5 июля британская FINANCIAL TIMES опубликовала статью по результатам своего журналистского расследования похищения супруги и дочери Мухтара Аблязова в Италии (http://www.ft.com/intl/cms/s/0/ 0d35c07c-e57f-11e2-ad1a-00144feabdc0.html#axzz2YMHdjuix).
Авторы расследования Guy Dinmore, Giulia Segreti и Isabel Gorst озаглавили публикацию «Мухтар Аблязов: оппонент президента Казахстана». Предлагаем ее нашим читателям с некоторыми сокращениями. Также, учитывая то, каким варварским способом были депортированы безвинные люди в Казахстан, редакция решила опубликовать сокращенный вариант 18-страничного заявления Алмы Шалабаевой, представленного в распоряжение Financial Times ее адвокатами. (Полный текст –http://www.ft.com/cms/50bc3eae-e569-11e2-ad1a-00144feabdc0.pdf).
«Примерно в полночь около 30 вооруженных людей в черном ворвались на виллу в зажиточном пригороде Рима, где на протяжении последних восьми месяцев проживали Алма Шалабаева и ее маленькая дочь. Еще двадцать вооруженных людей толпились снаружи», – пишет всемирно известная газета. – …Испуганная г-жа Шалабаева быстро поняла, что они ищут ее мужа, Мухтара Аблязова, лидера казахской оппозиции и бывшего министра энергетики, покинувшего родину в 2009 году, опасаясь за свою жизнь, позже получившего политическое убежище в Великобритании».
«В тот момент я чувствовала только одно – они пришли, чтобы убить нас… Они просто собирались убить нас без суда и следствия, и никто бы об этом не узнал», – вспоминает г-жа Шалабаева, описывая майские события этого года, которые потрясли правительство Италии, которое было вынуждено объяснять свои действия, и вызвали озабоченность специального докладчика ООН по правам человека.
Алма была поспешно депортирована в Казахстан. Готовность Рима выдать жену политического беженца вызвала вопросы о коммерческих связях между итальянской элитой и богатым природными ресурсами Казахстаном, который часто критикуют по вопросам о нарушении прав человека.
…Через два дня после пребывания в центре задержания нелегальных иммигрантов г-жа Шалабаева и ее шестилетняя дочь Алуа, родившаяся в Великобритании, были доставлены самолетом в столицу Казахстана Астану, где ей объявили, что в отношении нее ведется уголовное расследование.
Документы также показывают, что за день до налета посольство Казахстана обратилось с просьбой к итальянской полиции арестовать г-на Аблязова и выдать его. 26 мая он был сфотографирован на вилле сотрудниками частной охранной компании, нанятой казахскими властями. Его местонахождение в настоящее время неизвестно.
Официальной причиной депортации г-жи Шалабаевой стало владение якобы подложным паспортом Центральной Африканской Республики. На судебном слушании 31 мая Риккардо Оливо (Riccardo Olivo), семейный адвокат в Риме, предъявил судьям подписанные показания двух посольств Центральной Африканской Республики, что паспорт является подлинным.
Однако г-н Оливо не знал, что приказ о депортации г-жи Шалабаевой уже был подписан незначительным официальным лицом в правительстве. «Никто из нас не знал, что они уже договорились с казахскими властями и быстро подготовились к ее депортации. Это одна из самых невероятных историй, которые мне известны», – заявил он газете FinancialTimes.
Это настолько невероятно, что ООН и правозащитные организации, которые осудили ситуацию с правами человека в Казахстане при Нурсултане Назарбаеве, являющегося президентом со времен обретения страной независимости от бывшего Советского Союза в 1991 году, требуют объяснений от правительства Италии.
Эмма Бонино (Emma Bonino), министр иностранных дел Италии, в тот момент не знала об этой депортации и запросила разъяснений у Ангелино Алфано (Angelino Alfano), министра внутренних дел и заместителя премьер-министра. Поначалу не получив ответа от г-на Алфано, второго человека в правоцентристской партии Сильвио Берлускони, Министерство иностранных дел получило документы, относящиеся к данному делу, в пятницу. Пресс-секретарь г-на Алфано не ответил на вопросы нашей газеты. Официальные документы, выпущенные до настоящего времени, не указывают на участие в этом г-на Алфано.
Правозащитники и адвокаты задают вопрос, почему Италия с такой готовностью выдала политического беженца? Возникает подозрение о крепких коммерческих связях Италии с богатым природными ресурсами Казахстаном, активно поддерживаемых г-ном Берлускони в период пребывания премьер-министром, а также иными политическими лидерами мира, включая Дэвида Кэмерона, премьер-министра Великобритании, который посетил Казахстан на прошлой неделе.
Случай с г-жой Шалабаевой не является единственным. Казахстан обратился к Испании с просьбой выдать Александра Павлова, подавшего там ходатайство о политическом убежище. Бывший телохранитель г-на Аблязова обвиняется в Казахстане в планировании террористического нападения, которое не было проведено в жизнь, и мошенничестве. По сообщениям испанской прессы, г-н Назарбаев обсуждал будущий договор об экстрадиции с Испанией во время визита в Мадрид в феврале прошлого года. Его адвокат сообщает, что оба дела г-на Павлова ожидают слушания.
Адвокаты г-жи Шалабаевой подали апелляцию против ее депортации. Независимо от этого суд Рима 27 июня отменил декреты прокурора, использованные полицией для обоснования изъятия предметов на арендованной ею вилле. Суд заявил, что он «озадачен» быстротой депортации двух родственников политического беженца.
Министерство иностранных дел Казахстана заявило, что власти Италии затребовали депортации г-жи Шалабаевой и Алуа за нарушения иммиграционного законодательства, и посольство страны в Риме оказало помощь. Оно сообщило, что г-жа Шалабаева, сейчас проживающая со своими родителями в Алматы без права покидать этот город, находится под следствием по подозрению в незаконном приобретении казахского паспорта. По сообщению министерства, она также будет подвергнута допросу о местонахождении ее мужа. Адвокаты защиты сообщают, что если она будет признана виновной и помещена в тюрьму, дочь может быть отдана в государственный сиротский дом. Г-жа Шалабаева отрицает обвинения против нее.
«Их депортировали, потому что один из наиболее печально известных диктаторов мира хотел иметь заложников, чтобы использовать их против своего главного политического противника. Теперь они у него есть, так как это сделали агенты правоохранительных органов Италии», – заявил ее муж в интервью по электронной почте ежедневной итальянской газете LaStampa в пятницу.
• Обращаясь к Энрико Летта, премьер-министру Италии, с просьбой «выявить подноготную этого грязного дела», г-н Аблязов добавил: «Можете ли вы представить, что вашу жену и детей взяли в заложники ваши политические оппоненты, чтобы использовать в качестве пешек в ваших политических баталиях? Именно это случилось со мной». Г-н Летта ответил назначением внутреннего расследования», – пишет Financial Times.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ (29 мая 2013 г.).
Все произошло ночью – с 28 на 29 мая 2013 года. В полночь в доме, где мы остановились, были закрыты жалюзи, так как окна в нем были от пола до потолка. В доме в это время находилась я, моя шестилетняя дочь Алуа, моя старшая сестра Венера с мужем Болатом и их младшей девятилетней дочерью Адия. В отдельном домике для гостей находились еще двое – Владимир и Татьяна, которые помогали нам по дому.
Я спала в детской спальне со своей дочерью. Моя сестра, ее муж и их дочь спали в соседней спальне.
В полночь меня разбудил громкий шум. Какие-то люди стучали в окна и ломали наружные металлические жалюзи, которыми мы на ночь закрывали окна. Они также стучали в двери. Я думаю, они перелезли во двор дома через забор.
Я выбежала в коридор и побежала к главной двери. В этот момент из спальни также выбежали Булат и Венера. Они были очень испуганы. В этот момент казалось, что на дом обрушилось торнадо или землетрясение.
Я открыла дверь и попыталась спросить на английском, кто они. Но меня просто отбросили в сторону. Толпа из 30-35 человек ворвалась в дом. Еще человек 20 осталось на улице. Всего же в нападении участвовало около 50 человек. Я не смогла посчитать точно, они все время двигались и разбежались по разным комнатам. Это была целая вооруженная банда.
Выглядели все они действительно очень страшно. У некоторых в ушах были серьги. Они были одеты в черную, как мне показалось, старую одежду. На некоторых были потертые штаны с дырками. У некоторых на шее большие золотые цепи. Половина людей – бородатые. У одного на голове была такая панковская прическа – волосы были подняты вверх с помощью геля, как шипы. Никаких внешних признаков или медальонов полиции или военных у них не было. Зато у всех были пистолеты.
Среди нападавших была одна женщина лет 30. Была одета в джинсовую одежду. Она сопровождала меня во время всех перемещений по дому. Не отходила ни на шаг. Фактически следила. Все они хорошо знали друг друга и постоянно переговаривались между собой на итальянском языке.
Нас завели в зал. Здесь нас окружила группа из человек 20, которые не позволяли нам ничего делать. Мы не имели возможности двигаться, хотя в соседних комнатах спали дети. В первые минуты я, Болат и Венера страшно испугались и абсолютно растерялись от страха.
В доме стоял страшный грохот. Люди носились по дому, все переворачивали. Было такое впечатление, что они что-то или кого-то ищут. Но понять ничего не могла. Это потом я уже поняла – они искали моего мужа Мухтара Аблязова.
А в тот момент я просто вошла в ступор. И у меня было одно ощущение: нас пришли убивать. Одна мысль была в тот момент: сейчас нас всех просто убьют без суда и следствия, и про это никто даже не узнает. Они не показали нам никаких документов. Ни ордера на арест или на обыск. У нас не было ни адвоката, ни понятых, ни переводчиков. Мы были в полном замешательстве.
Потом главный в этой группе достал из кармана какое-то удостоверение. Оно было завернуто в целлофан. Он помахал им передо мной, а потом быстро спрятал его обратно в карман. Я попросила его на английском языке, чтобы он дал мне это удостоверение, чтобы рассмотреть его и записать имя и фамилию. Но он коротко ответил: «Нет». Он немного понимал по-английски и говорил, мешая английские и итальянские слова. Но когда я пыталась его спросить: «Что случилось? Почему вы здесь?» – он мне вообще не отвечал. Я видела, что у него в руках была какая-то пачка распечаток и фотографий, сделанных с компьютера на принтере. У него был значок на лацкане пиджака, но его невозможно было разглядеть, так как поверх была куртка.
Потом, чуть придя в себя, я начала спрашивать у них на английском: «Вы кто? Полиция?». Но ответа добиться не могла. В какой-то момент я начала подозревать, что это не просто полиция, а какая-то банда, которая прикрывается полицией. Слишком странно они вели себя для полиции, слишком грубо.
Я очень волновалась за детей. Мы же оставались в одной комнате. И не имели ни малейшего представления, что происходит в доме. И что происходит с детьми.
Мы просто испугались, что они будут насиловать детей. И в этот момент Венера каким-то жестами и словами объяснила, что там дети и ей надо быть там. Ее пустили, но следом за ней кто-то пошел. Болата к этому моменту также увели из комнаты.
Телефоны находились в спальнях, нас туда не пустили. В большой комнате телефонов не было. Когда мы спросили про телефон, они категорически сказали – нет. Больше мы спрашивать не стали, просто боялись.
Они следили за каждым нашим действием. Когда я просто подняла глаза наверх, они сразу обратили внимание на это и стали рыться в вентиляционной шахте.
Старший в этой группе не хотел нас слушать. Он все передвигался по дому. На кухне находился персонал, который они привели из гостевого домика. Там их допрашивали. Два человека – муж и жена. Татьяна и Владимир. Уроженцы Украины. Много лет прожили в Италии. У них есть вид на жительство в Италии. Мы их знали не очень хорошо. Но вроде хорошие люди. Они просто следили за домом.
Главный из группы спросил нас, сколько людей в доме. Я ответила: «Трое взрослых и двое детей». А потом добавила: «Есть еще двое взрослых в гостевом домике». Об этом я говорила на английском. Он это понял. Но толпа, которая образовалась вокруг меня, не верила мне. Они злобно и яростно смотрели на меня. Было понятно, что они кого-то ищут, но не могут найти. Я решила проверить, что все-таки происходит с детьми. Из той части дома, где они спали, доносился какой-то шум. Я встала со стула, сказала по-английски «дети» и показала жестом, что хочу пойти проверить. Но один из нападавших грубо толкнул меня, я чуть не упала, и, схватив меня за плечо, силой усадил на стул. Он был таким злым, что я просто окаменела от страха.
Но потом я все-таки пришла в себя и стала спрашивать: «Кто вы? Мы ни в чем не виноваты! Это ошибка. Нам нужен юрист». Никто не собирался отвечать на мои вопросы. Никто меня не слушал. Они говорили на итальянском языке, и я их не понимала.
У меня даже мысли не было заявить о своих правах, так как они были очень рассержены. Я попросила, конечно, адвоката, но никто не ответил. Я не могла понять – они бандиты или по-настоящему переодетые в гражданскую полицейские. У меня был ужасный стресс.
В какой-то момент я услышала звуки ударов и стоны. Такие гулкие удары. Глаза Венеры в этот момент расширились от ужаса.
Я вскочила и стала кричать: «Это незаконно, вы нарушаете права человека». Рванулась в сторону спальни. Но кто-то перегородил мне дорогу, сильно толкнул, а затем показал рукой на стул, чтобы я садилась. Я думала, что все, они пришли нас убивать. Их наняли враги моего мужа, и они сейчас нас всех убьют.
Потом главный группы, который немного говорил на английском языке, спросил меня: «Кто ты такая?». Я подумала, что если я назову свое имя и фамилию, они просто могут убить меня вместе с дочкой. У нее же фамилия Аблязова, как у моего мужа Мухтара. И я сказала: «Я – русская».
• В этот момент итальянец с большой золотой цепью, похожий на мифиози из фильма, начал кричать на меня на итальянском языке. Мне показалось, что он хочет меня ударить. Когда он кричал, у него рука начала дергаться по направлению к пистолету. Я подумала, что если я сделаю что-то неверное, то это будет последняя ошибка в моей жизни. Я подумала, что он начнет меня бить и убьет. Продолжал кричать на меня на итальянском. Единственное, что могла разобрать в этом потоке брани – «русская сука» («Russo bitch!»). Я была в шоке, замерла и закрыла глаза.
Потом нам приказали принести наши паспорта. Казахстанские документы – мой паспорт и моей дочери – лежали в одной сумке. Там же был мой паспорт, выданный Центрально-Африканской Республикой (ЦАР). Я решила не показывать казахстанские документы просто потому, что боялась, что увидев их, они убьют нас с дочкой. Я решила показать паспорт, выданный ЦАР. Сами они эти документы не нашли, так как по сути обыск они не проводили. Они явно искали человека и оружие.
Паспорт ЦАР был дипломатический, и я подумала, что, предъявив его, я могу остановить беззаконие. Этот паспорт мне выдали в апреле 2010 года.
В Европе я была по своему казахстанскому паспорту, там были все отметки и визы. Но так как я знала, что враги моего мужа следили за нами, и боялась, что по моим передвижениям смогут отследить нахождение моего мужа, мы передвигались по Европе в основном на поездах и на машине.
Паспорт вырвали у меня из рук и стали разглядывать его, мять и вертеть в разные стороны, передавать друг другу, что-то кричать по-итальянски. Они явно не ожидали увидеть такой документ и были как-то возбуждены. Я ничего не понимала. Я попросила: «English, please», – но меня не слушали. Паспорт унесли на кухню. Потом принесли. Минут двадцать я его вообще не видела.
О чем-то говорили на итальянском языке. Потом старший спрашивает: «Кто Вы по нации?». Я говорю в ответ: «Centrаl African». Он говорит: «Вы не похожи». Тогда я рассказала: «Я русская». Я боялась, что меня идентифицируют и убьют. Решила не признаваться, что я из Казахстана, что я казашка».
Моя сестра пришла и дала им казахстанские паспорта на свою семью с отдельной карточкой резидента Латвии на каждого члена семьи. Как только они увидели казахстанские паспорта моих родственников, я заметила, что они воодушевились и стали интенсивно куда-то звонить и что-то сообщать.
Потом один из них стал показывать какие-то бумаги с текстом на итальянском языке. На этих распечатках были и фотографии плохого качества. Какие-то распечатки они перебирали в руках, но я не могла понять, что это за документы. Но потом они стали показывать фотографии, распечатанные на бумаге. Там было много фотографий. Затем человек, который выглядел буквально как бандит, прочитал на бумажке фамилию и спрашивает меня: «Ты – Жаримбетов?». Я говорю: «Нет». Потом он спрашивает: «Ты Вероника? Вероника Ефимова?». Я говорю: «Нет». Потом назвали еще несколько незнакомых мне фамилий. Потом спросил: «Муратбек Кетебаев?». Показал фотографию какого-то человека – негра. Спросил, не я ли это. Это было какое-то тупое действие. Цель его была – просто издеваться надо мной. Стали спрашивать, знаю ли я его. Потом он показал фотографию моего мужа – Мухтара. Спрашивает: «Кто это?». Я просто испугалась, что если скажу, что это мой муж, он меня просто разорвет на месте, так страшно и злобно выглядел в этот момент этот человек, когда допрашивал меня. Я сказала: «Нет».
Когда я попыталась заявить о своих правах, человек с золотой цепью вытаращил глаза, показал на себя и говорит мне по-итальянски: «Я – мафия». И стал делать жест, как будто выдергивает стул из-под меня. Видимо, хотел напугать меня. Это было очень убедительно и страшно. А старший даже глаза не поднял. В этот момент я подумала, что это были реальные бандиты, которые просто взяли с собой полицию для прикрытия и пришли нас убивать. Они же плотным кольцом нас окружили, и мы ничего не могли сделать. В это время другая толпа продолжала бегать по дому и заглядывать во все углы.
В какой-то момент в комнату привели Болата. У него был опухший красный глаз, разбитая губа и рана на переносице. Лицо было мокрое. Из носа шла кровь. Он сказал, что его бьют. Я рванулась к нему, но тут меня схватили сразу два человека и дали понять, что будут сами разбираться. Венера начала возмущаться, но ее грубо одернули. Она стала тихо плакать. Но никто не реагировал. Я стала возмущаться на английском языке, что нельзя бить человека, но меня резко оборвали, приказав заткнуться, грубо усадили на место. Я ничего не могла сделать и чувствовала себя совершенно беспомощной. Болата усадили за стол. Начали ему что-то говорить. Он ничего не понимал и стал просить переводчика. Но это было безуспешно. Потом он попросил говорить на русском –«руссо плиз». В ответ его просто какой-то бородатый человек в коричневой куртке ударил. Это был удар с предупреждением – «молчи и не возмущайся».
Протокол они начали составлять лишь спустя два часа после начала налета. Они попросили принести компьютер, чтобы написать протокол обыска. Хотя я считаю, что они не делали настоящий обыск, как обычно делает это полиция. Я встала и принесла им наш лаптоп. Один сел набирать текст. Текст на полстраницы они писали, наверно, два часа. У меня сложилось такое ощущение, что они не готовились писать такой документ и просто были для этого не достаточно способны. Три человека составляли этот протокол…
Они не пытались искать что-то в компьютере, проверять файлы. Другой компьютер, в котором были фотографии, открыто лежал в моей спальне. Они не проявили к нему никакого интереса. Но они проявили интерес к моему фотоаппарату. Взяли его и стали просматривать на нем кадры. Нашли фотографию Мухтара прошлого года. Мою фотографию с Мухтаром. Он с дочкой. Они его идентифицировали, когда сравнили с той фотографией, которая была у них в распечатках. Увидев эту фотографию, они решили изъять карту памяти из фотоаппарата.
Они показали распечатку с фотографией моего мужа и спросили: «Это он на фотографиях в фотоаппарате?». Я сказала, что нет. Позднее их начальник сказал мне, что оружия у меня не найдено и они забирают только эту карточку. Почему они это сделали, они не объяснили. Мне показалось, что ему хотелось перепроверить с кем-то, что человек на фото со мной и с ребенком – это тот человек, который им нужен.
Все время эти люди кому-то постоянно звонили и с кем-то о чем-то советовались. В какой-то момент я заметила, что меня сфотографировали на мобильный телефон.
Они закончили составлять протокол на итальянском языке. Начальник этой группы захвата стал пересказывать мне его содержание на английском языке. И тогда он сказал, что они изымают карточку памяти от фотоаппарата. Он дал мне ручку и сказал, чтобы я расписалась. Фактически он вынудил меня это сделать. Я же видела, как они избили Болата. У меня не было выхода. В этот момент у меня была одна мысль – выжить.
Вся эта банда была просто в бешенстве. Судя по всему, им не удалось найти никого и ничего, что они хотели. Они сказали, что мы едем в полицейский участок, где мы должны расписаться и потом, якобы, мы сможем вернуться домой. Но это был обман.
Они схватили казахстанский паспорт Болата и мой центральноафриканский, и у них была еще карточка вида на жительство в Латвии Болата. Они хотели забрать всех взрослых из дома. Но в доме были спящие дети. Поэтому они решили оставить Венеру. Помощники к тому времени ушли в свой домик.
Потом они сказали мне: «Одевайся, едешь с нами». Женщина из группы прошла со мной в спальню. Она следовала за мной по пятам. Когда нас выводили из дома, я хотела взять телефон, но женщина следила за каждым моим движением, и я просто испугалась, что она его заберет. Болат попросил взять телефон – он жестом показал на стол, где лежали телефоны. Но ему не разрешили. Силой вытолкали из дома. Паспорта они забрали с собой. А латвийская карточка Болата с видом на жительство осталась в доме. Когда нас с Болатом вывели из дома, у нас ничего с собой не было: ни денег, ни телефона, ни документов. У нас не было ни адвоката, ни переводчика.
Выйдя за забор, мы увидели 15 машин. Все они были без опознавательных полицейских знаков. Сначала нас хотели посадить в разные машины, но я категорически стала требовать, чтобы нас посадили вместе. Я просто боялась, что его будут снова избивать. В окружении этого эскорта нас повезли в неизвестном направлении. Время от времени они включали «мигалки». Как-будто играли. Мы ехали около получаса.
Нас привезли в здание полиции в центре Рима. О том, что это полиция, мы поняли, только когда нас подняли наверх. Нас завели в одну из комнат, где продержали минут 40.
Потом нас повели в другую комнату, там нам опять пришлось ждать. В здании полиции все это время я видела людей из группы захвата, которые разгуливали по коридору. Затем меня и Болата завели в комнату, где был главный из группы захвата и еще несколько человек. Мне сказали, что мы должны подписать какой-то документ. Я спросила, что за документ. Он стал говорить что-то о карте памяти от фотоаппарата, которую изъяли во время захвата дома. Как я поняла, мы должны подписать документ, и нас отпустят, а не подпишем – то нас арестуют. Он еще добавил, что нас повезут делать отпечатки пальцев и фотографироваться.
Тем временем вокруг стола этого начальника столпились все те же люди, которые участвовали в нападении на дом. Два-три человека все время с кем-то созванивались, как и во время нападения на дом. Постоянно с кем-то координировали свои действия. Перед тем, как подписывать документ, я спросила: «У вас есть переводчик?». Переводчика не было. Я была уже измучена и решила подписать, чтобы нас скорее отпустили. Я боялась, что нас отправят в тюрьму, как он угрожал. В итоге я подписала документ и сказала Болату, что он тоже должен подписать.
Болат не хотел подписывать. Он упомянул слово «avocat». После этого весь офис начал улюлюкать и злобно кричать на него и меня. Это было очень неприятно. Они кричали мне прямо в лицо, близко-близко приблизив свои лица к моему лицу. Я даже чувствовала их дыхание. Под таким давлением Болату пришлось все-таки подписать. Правда, он сумел вписать на русском языке фразу такого содержания: «Я не знаю, что я подписываю». Окружающие люди обратили внимание на эту запись и стали его спрашивать. Но он только развел руками. Мы с Болатом находились в состоянии сильного стресса. У меня все время лились слезы.
Потом нас повезли на какой-то машине в миграционную службу. Об этом сказал начальник полиции – тот же человек со значком, который допрашивал меня дома и не дал мне прочитать свое удостоверение. Он был все время с нами. Сложилось такое впечатление, что этот человек не был постоянным членом команды, которая напала на наш дом, а был лишь взят ими. Он был какой-то более образованный по сравнению с остальными. Но ощущение было, что они все-таки были знакомы.
Было уже после шести утра. Нам сказали, что нужно сделать отпечатки пальцев и фотографии, и после этого отпустят домой. Они нас обманули.
Нас опять повезли куда-то. Рядом ехала еще одна машина. Нас везли минут 40. По объездной дороге, где-то в юго-восточную сторону Рима. У меня было ощущение, что нас вывезут куда-то за город и просто расстреляют.
Мы выехали в пригород. Привезли в какое-то трех-четырехэтажное здание желтого цвета. Потом машины въехали во двор через ворота. Мы прошли через двери. На первом этаже стояла лавка, за стеклом спали трое полицейских.
Было чуть позже семи утра. Нас завели и приказали ждать у входа. Мы ждали там час-полтора. Примерно в 9 утра один из трех нас сопровождавших снова сказал: «Подождите». Через какое-то время позвал одного из нас. Первым решил идти Болат. Он не знал, куда его ведут. У сопровождающего в руках была папка, в которой лежали какие-то документы.
Когда Болата привели назад, он сказал мне, что там у них специальное оборудование и у него сняли отпечатки пальцев и сфотографировали его. Мне сказали идти туда тоже. В комнате с принтерами и разным оборудованием меня подвели к столу. За столом сидели двое мужчин. Один из них встал, подошел ко мне, взял силой руку мою и стал снимать отпечатки – сначала каждый палец, а потом всю ладонь. Потом он меня оттолкнул и приказал по-итальянски встать к стене. Я стояла минут десять, пока он что-то распечатывал. Потом он завел меня в какую-то кабину, толкнул на сиденье и показал пальцем смотреть на экран. Меня сфотографировали.
Я понимала, что не было смысла возмущаться. Они не понимали по-английски. Шефа полиции с нами не было. Остались только люди из группы захвата. Меня отвели назад к Болату, и мы продолжали сидеть и ждать. Прошло полчаса. Появились трое гражданских лиц. Наши сопровождающие передали им папку с паспортами. Они что-то обсуждали на улице. Мы поняли, что нас передали этой группе.
Потом нас повели на второй этаж. За стеклянными перегородками были камеры. Они выглядели, как камеры предварительного заключения. За камерами был холл, где сидели какие-то гражданские лица. Я думаю, это были беженцы. С нами постоянно были эти трое сопровождавших лиц. Мы находились там в течение нескольких часов.
За стеклянной перегородкой в холле прогуливались люди, которых мы с Болатом запомнили как участников нападения на дом. Они свободно заходили туда через служебный вход, общались, звонили оттуда. Так как нас разделяло стекло, невозможно было даже приблизительно понять, с кем и о чем они разговаривают.
Потом нас вызвали к окошку и стали задавать вопросы. Я была фактически переводчиком для Болата. Вопросы задавали какие-то очень простые, на очень примитивном английском языке.
Они изучали паспорт Болата и спрашивали его, откуда он и где живет. Болат сказал, что он резидент Латвии и что у него есть карточка резидента Латвии. Они никак не могли понять, что такое «Латвия»…
Меня вызывали к окну постоянно и задавали много вопросов. У людей за стойкой был мой паспорт ЦАР. Все вопросы касались моего паспорта. Им казалось, что это фальшивый документ. Я им говорила, что это не фальшивый, а действительный документ. Но они хотели что-то найти в этом документе. Поэтому они и мяли его. Вопросы были одни и те же. Раз за разом. На плохом английском языке. «Кто Вы?», «Что Вы делаете в Италии?», «Почему у Вас фальшивый паспорт?», «Когда Вы въехали в Италию?».
После обеда из офиса, который был за стеклянной перегородкой, выскочила женщина и стала кричать на меня. Она даже не представилась. Она лишь кричала, обвиняя меня в том, что мой паспорт фальшивый. Она говорила на плохом английском, но я ее понимала. Она вела себя очень непоследовательно. То она кричала на меня, то вдруг начинала улыбаться и обещала, что скоро выпустят, что она этого сама добьется и что все будет хорошо. Мне было непонятно, какая у нее была цель и зачем нужен этот спектакль. Я уже была совершенно эмоционально истощена, и ее крики вызывали у меня прилив слез. Мне было очень тяжело сдерживаться.
Я говорила людям, которые допрашивали меня: «Позвоните в посольство ЦАР. Они знают, что мой паспорт настоящий. Они дадут подтверждение». Я не знаю, звонили они в посольство или нет. Я думаю, что нет, потому что иначе у них бы было подтверждение, что мой паспорт настоящий.
В какой-то момент сопровождающие люди решили отвезти Болата домой за его документами. Я сказала ему: «Свяжись с посольством, пусть дадут подтверждение, что мой паспорт настоящий». Но Болат не смог это сделать.
Я много раз отвечала на одни и те же вопросы. Мне казалось, что эти люди меня не слышат, они просто хотят, чтобы я подтвердила, что мой паспорт фальшивый. Это была как моральная пытка.
Люди, которые напали на наш дом, постоянно находились рядом, ходили между столами. Они, похоже, менялись посменно. После их перерыва на обед пришли три других человека и отпустили троих, которые пришли утром. Я узнала одного из них – он точно участвовал в вооруженном нападении на дом.
В какой-то момент меня завели за стойку и посадили возле одного из столов. Там они продолжали допрашивать меня. Болата привезли назад. Он подошел к стойке и сунул мне через приоткрытую дверь телефон с бумажкой. Я схватила телефон и начала звонить, но кто-то у меня выхватил телефон и вернул его Болату. Мне просто запретили звонить. Мне не дали возможности связаться с адвокатами или с сестрой, чтобы узнать, как мой ребенок.
В общей сложности я провела в здании миграции около 15 часов. Большую часть времени я отвечала на одни и те же вопросы. Я не ела и не пила ничего с вечера предыдущего дня. У меня сводило желудок от голода, меня тошнило. От стресса, страха и постоянного напряжения у меня ужасно болела голова. Мне было очень сложно понимать их английский. Примерно в 21-30 я просто обессилила. Я подумала, что меня видело слишком много людей и меня уже будет не так просто убить. Я поняла, что адвоката мне не добиться. Я решила рассказать, кто я и почему я в этой ситуации. Конечно, я не хотела ничего говорить без адвоката, но у меня просто не было сил бороться за свои права. У меня просто не выдержали нервы. Я села рядом с начальником миграционной службы (я думаю, что это был начальник миграционной службы, эти люди не представлялись вообще, я буду так его называть в этих показаниях) и начала рассказывать. Я призналась, что я из Казахстана. Я сказала, что я являюсь супругой лидера казахстанской оппозиции. Начальник сильно воодушевился и стал переводить мой рассказ всем этим людям из группы захвата, их было примерно человек 12. Я рассказала им, что моей страной управляет диктатор, который у власти уже более 20 лет.
• Я говорила, как есть. Как Назарбаев истребляет лидеров оппозиции. Я рассказала, как убили Алтынбека Сарсенбаева и его помощников. Я рассказала про Жанаозен, что там расстреляли забастовщиков. Рассказала, что Владимира Козлова посадили в тюрьму. Я им сказала, что все материалы есть в интернете. Я также рассказывала о том, как и за что арестовали моего мужа, что его держали в тюрьме в железном ящике. Что все богатства в Казахстане принадлежат Назарбаеву.
Я сказала, что у моего мужа был один из лучших банков в бывшем СССР и Назарбаев забрал его. И теперь контролирует всю банковскую систему Казахстана. Рассказала, что мы уехали в Лондон. В Англии мой муж получил политическое убежище. Я сказала, что у меня есть казахстанский паспорт. Что у меня есть разрешение жить в Англии. Что у меня есть вид на жительство в Латвии. То есть я рассказала все. Что мой муж по телевизору рассказал, как ворует президент, что у него есть все доказательства. Что никто другой не обладает информацией, как происходит вывоз денег из Казахстана. Что Назарбаев приказал убить моего мужа.
Как только я закончила рассказ, я обратила внимание, что они начали отключать диктофоны. То есть они записывали все, что я рассказывала. В тот момент я надеялась, что, выслушав меня, они отпустят меня. Может, я дала им слишком много информации, которая им была не нужна. Я говорила только всю правду про свою семью.
Но тут один из окружавших меня людей сказал, что у меня фальшивый паспорт, что 36-я страница в паспорте повторяется два раза. Я ответила, что когда давала им паспорт, там было все нормально, все страницы шли по порядку. Он показал мне паспорт, а я вижу, что он как-то разбух. Просто увеличился в размере, наверное, в два раза. Они не предъявляли претензий к тому, как паспорт заполнен, что в нем написано на первой странице. Они говорили, что написали только то, что в паспорте две 36-е страницы. Но проверить, что они написали, мне было невозможно – переводчика не было.
О том, где находится мой казахстанский паспорт, они в этот момент у меня не спрашивали. Но они спрашивали про оппозицию. Уточняли.
Мне показалось, что начальник миграционной службы мне сочувствует, но на него оказывалось громадное давление. Я думаю, у него был страх перед этими людьми, которые захватили наш дом.
После моего рассказа они начали куда-то звонить и судорожно бегать. Буквально через 10 минут за мной приехал конвой – женщина и двое мужчин.
Меня заставили подписать бумагу, еще один документ. Женщина из конвоя мне только перевела, что в нем идет речь о доверии моей дочери моей сестре. Я подписала бумагу, хотя не знала, что я подписываю. Документ был на итальянском языке.
Обвинения они мне не предъявляли. Они просто сказали: «Вот есть фальшивый паспорт и две белые страницы в нем повторяются». Адвокатам звонить при этом они не позволяли. Даже домой не позволяли позвонить. Все это время я была изолирована от других людей. Находилась за стеклянной перегородкой. Они подозревали, что я являюсь чьей-то женой, но не знали, как это повернуть против меня. Не знали, какие обвинения мне предъявить.
От этого стресса я двигалась и действовала машинально. Я думала только о том, как выжить. В течение дня меня не кормили и не давали пить. Только начальник миграционной службы сжалился и купил мне булочку с ветчиной. В состоянии стресса я даже есть не могла. Я сидела, плакала и боялась неизвестности. Они не изменили своего отношения ко мне даже после моего рассказа . Думала, вот вывезут куда-нибудь за город и расстреляют. Я очень боялась, что мой ребенок останется один.
Меня посадили в машину на заднее сиденье. Я была отделена стеклянной перегородкой от водителя и сидевшей рядом с ним женщины. В окно я заметила, что нас сопровождают еще несколько машин. Везли они меня без паспорта. В этот момент у меня вообще не было документов.
Когда меня привезли, то проводили через много дверей. Я прошла через металлоискатель. Как я поняла, меня привезли в тюрьму. На следующий день я узнала, что это место называется СИЗО Фонте Галлери и находится рядом с городским аэропортом Фьюмичино.
В конце концов, я оказалась в какой-то комнате. Кто-то спросил мою фамилию и имя и попросил мой паспорт на английском языке. Но я решила молчать. Но тут люди из группы захвата начали что-то шептать этим людям, которые работали в тюрьме. Фактически они отвечали перед кем-то, чтобы меня доставили в эту тюрьму. Они постоянно созванивались с кем-то, о чем-то отчитывались.
При приеме меня в тюрьму у меня забрали шнурки и обручальное кольцо. Больше у меня забирать было нечего. Это все было уже около полуночи. Меня провели в камеру. В камере было шесть кроватей и три женщины. Одна была из Африки, другая – из Колумбии, третья говорила на итальянском языке. Когда я оказалась в камере, я поняла, что меня обманули. Мне сказали, что я все подпишу и меня отпустят. Я впервые в жизни в подобной ситуации оказалась. Я ведь никогда не работала, всегда ухаживала за детьми. А тут вдруг оказалась преступницей. Была страшная усталость. Я просто села на кровать и сидела. У меня было подавленное состояние. Одна из сокамерниц мне посочувствовала. Она помогла мне застелить постель. Я ее поблагодарила. Так я провела в камере всю ночь со среды на четверг.
ДЕНЬ ВТОРОЙ (30 мая 2013 г.).
Утром 30 мая все в камере зашевелились. Женщины собрались идти завтракать. Но у меня в этот момент не было никакого аппетита. Я очень хотела позвонить своей сестре. У меня не было телефона, хотя у других сокамерниц были телефоны. Я попросила телефон у одной из женщин-охранниц. Она не дала мне телефон. Какая-то женщина из задержанных, видно, пожалела меня и дала мне свой телефон и сказала, что я могу позвонить один раз. Я сразу позвонила сестре. Но никто не поднял трубку.
У меня была страшная тревога. Меня просто трясло. Я не знала, что случилось с Болатом – отпустили его или, как меня, отправили в тюрьму. Я не знала, что было с Венерой и детьми. Нашли ли они адвокатов или родственников? Я ужасно боялась, что после того, как я рассказала все про себя и моего мужа, они украли мою девочку. Я-то была у них в руках, но что было с моим ребенком, я не знала. Это была пытка, думать, что произошло и почему моя сестра не ответила на звонок.
Примерно в 10:00-11:00 утра (я точно не знаю во сколько, у меня не было часов) меня вывели из камеры и привели в какую-то комнату, где находился какой-то мужчина-итальянец. Он знал русский язык. Он сказал, что он юрист этой тюрьмы и чтобы я рассказала ему, что случилось. Я ему рассказала всю свою историю: как на наш дом напали ночью, как меня задержали, как меня доставили в полицию и в миграционную службу. Он слушал, но ничего особенно не записывал. Потом стал говорить мне о правилах. Что я могу находиться в тюрьме только два дня. Что утром второго дня у меня будет суд. Что суд может принять три решения: либо освободить меня, либо заключить под стражу, либо выслать из страны. Он сказал, что мне нужно позвонить в посольство Казахстана. Что он постарается сегодня соединить меня с посольством Казахстана. Я сказала ему, что мне не о чем с ними говорить. Я не хотела говорить с посольством Казахстана. Я боялась казахстанского посольства. Я сказала, что хотела бы поговорить с адвокатами. После этого меня отвели назад.
Мне выдали карточку, по которой можно было получить еду. Мне сказали, что по ней можно позвонить. Но у меня не было телефона. Я пошла в то место, где давали еду. Внутри этой части здания женщины передвигались свободно. Все выглядело, как большая коммуна. Я взяла еду и отдала ее одной женщине. Взамен попросила телефон. Она дала мне свой телефон. Мне, наконец, удалось дозвониться домой до помощницы Татьяны. Она передала свой телефон сестре, и я объяснила Венере, где я нахожусь. Она сказала мне, что адвокаты уже работают и скоро будут у меня. После этого меня увели назад в камеру.
У меня в этот момент было ощущение полной беспомощности и безнадежности. Я не знала, где мой паспорт, я не понимала, почему я сижу в тюрьме. Но я просто догадывалась, что какие-то люди во власти Италии получили и выполняют какой-то заказ. От кого, почему? Но было понятно, что происходит что-то ненормальное. И это было страшно.
Я практически ничего не ела в этот день. Вообще за эти три дня я похудела на несколько килограммов. Аппетита не было. Стресс был. Я была в состоянии полного морального и физического истощения.
Адвокат и переводчик появились у меня после обеда. Я провела недостаточно времени с ними. Я думаю, что не успела все им рассказать. У меня путались мысли. Они сказали, что все нормально, что они, наконец, меня нашли и все будет хорошо. Адвокат сказал, что они готовят какие-то документы. Дал мне свой номер телефона. Я записала его дважды, на двух листочках бумаги – на всякий случай. После этого меня опять увели в камеру, где я стала ждать следующий день и судебные слушания.
Этот день казался мне очень длинным. Меня опять отвели на встречу к этому итальянцу, который говорил по-русски. Когда меня завели в комнату, он сразу передал трубку телефона. Кто-то из посольства Казахстана уже был на связи.
Я даже не знала, о чем я могу говорить с человеком из посольства. Я не могла рассчитывать на помощь посольства. Мой муж получил политическое убежище от Казахстана, и было бы странно для меня просить у них помощи. Но этот мужчина, говорящий по-русски, передал мне трубку и сказал, что я должна с ними поговорить. Со мной разговаривал мужчина. Он сказал, что его зовут Арман и что он консул. Я не сказала ему свое имя. Я сказала, что меня обвиняют в том, что у меня фальшивый паспорт. Он спросил: «Какой фальшивый?». Я сказала о паспорте ЦАР. На это он ответил, что по закону Казахстана нельзя иметь двойное гражданство и два паспорта. Я поняла, что он мне не поможет. Я поблагодарила его и повесила трубку. Меня опять увели в камеру. Я заставила себя съесть йогурт на ужин и потом провалилась в сон.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ (31 мая 2013 г.).
Утром 31 мая меня отвели в какое-то помещение, где были другие задержанные женщины. Примерно через полтора часа меня провели в какую-то комнату. Там сидели женщина и мужчина. Женщина была в одежде, похожей на форму. Она была главной. Мужчина был в гражданской одежде. Через боковую дверь вошли три моих адвоката. Оказалось, что это был трибунал, который разбирал мое дело.
Адвокаты стали задавать вопросы о причинах моего задержания. Женщина заявила, что основанием задержания стал фальшивый паспорт. Адвокат попросил предъявить его. Женщина заявила, что у нее его нет. Тогда адвокат стал говорить, как можно разбираться, если паспорта нет и нет возможности понять, фальшивый он или нет. Женщина ответила, что паспорта не было. И выпустить они меня не могут, так как его нет. Адвокаты возмущались. Они были абсолютно уверены в том, что паспорт был в администрации того места, где я сидела. Женщина все время пожимала плечами. Похоже, она тоже не очень понимала, что происходит. Разговор был на итальянском языке. Но там была русская переводчица. Я не могла реально участвовать в разговоре, перевод шел с небольшим запозданием. Была какая-то тупиковая ситуация. Формально выпустить меня без паспорта не могли. Весь суд занял меньше часа. Меня не отпустили, а отвели обратно в камеру. С адвокатами мне не позволили поговорить.
Я опять ничего не ела. Через некоторое время в камеру вошла женщина-охранник, собрала мои вещи и сказала: «Тебе надо выходить». Я пошла за ней. Она вывела меня в офисную часть, где было человек 20. Среди них я увидела тех же людей, которые ворвались в наш дом 29 мая. Я опять начала требовать адвоката. Ко мне подошла женщина – та самая, с которой мы познакомились, когда меня привезли в миграционную службу, и которая кричала на меня там. Я не знала ее имени. Позже она назвала себя Лаурой. Она подошла ко мне и, улыбаясь, сказала: «Позвоните, пожалуйста, своей сестре и скажите ей, чтобы она отдала ребенка тем людям, которые приехали в дом к сестре». Я страшно перепугалась. Какие люди?! Почему мы должны отдать им мою дочь?! Я стала требовать адвоката и отказалась звонить домой. Она продолжала настаивать: «У Вас сейчас есть возможность встретиться с ребенком, мы привезем его к Вам на свидание. Ваша дочь не видела Вас и скучает по своей маме. Если Вы не позвоните, Вас отвезут в тюрьму, и Вы не увидите своего ребенка». Но я сказала, что не буду звонить сестре и требую адвоката. Я достала из кармана листочек с телефоном адвоката и сказала: «Дайте мне телефон, пожалуйста». Лаура вырвала этот листок из моих рук и порвала его. Я просто опешила! Судя по уверенности ее поведения, она четко выполняла чье-то задание. Она сказала, что по закону я не могу говорить сейчас с адвокатом. Там также был итальянец, который говорил по-русски. Он тоже уговаривал меня позвонить сестре. Лаура набрала телефон своих людей в доме. Эти люди передали трубку Венере. Венера просто рыдала в телефон. Она сказала, что эти люди приехали опять, они хотят забрать моего ребенка, и у нее забрали все телефоны, и она не может позвонить адвокатам.
Я стала кричать в трубку: «Не отдавай им ребенка, не езжай никуда без адвокатов! Только с адвокатами!». Услышав слово «адвокат», Лаура выхватила трубку и отключила телефон. Меня просто трясло. Мне приказали сидеть и ждать.
Потом вдруг все зашевелились, начали созваниваться, и мне сказали, что надо ехать. Я спросила, куда. Итальянец, который говорил по-русски, говорит: «Вы должны ехать». Я говорю: «Мне нужно позвонить адвокату». Он отвечает: «Это невозможно. По закону Вы должны ехать». Лаура стала говорить мне, что меня повезут куда-то, где я смогу пообщаться со своим ребенком. Люди вокруг стали торопить меня: «Гоу, гоу!». Кто-то проговорился, что я должна ехать в аэропорт. «Это срочно, Вы должны ехать!» – твердила мне Лаура.
Меня вывели на улицу и посадили в микроавтобус. В нем было более десяти человек, некоторые лица мне запомнились еще во время нападения на наш дом. Ко мне подсела Лаура. Я услышала, что они говорят про аэропорт Чампино, и поняла, что мы едем туда. В микроавтобус также сел тот самый итальянец.
Во время поездки Лаура начала задавать странные для этой ситуации вопросы: «Почему Вы думаете, что в Казахстане так плохо?». Я откровенно начала ей рассказывать, что происходит с оппозицией, что Назарбаев – страшный человек, что он делает все пакости чужими руками, что он хочет убить моего мужа. Она спросила меня, какие у Назарбаева отношения с русским президентом. Я сказала, что очень хорошие. Тут на моих глазах она достала свой телефон, который у нее был спрятан где-то, и отключила диктофон. Она записывала все, что я говорила. В итоге мы поехали в аэропорт Чампино. Нас сопровождало несколько машин. Меня завели в какой-то кабинет и сказали сидеть. Я сидела там около часа.
Потом вдруг мне сказали, что привезли моего ребенка. Мне приоткрыли дверь в коридор. Я увидела свою девочку, а она увидела меня и побежала ко мне. Это было просто ужасно! Я почувствовала, что я в какой-то ловушке! Теперь со мной был ребенок, и я совершенно не могла больше ничему сопротивляться.
В этот момент мне захотелось расплакаться. Но я не хотела показывать дочери свои слезы и сдержала себя. Мы обнялись с дочкой. Она была вся какая-то опухшая, как будто много плакала. Она стала по-детски жаловаться и рассказывать мне, как она меня потеряла, как она спала без меня. Я стала ее хвалить, какая она смелая девочка!
Мы находились в каком-то небольшом кабинете. Там стояло 2 рабочих стола. В нем не было воды. Я дала ребенку бумагу и ручку, чтобы она рисовала. Хозяин кабинета, какой-то мужчина, сжалился и принес ребенку булочку с сыром, шоколадку и немного воды. Алуаша чуть-чуть покусала булочку. Я тоже немного съела кусочек булочки, чтобы совсем с голоду не умереть. Мне показалось, что нас сразу хотели куда-то повести, но потом, видимо, что-то произошло, и мы задержались.
Хозяин кабинета сначала сидел с нами, потом ушел. Мы долго ждали. Ни адвокатов, ни переводчика, ни телефона не было. Я сидела совершенно бесправной.
Люди приходили и уходили. В некоторых я узнавала налетчиков на наш дом. Лаура все это время находилась рядом. Она выходила, чтобы сделать звонки, постоянно разговаривала с кем-то по телефону и координировала свои действия с кем-то. Она меня успокаивала, сказала, что все будет хорошо и нас отпустят домой. Я уже поняла, что меня собираются вывезти в Казахстан. Я знаю, что это значит для меня, моего мужа, моих детей. Я подошла к одному из людей, который сидел в комнате, и сказала на английском: «I am asking for political asylum!». Я сказала это громко и несколько раз, глядя на него. Он сделал вид, что не понимает, хотя я видела, что он понял. В комнате было еще два человека и Лаура. Они все сразу выскочили из комнаты и закрыли дверь. Мы остались вдвоем с ребенком. Я видела через стекло, как Лаура начала метаться по коридору и говорить по телефону. Я видела, что она просто психовала! С ребенком мы сидели еще четыре часа.
Внезапно около 6 часов вечера зашла Лаура. Она схватила моего ребенка и выбежала с ней. Я бросилась за ней. Лаура побежала через весь аэропорт. Она несла мою дочь в руках и как-то шутила с ней, щекотала, делала вид, что это игра. Я побежала за ними. В этот момент я просто даже не думала ни о чем. Лаура с моим ребенком на руках бежала в сторону микроавтобуса, который находился на внутренней стороне аэропорта – практически на взлетной полосе. Она заскочила в этот микроавтобус. Я за ней. Автобус поехал. Таким образом она выманила меня в автобус. Алуаша ничего не поняла. Лаура посадила ее между нами. Я спросила, что происходит, куда мы едем. Но она ничего толком не говорила.
• В автобусе было еще пять человек, кроме нас. Все они, кроме Лауры, были вооружены. Я видела, как оружие выглядывает из-под их курток. Все они были итальянцы. В микроавтобус также сел итальянец, который говорил по-русски. Я сказала Лауре: «Laura, I want political asylum!». А она так ласково мне: «Уже слишком поздно, уже все решено».
Автобус обогнул здание и остановился. Итальянец, который говорил по-русски, вдруг мне сказал «Не говорите никому, что я говорю по-русски». В этот момент я наивно подумала, что он хочет мне помочь.
Я с ребенком, итальянец, который говорил по-русски, и еще пара людей вышли из автобуса. Лаура осталась в автобусе. У автобуса стоял седоватый итальянец в джинсовой куртке. Сразу же к нам подошли два человека из Казахстана. Они появились, как из ниоткуда. Один из них представился итальянцу. Он сказал на английском, что его зовут Арман и он консул Казахстана в Италии. Фамилию не расслышала. Второй представился на английском помощником и переводчиком с итальянского. Второго звали как-то похоже на «Нурлан».
Итальянец сказал мне: «Сейчас я зачитаю Вам документ. Вы должны ответить «да» или «нет». Он начинает читать документ на итальянском языке. Текст переводил «Нурлан». Он сказал: «Вы должны оставить ребенка на попечение Владимира Симакина». Какого Владимира Симакина? Это был наш водитель из Украины. Я была в шоке. Почему я должна оставлять своего ребенка на попечение человека, который был нашим водителем?! Это был какой-то абсурд! У ребенка есть семья. Почему они не назвали Венеру, мою сестру?! Я не понимала, почему они хотят забрать у меня ребенка и отдать его водителю! Я сказала по-русски: «Я прошу политического убежища».
«Нурлан» из Казахстанского посольства перевел мою просьбу на итальянский. Итальянец ответил на английском: «Это невозможно». Он сказал, что решение уже принято наверху, что уже поздно, но не стал говорить, кто это решение принял. Они спросили, хочу ли я взять ребенка с собой. То есть меня поставили перед выбором – отдать ребенка малознакомому человеку, которому я не могла доверять, или забрать с собой. Я, конечно, ответила, что ребенка забираю с собой. Я сказала: «Я не отдам своего ребенка!». Мне велели подписать что-то, если я не хочу отдавать ребенка Владимиру. Я подписала.
Группа итальянцев с Лаурой осталась у микроавтобуса, а меня с Алуашей повели к самолету. Нас повел этот итальянец, который читал документ. По дороге казахстанский консул спросил по-английски у итальянца, есть ли какие-то документы на нас. Консул попросил на английском языке у итальянца: «Дайте, пожалуйста, ее паспорт». Тот ответил: «Нет. У меня нет ее паспорта». Консул: «А где ее паспорт?». Итальянец не ответил. Консул продолжил: «Дайте, пожалуйста, какое-нибудь письмо». И я услышала, как итальянец ответил ему «nо». Консул недоуменно пожал плечами.
У меня создалось впечатление, что консул просто делает то, что ему сказали, и даже не совсем понимает зачем. Он не говорил по-итальянски. Он плохо говорил по-английски. Меня и моего ребенка увозили без каких-либо документов: без паспортов, без сопроводительных документов, без билетов. Мы не проходили никакого паспортного или таможенного контроля в Италии. Мы поднялись в самолет. Нас встретила бортпроводница и сказала по-русски: «Здравствуйте». Я поняла, что это самолет, который пригнали казахи. Даже пилоты не спросили никакого документа. Никто ничего нас не спрашивал. Практически нас просто похитили.
Я была как в тумане, изо всех сил старалась не заплакать, чтобы не напугать Алуашу. Я почти не спала больше двух суток. Но я разговаривала с ними. У консула – тридцатилетнего парня – есть девочка, двухлетняя. У «Нурлана» – трое детей. Во время разговора они делали вид, что так и не поняли, кто я такая и почему за мной прислали специальный самолет, да еще такой дорогой. Они точно знали, кто я, но притворялись, что не знают.
Это был чей-то частный самолет. Очень роскошный. Эти люди из посольства все удивлялись, что выделили такой самолет. Консул сказал, что в основном они летают через Белоруссию – так дешевле. Захотели посмотреть кино, и бортпроводница принесла фильмы на дисках; все они были на русском языке. Все время полета «Нурлан» провел в кабине у пилота. Бортпроводница все время перешептывалась с моими сопровождающими. Она разговаривала на русском языке. Что-то явно происходило в кабине у пилотов, шли какие-то разговоры с землей. Когда «Нурлан» проходил в туалет, я у него спросила: «А что Вы там делаете?». Он ответил, что ему нравится смотреть на приборы, как летит самолет. Что ему даже дали поуправлять самолетом. Он явно мне врал. Это было слишком очевидно.
Летели мы около шести часов. В самолете я впервые за эти дни поела. Когда мы приземлились в Астане, я выглянула в окно и увидела стоящий микроавтобус и рядом с ним – три человека. Стюардесса сказала: «Вы можете выходить». Я заметила, что она передает моим сопровождающим какие-то бумаги и что-то шепчет. Но они со мной не пошли. Остались в салоне. Я была просто в ступоре, это был уже не страх, а полное оцепенение. Я думала только о ребенке и о том, чтобы не упасть. Меня тошнило.
Нас посадили в машину, которая уже повезла нас в здание аэропорта. В автобусе нас сопровождали три человека. Когда мы подъехали к зданию, и я вышла с ребенком, то увидела, что нас через стеклянную дверь снимают на камеру. Но этот человек быстро убежал. Один из сопровождавших лиц остался в автобусе, другой задержался на входе, а третий прошел с нами в здание. Он повел нас по аэропорту. Там были еще какие-то люди. Я шла, как в тумане, только думала о том, чтобы не забрали Алуашу.
Во время прохождения паспортного контроля у сопровождающих начали спрашивать документы. А какая-то женщина сказала: «Они проходят». И нас пропустили. Люди все время были на телефонах, отскакивали от меня, когда раздавался очередной звонок, отчитывались перед кем-то: «Мы находимся еще в аэропорту, мы проходим…». Получали приказы и докладывали о каждом своем шаге.
Нас встретил какой-то человек и стал заполнять документы, спрашивал фамилии, а потом спросил, где наши паспорта. Я ответила, что не знаю. Он сказал, чтобы я подписала какой-то протокол. Там была моя фамилия и то, что я депортирована из Италии. Я расписалась. Больше никакого контроля я не проходила.
Потом нас завели в какую-то комнату. Пришли три человека. Один сказал, что он заместитель начальника КНБ по Атырауской области. «Мы принесли постановление о возбуждении уголовного дела и принятии его к производству, – сказал один из них и протянул мне какую-то бумагу. – Вы ознакомьтесь и подпишите».
Мне вручили постановление о возбуждении уголовного дела против меня и еще два каких-то постановления. Я будто очнулась и категорически отказалась: «Ничего подписывать не буду!». Они сказали, что я, находясь в Англии, подделала и выпустила казахстанский паспорт на свое имя и имя своих детей. Я им сказала: «Вы понимаете, что это абсурд. Я в глаза этот паспорт не видела. В руках не держала. Не пользовалась». Один из них в некотором замешательстве сказал: «Давайте подписывайте документ». Я опять отказалась подписывать. Тогда он сам расписался и попросил другого человека расписаться тоже – «Алма Шалабаева (15. 08. 1966)».
