На стороне группировки «Исламское государство» в Сирии и Ираке сражаются, по разным данным, от нескольких сотен до нескольких тысяч выходцев из бывшего СССР. По заявлению представителей «ИГ», это как граждане России, прежде всего, жители Северного Кавказа, так и представители стран Центральной Азии, прежде всего, Таджикистана и Узбекистана. О том, что толкает жителей этих стран вступать в ряды исламистской группировки, а также какую угрозу «Исламское государство» представляет для стран региона, в интервью RFI рассказал политолог, эксперт по Центральной Азии Аркадий Дубнов.
RFI: По официальным данным таджикских властей, в Сирию и Ирак уехало более 400 граждан этой страны. Наиболее громким случаем стало бегство в «ИГ» командира таджикского ОМОНа, полковника Гулмурода Халимова. Насколько, на ваш взгляд, эта цифра соответствует реальности, и насколько это масштабное явление.
Аркадий Дубнов: Я не могу точно утверждать, справедливы ли оценки о количестве примкнувших к «Исламскому государству» граждан Таджикистана, но думаю, что речь действительно идет о сотнях людей. И не исключаю, что среди них могут быть и женщины, хотя официальный Душанбе не указывает на гендерные особенности уехавших в «Исламское государство». Разумеется, это серьезное обстоятельство, но оно не более серьезно, чем для других стран Центральной Азии, да и России тоже. Мы же знаем, что из регионов Северного Кавказа достаточно большое количество людей уехало на территорию Сирии или Ирака, контролируемую «Исламским государством».
Чем это вызвано? Каковы причины того, что люди уезжают в «Исламское государство»?
Они достаточно разнообразны, но в общем сводятся к нескольким общим знаменателям: это социальная фрустрация, это неприспособленность, особенно среднего поколения или людей младше, я имею в виду людей младше 40. Речь идет о людях, которые не смогли найти себя в новой реальности в постсоветской эпохе, после распада Советского Союза. Люди, не сумевшие найти ответы на вопрос, для чего вообще они живут. Люди, обнаружившие полную утрату понятий о справедливости или приближения к справедливости со стороны не только властей, но и официальных проповедников исламского толка. Люди, потерявшие социальные связи по горизонтали, потерявшие работу — все это могло их подтолкнуть туда, где им предлагается очень простая и ясная картина мира. Вы найдете смысл жизни, вы найдете приближение к справедливости там, где жизнь устроена строго по шариату, где обещаны справедливость и, так сказать, рай, исполнение всех ваших желаний, если вы будете следовать законам шариата и наставлениям Аллаха и будете сражаться против тех, кто не принимает эти наставления, сопротивляется жизни по шариату, то есть кафирам, то есть неверным. Вот, собственно, и все — черно-белая картина мира всегда была очень удобной для людей, неспособных к другой, более сложной, я бы сказал, к спектральной картине.
Это вы описываете картину, общую для всех стран Центральной Азии: Узбекистан, Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Туркмения, или в каждой стране есть своя специфика? И в чем тогда отличия?
По сути, эта картина, конечно же, общая. И, действительно, вы правы — в каждой стране есть своя специфика. Если вы говорите о странах Центральной Азии, то там, в каком-то смысле, может быть ситуация даже более трагическая, чем в регионах Северного Кавказа, потому что там накладывается еще нестабильность государственного свойства.
То есть, такие страны, как, скажем, Таджикистан, сегодня достаточно справедливо характеризуется как failed state — несостоявшееся государство, в котором идет очень активная поляризация между значительной частью общества и властью, где снова люди вспоминают о временах гражданского противостояния, где есть ощущение поддержки тех, кто выступает против власти, со стороны многочисленных структур исламского, так сказать, «ренессанса», исламского сопротивления, со стороны Афганистана. И что воспринимается как истинное предназначение для правоверного мусульманина, и поэтому он стремится туда.
Точно такое же состояние может быть распространено среди этнических узбеков, значительная часть которых состоит в рядах исламского движения Узбекистана, первого радикального образования такого исламского проекта, который выступал против светского государства, в частности в Узбекистане, за построение государства, основанного на идеях халифата. Поскольку этим идеям уже больше четверти века, то, конечно, они достаточно укоренились и среди этнических узбеков, которых уже довольно много по ту сторону бывшей советско-афганской границы.
Таджикистан очень близок к Афганистану и географически, и этнически. Несостоявшееся государство. В Узбекистане, там Исламское движение Узбекистана. А в Киргизии, допустим, как там обстоят дела, что толкает киргизов примкнуть к «Исламскому государству»?
Если мы говорим о ситуации в Киргизии, то, наверное, в первую очередь, мы имеем в виду граждан этой страны с юга, то есть там, где существует достаточно серьезная этническая напряженность между киргизами и этническими узбеками-гражданами Киргизии, между которыми исторически существуют непростые отношения (10 июня отмечалось 5 лет со дня трагических, кровопролитных ошских столкновений 2010 года, жертвами которых стали сотни людей). И оттуда, в этих регионах, являющихся ресурсным источником для воинов джихада, тоже набираются и вербуются люди, уезжающие в «Исламское государство». Там, где нет работы, там, где нет веры в справедливость со стороны властей, всегда можно найти возможность даже не только найти ответ на свои идеалистические поиски, но и возможности просто подзаработать для своей семьи. Известно, что в «Исламском государстве» возможно получить некое вознаграждение за свою работу.
В Туркменистане ситуация своя, и там пока неизвестно о большом количестве завербованных в «Исламское государство», но они, безусловно, есть. И отсутствие информации — свидетельство закрытости этой страны. Мы знаем, что там довольно напряженная ситуация на границе с Афганистаном. Я не уверен, что на той стороне границы оперируют структуры «Исламского государства», но, тем не менее, это структуры, явно претендующие на влияние в этих нестабильных районах по племенным и историческим причинам.
Государство реагирует на эти процессы в каждой стране по-разному, или у них более-менее общая политика противостояния этой вербовке?
Я бы здесь сосредоточился на официальной политике в двух странах, в Узбекистане и Таджикистане — в последней стране наиболее характерная ситуация в этом отношении, поскольку там еще до недавнего времени была достаточно популярна партия, построенная по религиозному принципу — Партия исламского возрождения Таджикистана (ПИВД). И в последнее время власти стали ее активно преследовать, прессинговать, сумели сделать все возможное и невозможное, чтобы она не прошла в парламент, где она присутствовала все последние годы. Стали вести дело к тому, чтобы ее фактически закрыть, лишить ее юридического права деятельности. Власти преследуют религиозных авторитетов, строго ограничивают ношение женщинами хиджаба, посещение детьми мечетей. То есть все, что делается со стороны властей, направлено на жесткое ограничение распространения исламских традиций среди, причем, умеренных мусульман, что находит ответный отклик, весьма радикальный. То есть это очень неумная, недальновидная, я бы сказал, самострельная политика властей, которая бумерангом возвращается в виде резкого увеличения радикальных воззрений и настроений среди приверженцев ислама в Таджикистане — это практически 100% населения.
В Узбекистане традиционно тоже очень серьезное оказывается давление на всех, кто исповедует исламские традиции — это еще началось в самом начале 90‑х годов, когда там были созданы очень активные структуры, против которых боролся и тогда, и сейчас нынешний президент Ислам Каримов. Там довольно строго преследуется бытовое следование обрядам: пятиразовый ежедневный намаз, распространение исламской литературы. Поэтому такое регулярное, постоянное, я бы сказал, перманентное преследование и нагнетание бытовых антиисламских настроений, оно, конечно, сопровождается ответными реакциями, особенно среди молодежи, потому что большое количество людей, отцов, сыновей, вообще мужчин прошли фактически через горнило этого уголовного, тюремного преследования за свою приверженность исламским традициям.
В видеообращении, опубликованном офицером таджикского ОМОНа Халимовым, он угрожает таджикским властям вернуться обратно в страну и свергнуть этот режим. Однако, некоторые эксперты говорят, что угроза «Исламского государства» для стран Центральной Азии — преувеличена. Географически, ментально эта территория не имеет ничего общего с ИГИЛ. Как вы оцениваете эту угрозу?
Я согласен с оценками, согласно которым само по себе «Исламское государство», несмотря на его пропагандистскую деятельность по расширению халифата на регион Центральной Азии, не является серьезной угрозой для этого региона, для этих стран. Я об этом говорю, привожу пример с Талибаном, которым все эти последние 10–15 лет, а то и 20 лет, угрожали Центральной Азии, якобы Талибан готовит экспансию, завоевывая Центральную Азию — ничего подобного не было, нет, и, мы, естественно, теперь понимаем, не будет. Просто Талибан — организация, амбиции которой распространялись только на территорию Афганистана.
Что касается «Исламского государства», я полагаю, опасность для этого региона в другом, а именно в том, о чем мы говорили, в распространении этой ваххабистской, я бы сказал, радикальной идеологии, не приемлющей ничего противного, ничего того, что несогласно с шариатским порядком вещей. И эта жесткая борьба с кафирами, образцы которой мы видели: ужасающие сцены видео с отрезанием голов заложникам, пленным, тем, кто не согласен с этими установками «Исламского государства». Эта идеологическая экспансия — она гораздо опаснее, потому что люди готовы воевать против чужого, чуждого: идеологически чуждого, конфессионально чуждого, этнически чуждого, прикрываясь флагами «Исламского государства», фактически, не будучи его частью, они могут являться опасностью, особенно, если идеология исламского государства будет так беспрецедентно сильна и пользоваться возможностями всех современных коммуникаций и социальных сетей. Я напоминаю, что ни одна из исламских структур доселе — ни Талибан, ни Аль-Каида, не отличались такой профессиональной мощью пользования современными коммуникационными возможностями — в этом серьезная опасность.
Тем не менее, российское государство тратит миллиарды рублей на усиление таджикско-афганской границы. И объясняется это именно угрозой «Исламского государства».
Это легкое преувеличение. Действительно, Москва тратит, в основном, только на один участок таджикско-афганской границы . И то, говорить о миллиардах рублей я бы не решился. Там не в меньшей степени помогали укреплять таджикскую границу таджикским пограничным структурам и американцы тоже. Да, сегодня, конечно, внимание России и ОДКБ, через которую она оперирует, гораздо больше, чем раньше. Но и до сих пор официальный Душанбе не очень доволен ходом выполнения обещаний Москвы по укреплению таджикских пограничных структур с точки зрения технической оснащенности и так далее. Так что я, собственно, не знаю, о каких миллиардах идет речь.
Radio Liberty (RFE/RL)
