт из этой страны составляет 12,3 млрд. долларов, который разумеется покрывается рублёвым платежом, при этом имеется и наша встречная поставка (экспорт) на 4,9 млрд. долларов.
Есть ещё и логистические рублёвые затраты по казахстанским грузам в Европу. Наши расчеты показывают, что корреспондентное влияние изменения курса тенге к доллару в отношении к изменению курса рубля к доллару не должно превышать 30–40% его ослабевшейся величины. Однако в реальности у нас получается наоборот, мы падаем в валютном курсе в полторы раза быстрее. Главная причина такой разницы падения заключается в том, что экономика России более диверсифицирована. По данным РБК, в этой стране зависимость от внешнего товаропотребления составляет 25%. У нас же, как мы отмечали выше, эта зависимость составляет 47%.
находящийся под жёстким санкционным давлением.
Наверное, излишним будет напоминание о том, что в отношении Казахстана никаких санкций нет. Влияние ослабления рубля у нас не прямое, а опосредственное, через долю России во внешней торговле. Для полноты картины взглянем и на эти цифры. Объём нашей внешней торговли составил в 2017 году 77,6 млрд. долларов, в том числе с экспортом из Казахстана 48,3 млрд. долларов и импортом – 29,3 млрд. долл. Положительное сальдо нашей торговли составило 19 млрд. долларов.
Ещё более красивые цифры нас прогнозно ожидают в текущем году. Объём казахстанского экспорта увеличится до 54 млрд. импорт – 34 млрд. долларов. Положительное сальдо нашей торговли вырастет до 20 млрд. долларов. В большей мере это связано с возросшими ценами на нефть и увеличением его добычи, с прогнозом свыше 87 млн. тонн. На долю России приходится 17,2 млрд. долларов или 22% от общего товарооборота. Учтём, что импорт из этой страны составляет 12,3 млрд. долларов, который разумеется покрывается рублёвым платежом, при этом имеется и наша встречная поставка (экспорт) на 4,9 млрд. долларов.
Есть ещё и логистические рублёвые затраты по казахстанским грузам в Европу. Наши расчеты показывают, что корреспондентное влияние изменения курса тенге к доллару в отношении к изменению курса рубля к доллару не должно превышать 30–40% его ослабевшейся величины. Однако в реальности у нас получается наоборот, мы падаем в валютном курсе в полторы раза быстрее. Главная причина такой разницы падения заключается в том, что экономика России более диверсифицирована. По данным РБК, в этой стране зависимость от внешнего товаропотребления составляет 25%. У нас же, как мы отмечали выше, эта зависимость составляет 47%.
Если взглянуть в такой же ракурсности на нашего юго-восточного соседа, мы увидим аналогичную парадигму курсовых событий. Товарооборот с Китаем составил в 2017 году 18 млрд. долларов или 23,2 % от нашего общего объёма. В 2013 году курс юаня по отношению к доллару был на отметке – 6,15. За всё это время он ослаб до уровня 6,87 на сегодняшний день или на 11,7%. Тут уж сравнивать с проседанием или провалом нашего тенге в 148% уже просто не приходится (у нас хуже в 12 раз).
После объявления США в сентябре текущего года санкций по Китаю, которые негативно затрагивают 260 млрд. долларов их взаимного товарооборота, курс юаня вздрогнул (иного слова не подберёшь) в течение последней сентябрьской декады в сторону ослабления всего на 0,3%. А именно с 6,85 до 6, 87 юаней за доллар. В Китае диверсификация страны имеет высокую составляющую, и её экономика нацелена на рост внутреннего потребления. Курс тенге в этот же период с посылом на те же события ослабел на 2,9 % или почти в 10 раз негативнее. Получается, что при каждом чихании соседних валют у нас открывается струйный курсовой понос.
Исходя из указанных сравнений и трендов, автор статьи решил проверить весь архив каждодневных продаж долларов на нашей бирже за 2016–18 годы, а также, соответственно, и рублёвые торги. Минимальный курс в 2018 году у нас был зафиксирован в феврале на отметке 319,23 тенге. Максимальный был зафиксирован в сентябре – 380,97 тенге. Как мы видим, амплитудность диапазона курса составила 19%. О каком инфляционном таргетировании можно говорить в таком широком диапазоне курсообразования тенге? Какой инвестор придёт к нам при такой неопределённости курса в течение одного года?!
Исследования РБК России, например, показали, что при сильном колебании курса резко сокращаются инвестиции в страну. В первую очередь такое финансовое антивнимание относится к пищевой, лёгкой и аграрной отраслям. В полной мере это привносится и к нам. Ведь именно эти направления считаются в Казахстане драйверами роста экономики.
Однако вернёмся к нашему биржевому анализу. В 2016 году на нашей бирже было продано 13,7 млрд. долларов при диапазоне курсообразования 320–370 тенге за доллар. При этом среднегодовая стоимость нефти была в оси 44 доллара за баррель. Оплакивая и объясняя слабый курс тенге, мы целый год говорили о мировом кризисе и низкой цене на нефть. В 2017 году на нашей бирже было продано около15,5 млрд. долларов при диапазоне по курсу 315–340 тенге. Средняя стоимость нефти была в оси 54 доллара за баррель. В реалиях 2018 г. за 9 месяцев на бирже было продано 23,3 млрд. долларов, с моим прогнозом до конца года до величины 28–29 млрд. долларов. При этом курсообразование шло в диапазоне 320–380 тенге.
Вместе с тем среднегодовая стоимость нефти ожидается в оси 74 (72 за 9 месяцев 2018 года) долларов за баррель с ростом против уровней 2017 года на 35%.
Как мы видим из этих цифр, в текущем году продажи доллара на бирже ПРАКТИЧЕСКИ УДВОИЛИСЬ против объемов 2016–17 годов. Сравните, 13,7–15,5 млрд. против ожидаемых 29 млрд. долларов в 2018 году. Это отличный результат по продажам вырученной валюты, который должен положительно оптимизировать нас и уверить в позитиве конечных результатов по курсу тенге. Вместе с тем ожидания и прогнозы казахстанцев по курсообразованию стали значительно негативнее и неопределеннее.
Да и цифры по курсу тенге – доллар устойчиво держатся в последние три месяца в откровенно слабой зоне. Указанное обстоятельство никак не корреспондируется ни с объёмами продаж доллара, ни с высокой ценой на нефть, ни даже с интервенцией нашего регулятора. По последнему сообщению Нацбанка, 5–7 сентября он продал на бирже 529 млн. долларов, и его участие в торгах (интервенция) достигло 80%. Однако курс тенге при объёмах трёхдневных продаж в 363–308 – 499 млн. долларов соответственно, только ещё более сильнее ослабел. Так 04 сентября он был на уровне 367,5 к 10 же сентября понизился до 378,1 тенге за доллар. 11 сентября тенге перевалило отметку в 380 единиц за доллар. Это уже ничем не объяснимый провал по тенге. Такого явления по ослаблению курса на фоне интервенции не наблюдалось никогда. Этот антирекорд и вопиющий случай, в купе с приведенными выше цифрами по рублю и юаню, я назвал АНТИТРЕНДОМ КАЗАХСТАНСКОГО КУРСООБРАЗОВАНИЯ ПО ТЕНГЕ.
Относить все вышеназванные несуразности к простому росту валютопотребления населения и тем более к паническому ажиотажу по курсу не приходится. Волнующихся очередей в обменниках не наблюдается. В аналитических выкладках Нацбанка отмечается, что влияние населения было значительным в 2014–15 годах, когда наши граждане купили порядка 12 млрд. долларов через обменники. Сегодня, в реалиях 20016–18 годов, на население приходится маленькая доля в общем объёме операций по валютам. Основной поток идёт в кругу юридических лиц, которые обслуживают импортно-экспортные операции.
Вместе с тем каждодневный анализ продаж на нашей бирже показал очень странную картину, которую очевидно заметили все наши читатели. Речь идёт в особой мере о продаже долларов и соответствующем курсообразовании в последней декаде сентября. Особенность этого периода заключается в том, что в преддверии были озвучены дополнительные ужесточения финансовых мер в отношении России, а также введены санкционные пошлины на товарооборот (260 млрд. долларов) между Китаем и США.
Как же реагировали валюты близлежащих нам стран на этот случай. В последнюю десятидневку сентября китайский юань ослаб на 0,3%. Киргизский сом ослаб на 0,27%. Внимание: российский рубль, наоборот, укрепился на 1,4%. Ещё раз внимание: нефть выросла в цене с 78,2 (21 сентября) до 83,25 (01 октября) долларов за баррель (рост 6,46%).
И только наше родное тенге умудрилось в этой ситуации ослабнуть на целых 3,35%, с уровня 352,5 до 364,3 тенге за доллар. При этом объемы продаж на торгах биржи были в оси 181 млн. долларов, что я считаю достаточно высоким показателем. И это последнее обстоятельство на фоне роста цены на нефть и увеличению предложений по объёму продаж валюты должно было обеспечить корреспондентный тренд на укрепление тенге. Однако в реальности мы имели антитренд на ослабление. И это не просто антитренд в ослаблении нашей валюты. Это уже глубоко больной экономический диагноз или чья-то закулисная игра. Получается совсем как по известному случаю в фильме «Чапаев». Перефразируем его так. Чёрные времена пришли – грабят (мировой кризис). Белые времена пришли – грабят (дорожает нефть, но санкции).
В чём же причины такого поведенчества нашей многострадальной и обессиливающей валюты? Сам регулятор называет множество причин, которые повлияли на наше курсообразование. Выделим и обозначим здесь два основных фактора. Объём нот Национального банка у нерезидентов снизился с 453 млрд. (март 2018 г.) до 118 млрд. к сентябрю. Это около 1 млрд. долларов.
Однако, как мы видим по удвоившимся объёмам продаж валюты на бирже, это не так существенно и критично, как рисуется Нацбанком. Только в ІІІ квартале 2018 года объем среднемесячных продаж валюты на бирже приблизился к отметке 3,4 млрд. долларов, практически удвоившись против уровней первого полугодия. Основным же фактором ослабления тенге называется отток финансовых ресурсов инвесторов с развивающихся стран в укрепляющуюся экономическую гавань США. Ставка ФРС в этой стране поднялась с 1,6 % до 1,8 % и 2,0–2,25% сегодня.
Здесь зададимся вопросом, почему же увеличение ставки ФРС всего на 1% вызвало такое ослабление тенге? Неужели мы такая слабая и неразвитая страна, что инвесторы сразу бегут в безрисковую американскую долларовую гавань, с более низкой, чем у нас, но предсказуемой доходностью.
Вернёмся к этому в результирующейся части нашей статьи. Вместе с тем есть ещё одна, не названная регулятором важная и влиятельная причина невозврата валюты в нашу страну. Многими экспертами у нас педалируется тема непредсказуемого переходного периода, связанная с возрастом нашего президента. Этот фактор относится к рисковым ожиданиям и неопределенностью во власти. А деньги, как известно, любят тишину и отсутствие рисков. Вот и принимаются держателями валюты решения переждать в офшорных зонах, с тем чтобы – поймать тишину и отлежатся, и даже заработать при этом.
Конечно, особенно в 1 квартале, вполне возможно, что в причинности нашего курсообразавания было определённое давление со стороны правительства по сдерживанию укрепления нашей валюты. В этот период в І и даже во ІІ кварталах курс устойчиво стоял в диапазоне 320–330 тенге. В то же время годовой бюджет был свёрстан по курсу 340 и даже со сценарием 360 тенге за доллар. Впрочем, и в сентябре очевидно было определённое давление нашего правительства на ослабление курса тенге. Связано это с состоянием нашего платёжного баланса и возросшей инфляцией. Однако впоследствии в большей мере, на наш взгляд, на причинность ослабления сыграли и другие факторы.
В первую очередь это относится к непрозрачной деятельности наших сырьевых компаний. Ещё в 2017 году, объясняя неудачи нашего курсообразования, председатель НБ РК Д. Акишев отметил, что в нашей стране 25 крупных экспортёров (нефтяная горнорудная отрасли) генерируют 75% валютной выручки. При этом если в 2013 году было получено 40 млрд. долларов выручки, то в 2016 году поступления и продажи от сырьевиков составили всего 10 млрд. долларов. По подсчётам автора статьи недополучение валютной выручки составляет свыше 8–12 млрд. долларов в 2016–2017 годах соответственно. Д. Акишев отметил, что наши экспортёры не торопятся возвращать валютную выручку.
Получается, что казахстанские нефтяные короли и бароны придерживают валютную выручку за отгруженный вне страны товар. Недополученная таким образом валюта и определяет её нехватку в стране. Это обстоятельство приводит к дисбалансу сложившегося ранее результирующего итога курсообразования. В сентябре 2017 года на встрече с руководителями СМИ глава Нацбанка назвал и механизмы, через которые экспортёры уходят от возврата валютной выручки. Суть этой финансовой операции заключается в том, что контрактами определяются условия, что валютная выручка поступит в Казахстан после исполнения объёмов поставок на 100%. При этом есть компании, которые закрывают на время контракты на уровне 90–99% и не возвращают валютную выручку. И это происходит уже много лет. Валюту страна недополучает. Суммы, которые находятся за рубежом, по конрактам свыше 2 лет, определяются в размере от 4 до 8 млрд. долларов, – заключил Д. Акишев.
Однако к сказанному председателем Нацбанка в правительстве не прислушались. У самого же Д. Акишева не хватает ни исполнительской власти, ни политического веса для того, чтобы оперативно решать уже в 2017 году такие кривые вопросы с экспортёрами и банками. Еще в 2017 году в своём анализе по Казахстану Международный валютный фонд говорил об особенностях нашей сложившейся банковской системы. Суть их анализа сводилась к тому, что крупные банки Казахстана (БВУ) контролируются клановыми структурами, в том числе и аффилированными с руководителями госструктур и квазигосударственных отраслевых и частных гигантов сырьевого направления. Акционеры, которые стоят за этими банками, имеют политический вес и теневое влияние много весомее, чем председатель нашего Нацбанка. А он (глава НБ) не должен быть зависимым ни от кого. Например, тяжёловесная фигура экс-руководителя аппарата А. Джаксыбекова, который сегодня является председателем правления «Цеснабанк». Одной из причин его отставки эксперты называют перечисление льготного займа от Национального банка в размере 150 млрд. тенге (свыше 400 млн. долларов) в свой родной банк, для обеспечения дополнительной ликвидности. Мотив залезть в карман налогоплательщика, как мы видим, самый легковесный и простецкий. Всего же за последние 2 года общая помощь «Цеснабанку» от НБ Казахстана составила более 700 млн. долларов. Однако разве мог его просьбу или иное поручение не исполнить председатель НБ РК.
Такая аффилированность наших экспортёров-сырьевиков и банковских структур (БВУ) ещё сыграет свои негативные сценарии в нашем ближайшем будущем. Финансовые чёрные дни ещё впереди. Пока же идет выдавливание малых и независимых банков, с одной стороны, и всевозможное вспоможение клановых банковских гигантов, с другой стороны. За всё же платит наш народ как из запасов Национального фонда, так и из средств ЕНПФ. А ведь ещё чуть более 10 лет назад банковская система Казахстана была самой лучшей в СНГ.
В особой мере негативы сказанного относятся и к нашим клановым богоизбранным сырьевым экспортёрам. В конце 2017 года президент нашей страны Н. Назарбаев, выступая на форуме «Новая индустриализация», резко критиковал наличие подобных фактов. Он отметил, что 18 отечественных компаний удерживают 12,5 млрд. долларов своей валюты за рубежом. При этом были названы наиболее отличившиеся из них. Это «Тенгизшевройл» с суммой 4,5 млрд. долларов; «Казмунайгаз» – 3 млрд.; «Р.Д. Казмунайгаз» – 2 млрд.;
Азиатский газопровод – более 1 млрд. и т.д. Можно значительно расширить этот список на 25–30 наших экспортёров, у которых нарушения валютных операций по невозврату близки к критическим. Все они зарабатывают свои деньги на нашей земле и её невидимых недрах, а валюту держат за бугром, в тишине офшорных банковских гаваней.
Возвращаясь к теме нашего разговора, выскажемся следующим предположением. Мне представляется, что начиная со 2–3 кварталов текущего года, наши экспортёры-тихушники начали понемногу возвращать спрятанные заграничные заначки на свою историческую родину. Слишком опасно стало держать припрятанные валютные яйца в офшорах. Об этом говорят и свидетельствуют объёмы продаж на нашей бирже.
Посмотрите сами. В 2017 году за весь период на нашей казахстанской бирже было продано 15,483 млрд. долларов, в том числе по кварталам – 3,1; 4,2; 4,2; 4,0 млрд. соответственно. Однако в текущем году во ІІ и ІІІ кварталах было продано уже 9,6 и 10,1 млрд. соответственно. Разница, как мы видим, составляет двукратные и даже трёхкратные величины. В то время как среднегодовая цена на нефть поднялась в этот период только на 37%. Почувствуйте сравнительную разницу по продажам валют на бирже.
Из этого простенького сопоставления цифр по объёмам видно, что в нашу страну потекли припрятанные экспортёрами за бугром офшорные доллары. Казалось бы, что в этой ситуации избытка вернувшейся в страну валюты и увеличения объёмов её продаж курс должен упасть. Мои расчеты показывают, что сегодня этот коридор должен составлять 340–350 за доллар. Это и есть прогноз автора по курсу доллара до конца года .Однако в реальности сегодня происходит обратный антитрендовый вектор на ослабление в диапазоне 370–380 тенге за доллар, о котором мы говорили выше.
Единственное объяснение этому, как мне представляется, исходит в том числе из откровенной и ничем не прикрытой жадности наших экспортёров, которые сильно заинтересованы в том, чтобы вернувшиеся доллары продать по высокой цене и получить дополнительную бумажную прибыль. При проведении этой сомнительной операции наши банки в аффилированности с сырьевыми экспортёрами не испытывают недостатков в пустых бумажных (соломенных, деревянных) тенгушках.
Мы, если вспомним финансовую историю, в конце прошлого года сами накачали наши банки вспомогательными деньгами в размере свыше 8 млрд. долларов. Чем обернулась для нас наша слепота, недальновидность и глупость? Полученная таким образом дополнительная тенговая выручка нам же (населению) продаётся через потребительские кредиты, отягощая и снижая наши социальные уровни реального благосостояния. Сегодня уровень потребительского кредитования превысил отметку 350 тыс. тенге на одного экономически активного жителя страны. Получается, что вся страна должна работать свыше 2,2 месяцев, с тем чтобы закрыть долг по кредитам. Взаимоотношения банков, с одной стороны, и нищающего населения, с другой, становятся уже кабальными и критическими.
Для пояснения получения высокой доходности от нашей ослабевшей тенгушки для экспортёров приведу ещё один маленький пример. Зарплата в нефтегазовой и горнодобывающей отрасли составляла в 2013 году 274 300 тенге или 1780–1800 долларов. В 2018 году при средней зарплате в этой отрасли 366 187 тенге эта величина составляет уже при сегодняшнем курсе 985 долларов. Получается, что только на курсовой разнице наши сырьевые бароны получают почти двойную выгоду в долларе. При этом повсеместно трубят, что зарплату подняли на 30–40%.
В нефтегазовой отрасли сегодня работают около 72 тыс. человек. Умножьте эту цифру на полученную разницу в долларах, и вы получите круглый доход экспортеров-нефтегазовиков на ровном месте. Только от курсовой разницы по зарплате получена дополнительная прибыль в сумме около 58 млн. долларов. В этой же рядности их дополнительная доходность от перечислений по налогам, плате за недропользование, социальным нагрузкам и т.д. Народ же от такой курсовой игры в проигрыше. Почувствуйте разницу руками.
Мне возразят, что все торги на нашей бирже прозрачные, туда никто не может вмешиваться. Давайте на это рассмеёмся все вместе. В торгах на бирже участвуют всего 18–20 наших финансовых институтов, по просьбе их сырьевых компаний – клиентов. При этом основной объём приходится на 5–6 крупных банков. Организовать в этой схеме сговор и инсайдерскую информационную корпоративность достаточно просто. Необходимо отметить, что участие в этой схеме финансового регулятора (НБ) совсем не обязательно, и по нашим ощущениям его нет. В известной мере сказанное относится и к торгующей бирже. Вся эта подковёрная валютная схема, возможно, привносится извне, закулисными игроками. Тем более что торги электронные. Отсюда и возможности внешней игры.
Тем более что прямого нарушения закона нет, поскольку нет соответствующих скрупулёзно проработанных правил, регулирующих все тонкости современной биржевой игры и корреспондентных им подзаконных актов. Их принятие никто не инициирует и не дополняют существующие законы. В правительстве нет инициативных и патриотичных чиновников, с тем чтобы проявлять такую законодательную инициативу.
У наших же депутатов царит безпробудное сонное царство.
Из 155 представителей народных избранников в сенате и мажилисе – 45 пенсионеров. Они сегодня озабочены в большей мере своими маленькими пенсиями в 100 тыс. тенге и тем обстоятельством, как бы продлить свои тёплые депутатские дни и ночи в будущем. Они доказали сегодня свою полную несостоятельность как наши народные защитники. Если их попросту разогнать, то мы напротив, очевидно укрепим курс тенге, так как исчезнуть пустые бюджетные затраты на их содержание.
Ведь именно нашими избранниками из года в год утверждаются затратные и малоэффективные бюджетные расходы. И если раньше речь шла о наших понтовых расходах (Азиада, ЭКСПО, пантеон и т.д.), то сегодня в бюджетах 2018–19 годов добавятся затраты на обустройство нового областного центра Туркестан. А ведь региональный бюджет бывшей Южно-Казахстанской области был самым дотационным в стране (доля трансферта составляла 1556 % от доходов региона). Например, в 2017 году доходная часть бюджета ЮКО составляла 499,9 млрд., трансферт в том числе 467 млрд. тенге. Получается, что никаких экономических посылов для деления региона не было.
Однако мы из одного дотационного региона сделали два ещё более дотационных. В эту же рядность можно добавить значительные и малоэффективные расходы по министерствам и другим регионам. Эти пустые бюджетные расходы тоже составная часть нашего негативного курсообразования, и соответственно, тренда на ослабление тенге.
В результирующей части подчеркнём следуюшее: вообще, у меня сложилось мнение о ненужности политики инфляционного таргетирования сегодня. Для этого сценария у нас нет условий полноценно работающей биржи. Кроме того, отсутствует необходимая законодательная и иная регулирующая база. Даже в российских реалиях, где полнокровно работают независимые московские биржи, профессор экономики В. Касатонов говорит о том, что в таком варианте курсообразования на инициаторов можно надевать наручники.
Мне представляется, что в данном случае надо опираться на бюджет предстоящего года. В частности, там ежегодно закладывается норма по курсу доллара и цене за баррель нефти. Вот и надо указанный бюджетный показатель брать за основу регулируемого курса по доллару, с учётом крайнего его диапазона в коридоре + – 10 тенге. Это позволит более прогнозно и предсказуемо смотреть на горизонты планирования нашей экономики по годам. И наш народ более спокойно и без паники будет смотреть на процессы регулируемого курсообразования.
А со временем, когда будет готова наша законодательная база и главное – банковские и биржевые условия по транспарентности торгов, к этому можно и обязательно нужно будет вернуться. Сегодня же необходимо силами нашей Генеральной прокуратуры и Национального банка проверить нашу святую корову – биржу, и процессы валютных торгов. При этом определиться с новыми законодательными актами и инструктивными положениями, с тем чтобы обеспечить полную транспарентность торгов и валютных операций в целом. При этом необходимо нацеленно исключить условия возникновения корпоративного и инсайдерского сговора. Выработать дополнительные механизмы антимонопольного регулирования валютных торгов и условий процессов свободного, рыночного курсообразования.
Подчеркнём здесь и ещё одну важную деталь в нашем валютном регулировании. Сегодня в целях дедолларизации валютные депозиты в нашей стране принимаются по ставкам не более 1%. В то же время ставка ФРС в США в диапазоне 2–2,25%. Соответственно, ставки по депозитам в офшорных зонах в районе 4–5%. У всех наших валютодержателей велик соблазн прокрутить свои деньги в краткосрочных депозитах в офшорных гаванях, соответственно, не возвращая их в страну. В этом их прямая экономическая выгода и заинтересованность.
Нам необходимо учитывать и упреждать условия глобальной финансовой экономики и новые возможности по ним. В Казахстане для этого должны создаваться депозитные инструментарии с более выгодными или хотя бы сопоставимыми условиями вложения денег. При этом нацеливая их инвестиции на высокодоходные и технологичные проекты. Сама по себе административная дедолларизация ничего хорошего не даст, кроме поиска новых схем увода валюты из страны.
Мы – одна из самых уязвимых стран для финансовых потрясений. По оценкам агентства Bloomberg, позитивные сдвиги в экономике нашей страны перечёркиваются низким качеством госуправления. Вместо того, чтобы стремиться к реальному развитию страны, наши чиновники экономического блока стремятся к достижению формальных статистических показателей, совершенно не интересуясь, что за ними стоит простой народ с их нищающими социальными уровнями. И этому вполне подходят те игры на курсообразуюшем поле нашей экономики, которые мы наблюдаем в последнее время. В конечном итоге за все эти валютные игры сырьевых олигархов заплатит простой народ. При этом платежи и вспоможения будут идти как из народного Национального фонда, так и непосредственно из худеющих наших заначек.
Мы знаем, что правительство любит заглядывать в карманы рядовых и даже самозанятых налогоплательщиков. Однако самое печальное, когда он может оказаться совсем пустым.
Айдар Сеит-кожа
СЕЙДАЛИЕВ,
экономический обозреватель,
«D»
(медиа-проект «DAT» №37 (449) от 18 октября 2018 г.)
