В уходящем году в экономике Казахстана произошло много разных событий.
Одно из них – обесценивание национальной валюты. Одновременно из провластных СМИ казахстанцы узнали о старте четвертой волны индустриализации, которая якобы должна вывести экономику страны на более высокий уровень развития. А чтобы наши граждане поверили в очередное «экономическое чудо», Акорда параллельно запустила проект по «модернизации сознания». Оправдаются ли надежды на новое «чудо» в отечественной экономике, покажет время. Пока же мы решили подвести итоги реальной экономики в уходящем году в нашей традиционной рубрике «Диалог» вместе с известным аналитиком Айман ТУРСЫНКАН.
НАША СПРАВКА:
• Айман Турсынкан – независимый аналитик-форсайтер с государственным системным мышлением. Основатель форсайт агентства EXIMAR, работающего на рынке аналитики Казахстана с 2003 года. Член Международной ассоциации исследователей рынка и общественного мнения ESOMAR. Консультант госорганов РК и международных организаций в сфере разработки государственных и отраслевых программ развития, социально-экономического анализа. Член Республиканской специальной мониторинговой группы по реализации антикоррупционной стратегии РК при АДГСПК РК. Автор публикаций и приглашаемый эксперт в отечественных СМИ по социально-экономическим и общественно-политическим темам. Спикер международных семинаров, форумов, круглых столов по социально-экономической тематике. Автор Национальной экспортной стратегии для 10 обрабатывающих отраслей.
– Айман, после ваших острых публикаций в социальных сетях участились информационные атаки на вас. В частности, вас чуть ли не обвиняют в профессиональной некомпетентности. Можно вкратце о себе?
– Я родилась и училась в Алма-Ате. Поэтому для меня небезразлично всё, что происходит в нашем городе и с нашим городом. Алма-Ата, позже – Алматы всегда был и остается катализатором прогрессивных идей и кузницей кадров в сфере казахстанской экономики.
Что касается меня лично, скажу сразу: я не доктор и не кандидат ни экономических, ни социологических наук. 22 года моего трудового стажа связаны исключительно с деятельностью бизнес-консалтинга.
Я проводила маркетинговые, социологические исследования, а также исследования социально-экономических тенденций. В последние годы моя работа была связана с форсайтом. Это долгосрочное социально-экономическое прогнозирование, которое возможно только при анализе прошедших экономических циклов. Например, для того, чтобы сделать прогноз на пять лет вперед, нужно оглядываться на пятнадцать лет назад. Чтобы сделать прогноз на десять лет вперед, охватываем прошедшие двадцать пять лет.
У меня два высших образования, и мне совершенно не стыдно, что они могут оказаться непрофильными. По первому образованию я – художник театра и кино. Обучалась в России. По второму – юрист. Я – бакалавр гражданского права. Обучалась в Казахском государственном университете.
Дополнительно являюсь сертифицированным специалистом по международным стандартам финансовой отчётности. Я – специалист по профессиональному исследованию рынка и общественного мнения. Член Esomar, это европейская ассоциация профессиональных исследователей рынка и общественного мнения, имеющая 80-летнюю историю. Кроме того, я – профессиональный проект-менеджер. Работая в области социально-экономического анализа, ориентируюсь на рыночные принципы, поскольку долгое время работала в частном секторе. В последние 15 лет моя деятельность связана с консультированием государственных органов – как местных исполнительных, так и правительства.
Одним из важных своих проектов считаю разработку национальной экспортной стратегии для десяти перерабатывающих отраслей экономики. Очень интересным исследованием стала разработка политики совершенствования регионального развития. Самая последняя работа – по социально-экономическому развитию и прогнозированию развития города Алматы до 2030 и 2050 года. Такого рода глубокие комплексные проекты позволили мне взглянуть на происходящее с позиций государственного мышления и управления страной. Проблема исследований заключается в том, что социологи занимаются социологическими исследованиями, экономисты – экономическими, политики – политикой, и никто из них не слушает друг друга. И только когда ты связываешь все элементы в один единый пазл, начинаешь видеть целостную картину.
– Завершается календарный год. Каким он был для Казахстана в плане экономики, есть ли от чего вдохновиться оптимизмом?
– Радоваться абсолютно нечему! Несмотря на то, что второй год наблюдается рост цен на нефть, мы никак не используем этот фактор для укрепления отечественной экономики. Я неоднократно отмечала, что так называемая нефтяная рента совершенно недоступна большинству наших предпринимателей, поскольку доступ к получению прибыли и заказов в сфере нефтегазовой отрасли имеет ограниченное количество предприятий, грубо говоря – крупные частные олигополии семейного типа.
Соответственно складывается такая ситуация, что основная масса населения как не получала никакой доли от якобы распределяемой нефтяной ренты, так и не получает ее.
Прошло более 27 лет со дня обретения независимости, была создана собственная модель экономического развития страны. Но наша экономика как была, так и осталась сырьевой. Причем она опустилась до примитивизма, когда сырьевая модель проникла даже в те отрасли, которые изначально достались нам в наследство от СССР в достаточно развитом состоянии. Это и легкая промышленность, и машиностроение, и металлообработка, и строительный сектор, а также весь агропромышленный комплекс. У нас была сильная пищевая индустрия. Всё, что мы получили в наследство в 90-годы, причем с минимальной импортной зависимостью, за годы независимости довели до примитивизма. Это и сказалось на том, что у нас стремительно начала падать доля переработанного экспорта в торговой корзине и вырос уровень импортной зависимости.
То, о чем говорил президент на последнем заседании Совета безопасности, ни для кого не новость. Возьмите среднестатистического казахстанца, посмотрите, во что он одет, что он ест, на чем он ездит, что есть в его доме, на чем он спит, чем укрывается? Назовите мне хоть что-нибудь из перечисленного, что сделано в Казахстане. Мало того, мы усугубили ситуацию, подписав соглашения в рамках ЕАЭС. Якобы, открывая свой рынок и границы для того, чтобы иметь больший рынок сбыта в России и Белоруссии, мы сделали себе же хуже, поскольку нам нечего сбывать. Нам, конечно, было бы что продать, но, ввиду неадекватной экономической и налоговой политики, мы утратили какой-либо шанс, чтобы совершить экспансию на их рынках. Наоборот, мы стали колониальным придатком внутри ЕАЭС.
– На ваш взгляд, в чем главный экономический провал года для Казахстана?
– Им я считаю упущенную возможность диверсификации экономики на фоне роста цен на энергоносители, когда можно было увеличить поступление в Национальный фонд.
Заметьте, начиная с 2007 года шло постепенное снижение коэффициента налоговой нагрузки на весь нефтегазовый сектор по отношению к размеру данной отрасли. Дело вовсе не в том, что они начали меньше зарабатывать. Дело в том, что в последние несколько лет проводилась политика лоббирования переноса всей налоговой нагрузки на массового плательщика не нефтяного сектора экономики. Соответственно произошло следующее: мы, вместо того, чтобы максимально зарабатывать на экспорте сырой нефти, получая с её продажи и сверхприбыль, и роялти, и акцизы, и НДС, предоставили им экспортные гранты на возмещение НДС по экспорту сырой нефти. Вы представляете, какие объемы вынимались из бюджета! Это затронуло не только нефтегазовый, но и горно-металлургический сектор, который также очень жестко монополизирован.
Возьмем, к примеру, производство сока. На сегодня уровень налоговой нагрузки его производства составляет 24% из общего оборота.
А теперь посмотрим на то, сколько платит крупный нефтегазовый концерн, который занимается экспортом нефти. Если раньше от экспорта сырой нефти все без исключения платежи в совокупности составляли до 70% и поступали в Национальный фонд, то сегодня они снизились на 14%. То есть мы видим снижение налоговой нагрузки для нефтегазового сектора в пять раз! Получается, не отрасль стала меньше зарабатывать, а налогообложение этой отрасли сильно снизилось. Это сделано для того, чтобы обеспечить максимальный объем вывода капитала из страны.
Во-первых, казахстанская сырая нефть экспортируется через оффшорные каналы. Все без исключения объемы прибыли аккумулируются на оффшорных счетах различных торговых домов, которые раскиданы где угодно, но только не в Казахстане. Получается, что за годы независимости мы потеряли хороший источник пополнения бюджета в лице нефтегазового сектора. Однако нефтяник – нефтянику рознь. Это частный нефтяник платит 14%, а те компании, которые имеют отношение к фонду «Самрук-Казына», платят всего 2,5%.
– Другими словами, они себе устроили заповедную зону?
– Вот именно! Вся система по контролю и мониторингу налогоплательщиков у нас выстроена таким образом, что «кошмарят» только малый, средний бизнес и так называемый микро-бизнес, это индивидуальные предприниматели. Также идет жесточайший прессинг обычных физических лиц. Спросите любого казахстанца, сколько раз за последние полгода его «кошмарили» с транспортным налогом, сколько раз блокировали его счета.
Только в этом году каждый человек старше 18 лет получил по несколько уведомлений о неуплате транспортного налога на то авто, которое ему уже не принадлежит, которое было продано по генеральной доверенности много лет назад. Идут перекосы. Люди не могут купить себе лекарства, не могут снять свою пенсию. Нынешняя ситуация такова, что аресты на выезд коснулись 35% трудоспособных казахстанцев. Это те, кто старше 18 и младше 65 лет. Сегодня мы наблюдаем полный бесправовой разгул коллекторов со стороны финансовой системы.
Правительство рассказывает нам сказку о нефтяной ренте, которая якобы распределяется на весь народ Казахстана. На деле, даже если эти нефтяные деньги заходят в экономику в виде финансирования из Национального фонда, то только для финансирования расходной части бюджета, либо в виде обусловленных займов для спасения крупных финансовых банковских конгломератов.
Каждый год целевой трансфер Нацфонда составляет от 1,5 до 2 триллионов тенге. Эти деньги заходят в финансовую систему. Скажите мне, кому-либо списываются долги по кредитам? Кому-либо сделаны облегчения по кредитным ставкам? Этого не происходит!
– В текущем году прослеживалась странная тенденция. На мировом рынке не было резких понижений цен на нефть, к которой привязан казахстанский тенге. Тогда почему наша валюта подверглась девальвационному шоку и сильно обесценилась?
– Причина в том, что у нас нет реальных и крупных торгующих секторов. Наша страна очень сильно просела по торговому сальдо между импортом и экспортом. Когда импорт превышает экспорт, срабатывают элементарные рыночные механизмы. Мы имеем повышенный спрос на валюту, потому что импортный товар заходит в страну только за валюту. При этом нет никакого притока валюты. По той простой причине, что мы сами ничего за валюту не продаем. Этот отрицательный баланс по торговому сальдо и приводит к постоянным девальвационным колебаниям.
Падение тенге никакого отношения к ценам на углеводороды не имеет. Если бы страна, действительно, соблюдала принципы и максимально выкачивала ту выгоду, которая нужна для государства от экспорта нефтепродуктов, она бы не провоцировала экспорт по демпинговым ценам сырой нефти, а старалась бы увеличить стоимость своего экспорта.
Сейчас на внутреннем рынке баррель нефти стоит 100 долларов, на внешний рынок она уходит меньше чем за 50 долларов, а на офшоры по цене 30 долларов за баррель. Там, кстати, очень много скрытых схем. В действительности себестоимость добычи сырой казахстанской нефти со всеми без исключения расходами никогда не превышала 20 долларов за баррель. Даже если цена на мировом рынке будет 30 долларов за баррель, наши нефтяные компании остаются в прибыли.
Как я уже отметила, на внутреннем рынке наши НПЗ покупают нефть за 100–130 долларов за баррель. Из-за этого у нас не развивается производство мазута, битума и солярки. Идет ценовой сговор, когда абсолютно беспрепятственно через оффшорные торговые дома продается нефть, которая якобы еще казахстанская, но она уже давно оформлена на Сейшелах. Фактически вся сверхприбыль идет мимо государственной казны. Ведь эта нефть продается на данный момент по 60–65 долларов за баррель. А налоговые отчисления исчисляются от стоимости 30 долларов за баррель. Прибыль от оставшихся 30–35 долларов имеют владельцы торговых домов, чьи счета, наконец, время от времени начали арестовывать.
Вы понимаете, как нас обманывают?! Наша налоговая система неправильная. Она делает максимальный режим благоприятствования для вывода капитала из страны. При этом нарастает репрессивный механизм налогообложения, что люди выйдут на улицы не из-за синих шаров, а из-за уведомлений налоговых комитетов.
– В этом году в Казахстане ликвидированы три банка, которые, по мнению некоторых экспертов, были не в самом худшем положении. Зачем надо было это делать?
– Что происходит сейчас в «Каспи банке»? Председатель совета директоров выступает по телевидению и заявляет, что у них всё хорошо. При этом происходят недопустимые для финансового сектора ошибки в платежной системе, где клиенты получают обнуление своих счетов. Конечно, руководство банка оправдывает это тем, что банк переходит на новую систему обслуживания клиентов онлайн-платежей. Но это попахивает тем, что внутри банка происходят серьёзные события, которые в скором будущем, надеюсь, станут нам известны.
Что касается тех банков, у которых отозвали лицензии, то их активы по показателям качества их ссудного портфеля, размеру проблемных займов по отношению к общим активам, скорости увеличения стоимости активов и количеству привлечённых клиентов в розничном бизнесе были лидирующими! Их вина в том, что они «оттянули» на себя большое количество клиентов тех банков, которых наше правительство из года в год спасает за счет государственного бюджета.
Как только «Астана банк» вышел на IPO и собрал больше трехсот миллиардов тенге по продаже простых непривилегированных акций, сразу появились фейковые новости о том, что у них возникли проблемы, что в банке наблюдается увеличение проблемных займов. Хотя тот же «Цесна банк» взял и все свои проблемные займы в аграрном секторе слил на деньги пенсионных активов. Тогда из Пенсионного фонда одномоментно было изъято больше 600 миллиардов тенге.
– Кто стоит за ликвидированными банками?
– Это молодое поколение управленцев, которые были достаточно эффективны в банковском секторе. Они могли создать очень жесткую конкуренцию, потому что в свое время они сами были топ-менеджерами крупных банков. У них были очень амбициозные цели. Они хотели создать альтернативу «КазАгро», начали наращивать аграрный портфель. Причем делали это через лизингодателей, через компании, которые укрупняли хозяйства за счет создания кооперативов.
– Выходит, это была операция по устранению конкурентов, причем сделано грубо и не совсем честно?
– Совершенно верно. Они убрали конкурентов для тех кланов, которые на сегодня держат всю сконцентрированную клиентскую базу в финансовом секторе. Сегодня происходит истончение основного дохода банков, поэтому применяются все приёмы по устранению конкурентов.
Из чего состоят доходы банка? Обороты – это одно, это управление счетами клиентов. Но это не их доходы. Доходы – это то, что они с этого зарабатывают. Это расчётное кассовое обслуживание, продажа финансовых инструментов и ссуживание денег в долг. Та разница, которая «намазывается на хлеб», ее называют «spread» – между стоимостью денег, которые они привлекли по депозитной базе, и стоимостью доходов, которые они получили от кредитования экономики, либо физических лиц. Так вот, этот «spread» истончился, несмотря на то, что они довинтили годовую ставку до 26% для розничного бизнеса и 24% для корпоративного бизнеса.
Корпоративный бизнес умер, когда произошла девальвация 2015 года. Половина всех счетов юридических лиц просто закрылась. Их даже не блокировали, счета просто закрыли. То, что у нас статисты пишут о большом количестве действующих предприятий, на самом деле является фейком! Это легко проследить по динамике операционных отделов самих банков. Поэтому корпоративный сектор сильно просел.
Банки столкнулись с ситуацией, когда они начали бороться друг с другом за корпоративного и розничного клиента. Сегодня объем ссудного портфеля розничного бизнеса доминирует в любом банке. Те, кто раньше всех сообразил, куда катится экономика, и успел перейти на розничные рельсы, остались на плаву. А те, кто был сильно зажат в корпоративном сегменте, это «Халық банк», «Казком», «Цесна» и другие, сильно пострадали по доходной части. Малые банки оказались более гибкими и динамичными. Они стали быстро захватывать розничный сектор. Это и стало их проблемой.
У нас такие вопросы решаются двумя способами. Первый – когда акционер не идет на контакт и не соглашается «лечь» под рейдера, у него просто отзывают лицензию. Второй – если он принимает выдвинутые условия, то лицензия сохраняется, но все его доходы идут в другой карман.
– На фоне экономического спада был принят трехлетний бюджет страны. Что он сулит казахстанцам хотя бы в будущем году?
– Трехлетний бюджет на 2019–2021 годы сформирован на основе оптимистичных прогнозов и цен на нефть на уровне 55 долларов США за баррель. Но, как я уже сказала, вся доходная часть бюджета формируется из трех источников.
Первый – не нефтяные налоги КПУ и НДС. Сюда же можно включить таможенные платежи. Он обычно занимает примерно 65% от не нефтяных налогов. Это около 5 триллионов тенге.
Второй – местные налоги. Это все налоги с физических лиц, с имущества и доходов. Они занимают примерно 35% не нефтяных налогов. Это в районе 2–2,5 триллиона тенге.
Третий – налоговая база, о которой мы говорили, которая поступает в Национальный фонд. Всё, что касается нефтегазового и горно-металлургического сектора.
Получается, что общая собираемость в 2017 году из всех трех источников составила 8,9 триллиона тенге. А расходная часть бюджета была сформирована и осуществлена на 10,5 триллиона тенге. Это данные официального сайта профильного министерства.
Вы видите, какой произошел дефицит. Для финансирования этого дефицита не привлекались внешние займы. Это миф! Все эти деньги привлечены путем выпуска государственных ценных бумаг, которые были проданы на внутреннем рынке. Одним единственным покупателем стал ЕНПФ. Это наши с вами пенсионные деньги, которыми закрыли дыры в бюджете. Причем это практикуется не первый год. Правительство уже рассматривает ЕНПФ как источник формирования доходной части бюджета. Фактически у нас нет пенсионной системы…
• Продолжение интервью – в следующем номере газеты.
Азамат ШОРМАНХАНУЛЫ,
«D»
