Депортация политических заложников

5 июля бри­тан­ская FINANCIAL TIMES опуб­ли­ко­ва­ла ста­тью по резуль­та­там сво­е­го жур­на­лист­ско­го рас­сле­до­ва­ния похи­ще­ния супру­ги и доче­ри Мух­та­ра Абля­зо­ва в Ита­лии (http://www.ft.com/intl/cms/s/0/ 0d35c07c-e57f-11e2-ad1a-00144feabdc0.html#axzz2YMHdjuix).

Авто­ры рас­сле­до­ва­ния Guy Dinmore, Giulia Segreti и Isabel Gorst оза­гла­ви­ли пуб­ли­ка­цию «Мух­тар Абля­зов: оппо­нент пре­зи­ден­та Казах­ста­на». Пред­ла­га­ем ее нашим чита­те­лям с неко­то­ры­ми сокра­ще­ни­я­ми. Так­же, учи­ты­вая то, каким вар­вар­ским спо­со­бом были депор­ти­ро­ва­ны без­вин­ные люди в Казах­стан, редак­ция реши­ла опуб­ли­ко­вать сокра­щен­ный вари­ант 18-стра­нич­но­го заяв­ле­ния Алмы Шала­ба­е­вой, пред­став­лен­но­го в рас­по­ря­же­ние Financial Times ее адво­ка­та­ми. (Пол­ный текст –http://www.ft.com/cms/50bc3eae-e569-11e2-ad1a-00144feabdc0.pdf).

«При­мер­но в пол­ночь око­ло 30 воору­жен­ных людей в чер­ном ворва­лись на вил­лу в зажи­точ­ном при­го­ро­де Рима, где на про­тя­же­нии послед­них вось­ми меся­цев про­жи­ва­ли Алма Шала­ба­е­ва и ее малень­кая дочь. Еще два­дцать воору­жен­ных людей тол­пи­лись сна­ру­жи», – пишет все­мир­но извест­ная газе­та. – …Испу­ган­ная г‑жа Шала­ба­е­ва быст­ро поня­ла, что они ищут ее мужа, Мух­та­ра Абля­зо­ва, лиде­ра казах­ской оппо­зи­ции и быв­ше­го мини­стра энер­ге­ти­ки, поки­нув­ше­го роди­ну в 2009 году, опа­са­ясь за свою жизнь, поз­же полу­чив­ше­го поли­ти­че­ское убе­жи­ще в Великобритании».

«В тот момент я чув­ство­ва­ла толь­ко одно – они при­шли, что­бы убить нас… Они про­сто соби­ра­лись убить нас без суда и след­ствия, и никто бы об этом не узнал», – вспо­ми­на­ет г‑жа Шала­ба­е­ва, опи­сы­вая май­ские собы­тия это­го года, кото­рые потряс­ли пра­ви­тель­ство Ита­лии, кото­рое было вынуж­де­но объ­яс­нять свои дей­ствия, и вызва­ли оза­бо­чен­ность спе­ци­аль­но­го доклад­чи­ка ООН по пра­вам человека.

Алма была поспеш­но депор­ти­ро­ва­на в Казах­стан. Готов­ность Рима выдать жену поли­ти­че­ско­го бежен­ца вызва­ла вопро­сы о ком­мер­че­ских свя­зях меж­ду ита­льян­ской эли­той и бога­тым при­род­ны­ми ресур­са­ми Казах­ста­ном, кото­рый часто кри­ти­ку­ют по вопро­сам о нару­ше­нии прав человека.

…Через два дня после пре­бы­ва­ния в цен­тре задер­жа­ния неле­галь­ных имми­гран­тов г‑жа Шала­ба­е­ва и ее шести­лет­няя дочь Алуа, родив­ша­я­ся в Вели­ко­бри­та­нии, были достав­ле­ны само­ле­том в сто­ли­цу Казах­ста­на Аста­ну, где ей объ­яви­ли, что в отно­ше­нии нее ведет­ся уго­лов­ное расследование.

Доку­мен­ты так­же пока­зы­ва­ют, что за день до нале­та посоль­ство Казах­ста­на обра­ти­лось с прось­бой к ита­льян­ской поли­ции аре­сто­вать г‑на Абля­зо­ва и выдать его. 26 мая он был сфо­то­гра­фи­ро­ван на вил­ле сотруд­ни­ка­ми част­ной охран­ной ком­па­нии, наня­той казах­ски­ми вла­стя­ми. Его место­на­хож­де­ние в насто­я­щее вре­мя неизвестно.

Офи­ци­аль­ной при­чи­ной депор­та­ции г‑жи Шала­ба­е­вой ста­ло вла­де­ние яко­бы под­лож­ным пас­пор­том Цен­траль­ной Афри­кан­ской Рес­пуб­ли­ки. На судеб­ном слу­ша­нии 31 мая Рик­кар­до Оли­во (Riccardo Olivo), семей­ный адво­кат в Риме, предъ­явил судьям под­пи­сан­ные пока­за­ния двух посольств Цен­траль­ной Афри­кан­ской Рес­пуб­ли­ки, что пас­порт явля­ет­ся подлинным.

Одна­ко г‑н Оли­во не знал, что при­каз о депор­та­ции г‑жи Шала­ба­е­вой уже был под­пи­сан незна­чи­тель­ным офи­ци­аль­ным лицом в пра­ви­тель­стве. «Никто из нас не знал, что они уже дого­во­ри­лись с казах­ски­ми вла­стя­ми и быст­ро под­го­то­ви­лись к ее депор­та­ции. Это одна из самых неве­ро­ят­ных исто­рий, кото­рые мне извест­ны», – заявил он газе­те FinancialTimes.

Это настоль­ко неве­ро­ят­но, что ООН и пра­во­за­щит­ные орга­ни­за­ции, кото­рые осу­ди­ли ситу­а­цию с пра­ва­ми чело­ве­ка в Казах­стане при Нур­сул­тане Назар­ба­е­ве, явля­ю­ще­го­ся пре­зи­ден­том со вре­мен обре­те­ния стра­ной неза­ви­си­мо­сти от быв­ше­го Совет­ско­го Сою­за в 1991 году, тре­бу­ют объ­яс­не­ний от пра­ви­тель­ства Италии.

Эмма Бони­но (Emma Bonino), министр ино­стран­ных дел Ита­лии, в тот момент не зна­ла об этой депор­та­ции и запро­си­ла разъ­яс­не­ний у Анге­ли­но Алфа­но (Angelino Alfano), мини­стра внут­рен­них дел и заме­сти­те­ля пре­мьер-мини­стра. Пона­ча­лу не полу­чив отве­та от г‑на Алфа­но, вто­ро­го чело­ве­ка в пра­во­цен­трист­ской пар­тии Силь­вио Бер­лу­с­ко­ни, Мини­стер­ство ино­стран­ных дел полу­чи­ло доку­мен­ты, отно­ся­щи­е­ся к дан­но­му делу, в пят­ни­цу. Пресс-сек­ре­тарь г‑на Алфа­но не отве­тил на вопро­сы нашей газе­ты. Офи­ци­аль­ные доку­мен­ты, выпу­щен­ные до насто­я­ще­го вре­ме­ни, не ука­зы­ва­ют на уча­стие в этом г‑на Алфано.

Пра­во­за­щит­ни­ки и адво­ка­ты зада­ют вопрос, поче­му Ита­лия с такой готов­но­стью выда­ла поли­ти­че­ско­го бежен­ца? Воз­ни­ка­ет подо­зре­ние о креп­ких ком­мер­че­ских свя­зях Ита­лии с бога­тым при­род­ны­ми ресур­са­ми Казах­ста­ном, актив­но под­дер­жи­ва­е­мых г‑ном Бер­лу­с­ко­ни в пери­од пре­бы­ва­ния пре­мьер-мини­стром, а так­же ины­ми поли­ти­че­ски­ми лиде­ра­ми мира, вклю­чая Дэви­да Кэме­ро­на, пре­мьер-мини­стра Вели­ко­бри­та­нии, кото­рый посе­тил Казах­стан на про­шлой неделе.

Слу­чай с г‑жой Шала­ба­е­вой не явля­ет­ся един­ствен­ным. Казах­стан обра­тил­ся к Испа­нии с прось­бой выдать Алек­сандра Пав­ло­ва, подав­ше­го там хода­тай­ство о поли­ти­че­ском убе­жи­ще. Быв­ший тело­хра­ни­тель г‑на Абля­зо­ва обви­ня­ет­ся в Казах­стане в пла­ни­ро­ва­нии тер­ро­ри­сти­че­ско­го напа­де­ния, кото­рое не было про­ве­де­но в жизнь, и мошен­ни­че­стве. По сооб­ще­ни­ям испан­ской прес­сы, г‑н Назар­ба­ев обсуж­дал буду­щий дого­вор об экс­тра­ди­ции с Испа­ни­ей во вре­мя визи­та в Мад­рид в фев­ра­ле про­шло­го года. Его адво­кат сооб­ща­ет, что оба дела г‑на Пав­ло­ва ожи­да­ют слушания.

Адво­ка­ты г‑жи Шала­ба­е­вой пода­ли апел­ля­цию про­тив ее депор­та­ции. Неза­ви­си­мо от это­го суд Рима 27 июня отме­нил декре­ты про­ку­ро­ра, исполь­зо­ван­ные поли­ци­ей для обос­но­ва­ния изъ­я­тия пред­ме­тов на арен­до­ван­ной ею вил­ле. Суд заявил, что он «оза­да­чен» быст­ро­той депор­та­ции двух род­ствен­ни­ков поли­ти­че­ско­го беженца.

Мини­стер­ство ино­стран­ных дел Казах­ста­на заяви­ло, что вла­сти Ита­лии затре­бо­ва­ли депор­та­ции г‑жи Шала­ба­е­вой и Алуа за нару­ше­ния имми­гра­ци­он­но­го зако­но­да­тель­ства, и посоль­ство стра­ны в Риме ока­за­ло помощь. Оно сооб­щи­ло, что г‑жа Шала­ба­е­ва, сей­час про­жи­ва­ю­щая со сво­и­ми роди­те­ля­ми в Алма­ты без пра­ва поки­дать этот город, нахо­дит­ся под след­стви­ем по подо­зре­нию в неза­кон­ном при­об­ре­те­нии казах­ско­го пас­пор­та. По сооб­ще­нию мини­стер­ства, она так­же будет под­верг­ну­та допро­су о место­на­хож­де­нии ее мужа. Адво­ка­ты защи­ты сооб­ща­ют, что если она будет при­зна­на винов­ной и поме­ще­на в тюрь­му, дочь может быть отда­на в госу­дар­ствен­ный сирот­ский дом. Г‑жа Шала­ба­е­ва отри­ца­ет обви­не­ния про­тив нее.

«Их депор­ти­ро­ва­ли, пото­му что один из наи­бо­лее печаль­но извест­ных дик­та­то­ров мира хотел иметь залож­ни­ков, что­бы исполь­зо­вать их про­тив сво­е­го глав­но­го поли­ти­че­ско­го про­тив­ни­ка. Теперь они у него есть, так как это сде­ла­ли аген­ты пра­во­охра­ни­тель­ных орга­нов Ита­лии», – заявил ее муж в интер­вью по элек­трон­ной почте еже­днев­ной ита­льян­ской газе­те LaStampa в пятницу.

• Обра­ща­ясь к Энри­ко Лет­та, пре­мьер-мини­стру Ита­лии, с прось­бой «выявить под­но­гот­ную это­го гряз­но­го дела», г‑н Абля­зов доба­вил: «Може­те ли вы пред­ста­вить, что вашу жену и детей взя­ли в залож­ни­ки ваши поли­ти­че­ские оппо­нен­ты, что­бы исполь­зо­вать в каче­стве пешек в ваших поли­ти­че­ских бата­ли­ях? Имен­но это слу­чи­лось со мной». Г‑н Лет­та отве­тил назна­че­ни­ем внут­рен­не­го рас­сле­до­ва­ния», – пишет Financial Times.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ (29 мая 2013 г.).

Все про­изо­шло ночью – с 28 на 29 мая 2013 года. В пол­ночь в доме, где мы оста­но­ви­лись, были закры­ты жалю­зи, так как окна в нем были от пола до потол­ка. В доме в это вре­мя нахо­ди­лась я, моя шести­лет­няя дочь Алуа, моя стар­шая сест­ра Вене­ра с мужем Бола­том и их млад­шей девя­ти­лет­ней доче­рью Адия. В отдель­ном доми­ке для гостей нахо­ди­лись еще двое – Вла­ди­мир и Татья­на, кото­рые помо­га­ли нам по дому.

Я спа­ла в дет­ской спальне со сво­ей доче­рью. Моя сест­ра, ее муж и их дочь спа­ли в сосед­ней спальне.

В пол­ночь меня раз­бу­дил гром­кий шум. Какие-то люди сту­ча­ли в окна и лома­ли наруж­ные метал­ли­че­ские жалю­зи, кото­ры­ми мы на ночь закры­ва­ли окна. Они так­же сту­ча­ли в две­ри. Я думаю, они пере­лез­ли во двор дома через забор.
Я выбе­жа­ла в кори­дор и побе­жа­ла к глав­ной две­ри. В этот момент из спаль­ни так­же выбе­жа­ли Булат и Вене­ра. Они были очень испу­га­ны. В этот момент каза­лось, что на дом обру­ши­лось тор­на­до или землетрясение.

Я откры­ла дверь и попы­та­лась спро­сить на англий­ском, кто они. Но меня про­сто отбро­си­ли в сто­ро­ну. Тол­па из 30–35 чело­век ворва­лась в дом. Еще чело­век 20 оста­лось на ули­це. Все­го же в напа­де­нии участ­во­ва­ло око­ло 50 чело­век. Я не смог­ла посчи­тать точ­но, они все вре­мя дви­га­лись и раз­бе­жа­лись по раз­ным ком­на­там. Это была целая воору­жен­ная банда. 

Выгля­де­ли все они дей­стви­тель­но очень страш­но. У неко­то­рых в ушах были серь­ги. Они были оде­ты в чер­ную, как мне пока­за­лось, ста­рую одеж­ду. На неко­то­рых были потер­тые шта­ны с дыр­ка­ми. У неко­то­рых на шее боль­шие золо­тые цепи. Поло­ви­на людей – боро­да­тые. У одно­го на голо­ве была такая пан­ков­ская при­чес­ка – воло­сы были под­ня­ты вверх с помо­щью геля, как шипы. Ника­ких внеш­них при­зна­ков или меда­льо­нов поли­ции или воен­ных у них не было. Зато у всех были пистолеты. 

Сре­ди напа­дав­ших была одна жен­щи­на лет 30. Была оде­та в джин­со­вую одеж­ду. Она сопро­вож­да­ла меня во вре­мя всех пере­ме­ще­ний по дому. Не отхо­ди­ла ни на шаг. Фак­ти­че­ски сле­ди­ла. Все они хоро­шо зна­ли друг дру­га и посто­ян­но пере­го­ва­ри­ва­лись меж­ду собой на ита­льян­ском языке.

Нас заве­ли в зал. Здесь нас окру­жи­ла груп­па из чело­век 20, кото­рые не поз­во­ля­ли нам ниче­го делать. Мы не име­ли воз­мож­но­сти дви­гать­ся, хотя в сосед­них ком­на­тах спа­ли дети. В пер­вые мину­ты я, Болат и Вене­ра страш­но испу­га­лись и абсо­лют­но рас­те­ря­лись от страха.

В доме сто­ял страш­ный гро­хот. Люди носи­лись по дому, все пере­во­ра­чи­ва­ли. Было такое впе­чат­ле­ние, что они что-то или кого-то ищут. Но понять ниче­го не мог­ла. Это потом я уже поня­ла – они иска­ли мое­го мужа Мух­та­ра Аблязова.
А в тот момент я про­сто вошла в сту­пор. И у меня было одно ощу­ще­ние: нас при­шли уби­вать. Одна мысль была в тот момент: сей­час нас всех про­сто убьют без суда и след­ствия, и про это никто даже не узна­ет. Они не пока­за­ли нам ника­ких доку­мен­тов. Ни орде­ра на арест или на обыск. У нас не было ни адво­ка­та, ни поня­тых, ни пере­вод­чи­ков. Мы были в пол­ном замешательстве. 

Потом глав­ный в этой груп­пе достал из кар­ма­на какое-то удо­сто­ве­ре­ние. Оно было завер­ну­то в цел­ло­фан. Он пома­хал им пере­до мной, а потом быст­ро спря­тал его обрат­но в кар­ман. Я попро­си­ла его на англий­ском язы­ке, что­бы он дал мне это удо­сто­ве­ре­ние, что­бы рас­смот­реть его и запи­сать имя и фами­лию. Но он корот­ко отве­тил: «Нет». Он немно­го пони­мал по-англий­ски и гово­рил, мешая англий­ские и ита­льян­ские сло­ва. Но когда я пыта­лась его спро­сить: «Что слу­чи­лось? Поче­му вы здесь?» – он мне вооб­ще не отве­чал. Я виде­ла, что у него в руках была какая-то пач­ка рас­пе­ча­ток и фото­гра­фий, сде­лан­ных с ком­пью­те­ра на прин­те­ре. У него был зна­чок на лац­кане пиджа­ка, но его невоз­мож­но было раз­гля­деть, так как поверх была куртка.

Потом, чуть при­дя в себя, я нача­ла спра­ши­вать у них на англий­ском: «Вы кто? Поли­ция?». Но отве­та добить­ся не мог­ла. В какой-то момент я нача­ла подо­зре­вать, что это не про­сто поли­ция, а какая-то бан­да, кото­рая при­кры­ва­ет­ся поли­ци­ей. Слиш­ком стран­но они вели себя для поли­ции, слиш­ком грубо.

Я очень вол­но­ва­лась за детей. Мы же оста­ва­лись в одной ком­на­те. И не име­ли ни малей­ше­го пред­став­ле­ния, что про­ис­хо­дит в доме. И что про­ис­хо­дит с детьми. 

Мы про­сто испу­га­лись, что они будут наси­ло­вать детей. И в этот момент Вене­ра каким-то жеста­ми и сло­ва­ми объ­яс­ни­ла, что там дети и ей надо быть там. Ее пусти­ли, но сле­дом за ней кто-то пошел. Бола­та к это­му момен­ту так­же уве­ли из комнаты.

Теле­фо­ны нахо­ди­лись в спаль­нях, нас туда не пусти­ли. В боль­шой ком­на­те теле­фо­нов не было. Когда мы спро­си­ли про теле­фон, они кате­го­ри­че­ски ска­за­ли – нет. Боль­ше мы спра­ши­вать не ста­ли, про­сто боялись.
Они сле­ди­ли за каж­дым нашим дей­стви­ем. Когда я про­сто под­ня­ла гла­за наверх, они сра­зу обра­ти­ли вни­ма­ние на это и ста­ли рыть­ся в вен­ти­ля­ци­он­ной шахте.

Стар­ший в этой груп­пе не хотел нас слу­шать. Он все пере­дви­гал­ся по дому. На кухне нахо­дил­ся пер­со­нал, кото­рый они при­ве­ли из госте­во­го доми­ка. Там их допра­ши­ва­ли. Два чело­ве­ка – муж и жена. Татья­на и Вла­ди­мир. Уро­жен­цы Укра­и­ны. Мно­го лет про­жи­ли в Ита­лии. У них есть вид на житель­ство в Ита­лии. Мы их зна­ли не очень хоро­шо. Но вро­де хоро­шие люди. Они про­сто сле­ди­ли за домом.

Глав­ный из груп­пы спро­сил нас, сколь­ко людей в доме. Я отве­ти­ла: «Трое взрос­лых и двое детей». А потом доба­ви­ла: «Есть еще двое взрос­лых в госте­вом доми­ке». Об этом я гово­ри­ла на англий­ском. Он это понял. Но тол­па, кото­рая обра­зо­ва­лась вокруг меня, не вери­ла мне. Они злоб­но и ярост­но смот­ре­ли на меня. Было понят­но, что они кого-то ищут, но не могут най­ти. Я реши­ла про­ве­рить, что все-таки про­ис­хо­дит с детьми. Из той части дома, где они спа­ли, доно­сил­ся какой-то шум. Я вста­ла со сту­ла, ска­за­ла по-англий­ски «дети» и пока­за­ла жестом, что хочу пой­ти про­ве­рить. Но один из напа­дав­ших гру­бо толк­нул меня, я чуть не упа­ла, и, схва­тив меня за пле­чо, силой уса­дил на стул. Он был таким злым, что я про­сто ока­ме­не­ла от страха.

Но потом я все-таки при­шла в себя и ста­ла спра­ши­вать: «Кто вы? Мы ни в чем не вино­ва­ты! Это ошиб­ка. Нам нужен юрист». Никто не соби­рал­ся отве­чать на мои вопро­сы. Никто меня не слу­шал. Они гово­ри­ли на ита­льян­ском язы­ке, и я их не понимала.

У меня даже мыс­ли не было заявить о сво­их пра­вах, так как они были очень рас­сер­же­ны. Я попро­си­ла, конеч­но, адво­ка­та, но никто не отве­тил. Я не мог­ла понять – они бан­ди­ты или по-насто­я­ще­му пере­оде­тые в граж­дан­скую поли­цей­ские. У меня был ужас­ный стресс.

В какой-то момент я услы­ша­ла зву­ки уда­ров и сто­ны. Такие гул­кие уда­ры. Гла­за Вене­ры в этот момент рас­ши­ри­лись от ужаса. 

Я вско­чи­ла и ста­ла кри­чать: «Это неза­кон­но, вы нару­ша­е­те пра­ва чело­ве­ка». Рва­ну­лась в сто­ро­ну спаль­ни. Но кто-то пере­го­ро­дил мне доро­гу, силь­но толк­нул, а затем пока­зал рукой на стул, что­бы я сади­лась. Я дума­ла, что все, они при­шли нас уби­вать. Их наня­ли вра­ги мое­го мужа, и они сей­час нас всех убьют.

Потом глав­ный груп­пы, кото­рый немно­го гово­рил на англий­ском язы­ке, спро­сил меня: «Кто ты такая?». Я поду­ма­ла, что если я назо­ву свое имя и фами­лию, они про­сто могут убить меня вме­сте с доч­кой. У нее же фами­лия Абля­зо­ва, как у мое­го мужа Мух­та­ра. И я ска­за­ла: «Я – русская». 

• В этот момент ита­лья­нец с боль­шой золо­той цепью, похо­жий на мифи­о­зи из филь­ма, начал кри­чать на меня на ита­льян­ском язы­ке. Мне пока­за­лось, что он хочет меня уда­рить. Когда он кри­чал, у него рука нача­ла дер­гать­ся по направ­ле­нию к писто­ле­ту. Я поду­ма­ла, что если я сде­лаю что-то невер­ное, то это будет послед­няя ошиб­ка в моей жиз­ни. Я поду­ма­ла, что он нач­нет меня бить и убьет. Про­дол­жал кри­чать на меня на ита­льян­ском. Един­ствен­ное, что мог­ла разо­брать в этом пото­ке бра­ни – «рус­ская сука» («Russo bitch!»). Я была в шоке, замер­ла и закры­ла глаза.

Потом нам при­ка­за­ли при­не­сти наши пас­пор­та. Казах­стан­ские доку­мен­ты – мой пас­порт и моей доче­ри – лежа­ли в одной сум­ке. Там же был мой пас­порт, выдан­ный Цен­траль­но-Афри­кан­ской Рес­пуб­ли­кой (ЦАР). Я реши­ла не пока­зы­вать казах­стан­ские доку­мен­ты про­сто пото­му, что боя­лась, что уви­дев их, они убьют нас с доч­кой. Я реши­ла пока­зать пас­порт, выдан­ный ЦАР. Сами они эти доку­мен­ты не нашли, так как по сути обыск они не про­во­ди­ли. Они явно иска­ли чело­ве­ка и оружие.

Пас­порт ЦАР был дипло­ма­ти­че­ский, и я поду­ма­ла, что, предъ­явив его, я могу оста­но­вить без­за­ко­ние. Этот пас­порт мне выда­ли в апре­ле 2010 года.
В Евро­пе я была по сво­е­му казах­стан­ско­му пас­пор­ту, там были все отмет­ки и визы. Но так как я зна­ла, что вра­ги мое­го мужа сле­ди­ли за нами, и боя­лась, что по моим пере­дви­же­ни­ям смо­гут отсле­дить нахож­де­ние мое­го мужа, мы пере­дви­га­лись по Евро­пе в основ­ном на поез­дах и на машине.

Пас­порт вырва­ли у меня из рук и ста­ли раз­гля­ды­вать его, мять и вер­теть в раз­ные сто­ро­ны, пере­да­вать друг дру­гу, что-то кри­чать по-ита­льян­ски. Они явно не ожи­да­ли уви­деть такой доку­мент и были как-то воз­буж­де­ны. Я ниче­го не пони­ма­ла. Я попро­си­ла: «English, please», – но меня не слу­ша­ли. Пас­порт унес­ли на кух­ню. Потом при­нес­ли. Минут два­дцать я его вооб­ще не видела. 

О чем-то гово­ри­ли на ита­льян­ском язы­ке. Потом стар­ший спра­ши­ва­ет: «Кто Вы по нации?». Я гово­рю в ответ: «Centrаl African». Он гово­рит: «Вы не похо­жи». Тогда я рас­ска­за­ла: «Я рус­ская». Я боя­лась, что меня иден­ти­фи­ци­ру­ют и убьют. Реши­ла не при­зна­вать­ся, что я из Казах­ста­на, что я казашка».

Моя сест­ра при­шла и дала им казах­стан­ские пас­пор­та на свою семью с отдель­ной кар­точ­кой рези­ден­та Лат­вии на каж­до­го чле­на семьи. Как толь­ко они уви­де­ли казах­стан­ские пас­пор­та моих род­ствен­ни­ков, я заме­ти­ла, что они вооду­ше­ви­лись и ста­ли интен­сив­но куда-то зво­нить и что-то сообщать.

Потом один из них стал пока­зы­вать какие-то бума­ги с тек­стом на ита­льян­ском язы­ке. На этих рас­пе­чат­ках были и фото­гра­фии пло­хо­го каче­ства. Какие-то рас­пе­чат­ки они пере­би­ра­ли в руках, но я не мог­ла понять, что это за доку­мен­ты. Но потом они ста­ли пока­зы­вать фото­гра­фии, рас­пе­ча­тан­ные на бума­ге. Там было мно­го фото­гра­фий. Затем чело­век, кото­рый выгля­дел бук­валь­но как бан­дит, про­чи­тал на бумаж­ке фами­лию и спра­ши­ва­ет меня: «Ты – Жарим­бе­тов?». Я гово­рю: «Нет». Потом он спра­ши­ва­ет: «Ты Веро­ни­ка? Веро­ни­ка Ефи­мо­ва?». Я гово­рю: «Нет». Потом назва­ли еще несколь­ко незна­ко­мых мне фами­лий. Потом спро­сил: «Мурат­бек Кете­ба­ев?». Пока­зал фото­гра­фию како­го-то чело­ве­ка – негра. Спро­сил, не я ли это. Это было какое-то тупое дей­ствие. Цель его была – про­сто изде­вать­ся надо мной. Ста­ли спра­ши­вать, знаю ли я его. Потом он пока­зал фото­гра­фию мое­го мужа – Мух­та­ра. Спра­ши­ва­ет: «Кто это?». Я про­сто испу­га­лась, что если ска­жу, что это мой муж, он меня про­сто разо­рвет на месте, так страш­но и злоб­но выгля­дел в этот момент этот чело­век, когда допра­ши­вал меня. Я ска­за­ла: «Нет».

Когда я попы­та­лась заявить о сво­их пра­вах, чело­век с золо­той цепью выта­ра­щил гла­за, пока­зал на себя и гово­рит мне по-ита­льян­ски: «Я – мафия». И стал делать жест, как буд­то выдер­ги­ва­ет стул из-под меня. Види­мо, хотел напу­гать меня. Это было очень убе­ди­тель­но и страш­но. А стар­ший даже гла­за не под­нял. В этот момент я поду­ма­ла, что это были реаль­ные бан­ди­ты, кото­рые про­сто взя­ли с собой поли­цию для при­кры­тия и при­шли нас уби­вать. Они же плот­ным коль­цом нас окру­жи­ли, и мы ниче­го не мог­ли сде­лать. В это вре­мя дру­гая тол­па про­дол­жа­ла бегать по дому и загля­ды­вать во все углы. 

В какой-то момент в ком­на­ту при­ве­ли Бола­та. У него был опух­ший крас­ный глаз, раз­би­тая губа и рана на пере­но­си­це. Лицо было мокрое. Из носа шла кровь. Он ска­зал, что его бьют. Я рва­ну­лась к нему, но тут меня схва­ти­ли сра­зу два чело­ве­ка и дали понять, что будут сами раз­би­рать­ся. Вене­ра нача­ла воз­му­щать­ся, но ее гру­бо одер­ну­ли. Она ста­ла тихо пла­кать. Но никто не реа­ги­ро­вал. Я ста­ла воз­му­щать­ся на англий­ском язы­ке, что нель­зя бить чело­ве­ка, но меня рез­ко обо­рва­ли, при­ка­зав заткнуть­ся, гру­бо уса­ди­ли на место. Я ниче­го не мог­ла сде­лать и чув­ство­ва­ла себя совер­шен­но бес­по­мощ­ной. Бола­та уса­ди­ли за стол. Нача­ли ему что-то гово­рить. Он ниче­го не пони­мал и стал про­сить пере­вод­чи­ка. Но это было без­успеш­но. Потом он попро­сил гово­рить на рус­ском –«рус­со плиз». В ответ его про­сто какой-то боро­да­тый чело­век в корич­не­вой курт­ке уда­рил. Это был удар с пре­ду­пре­жде­ни­ем – «мол­чи и не возмущайся».

Про­то­кол они нача­ли состав­лять лишь спу­стя два часа после нача­ла нале­та. Они попро­си­ли при­не­сти ком­пью­тер, что­бы напи­сать про­то­кол обыс­ка. Хотя я счи­таю, что они не дела­ли насто­я­щий обыск, как обыч­но дела­ет это поли­ция. Я вста­ла и при­нес­ла им наш лап­топ. Один сел наби­рать текст. Текст на пол­стра­ни­цы они писа­ли, навер­но, два часа. У меня сло­жи­лось такое ощу­ще­ние, что они не гото­ви­лись писать такой доку­мент и про­сто были для это­го не доста­точ­но спо­соб­ны. Три чело­ве­ка состав­ля­ли этот протокол… 

Они не пыта­лись искать что-то в ком­пью­те­ре, про­ве­рять фай­лы. Дру­гой ком­пью­тер, в кото­ром были фото­гра­фии, откры­то лежал в моей спальне. Они не про­яви­ли к нему ника­ко­го инте­ре­са. Но они про­яви­ли инте­рес к мое­му фото­ап­па­ра­ту. Взя­ли его и ста­ли про­смат­ри­вать на нем кад­ры. Нашли фото­гра­фию Мух­та­ра про­шло­го года. Мою фото­гра­фию с Мух­та­ром. Он с доч­кой. Они его иден­ти­фи­ци­ро­ва­ли, когда срав­ни­ли с той фото­гра­фи­ей, кото­рая была у них в рас­пе­чат­ках. Уви­дев эту фото­гра­фию, они реши­ли изъ­ять кар­ту памя­ти из фотоаппарата. 

Они пока­за­ли рас­пе­чат­ку с фото­гра­фи­ей мое­го мужа и спро­си­ли: «Это он на фото­гра­фи­ях в фото­ап­па­ра­те?». Я ска­за­ла, что нет. Позд­нее их началь­ник ска­зал мне, что ору­жия у меня не най­де­но и они заби­ра­ют толь­ко эту кар­точ­ку. Поче­му они это сде­ла­ли, они не объ­яс­ни­ли. Мне пока­за­лось, что ему хоте­лось пере­про­ве­рить с кем-то, что чело­век на фото со мной и с ребен­ком – это тот чело­век, кото­рый им нужен.

Все вре­мя эти люди кому-то посто­ян­но зво­ни­ли и с кем-то о чем-то сове­то­ва­лись. В какой-то момент я заме­ти­ла, что меня сфо­то­гра­фи­ро­ва­ли на мобиль­ный телефон.

Они закон­чи­ли состав­лять про­то­кол на ита­льян­ском язы­ке. Началь­ник этой груп­пы захва­та стал пере­ска­зы­вать мне его содер­жа­ние на англий­ском язы­ке. И тогда он ска­зал, что они изы­ма­ют кар­точ­ку памя­ти от фото­ап­па­ра­та. Он дал мне руч­ку и ска­зал, что­бы я рас­пи­са­лась. Фак­ти­че­ски он выну­дил меня это сде­лать. Я же виде­ла, как они изби­ли Бола­та. У меня не было выхо­да. В этот момент у меня была одна мысль – выжить. 

Вся эта бан­да была про­сто в бешен­стве. Судя по все­му, им не уда­лось най­ти нико­го и ниче­го, что они хоте­ли. Они ска­за­ли, что мы едем в поли­цей­ский уча­сток, где мы долж­ны рас­пи­сать­ся и потом, яко­бы, мы смо­жем вер­нуть­ся домой. Но это был обман.

Они схва­ти­ли казах­стан­ский пас­порт Бола­та и мой цен­траль­но­аф­ри­кан­ский, и у них была еще кар­точ­ка вида на житель­ство в Лат­вии Бола­та. Они хоте­ли забрать всех взрос­лых из дома. Но в доме были спя­щие дети. Поэто­му они реши­ли оста­вить Вене­ру. Помощ­ни­ки к тому вре­ме­ни ушли в свой домик.

Потом они ска­за­ли мне: «Оде­вай­ся, едешь с нами». Жен­щи­на из груп­пы про­шла со мной в спаль­ню. Она сле­до­ва­ла за мной по пятам. Когда нас выво­ди­ли из дома, я хоте­ла взять теле­фон, но жен­щи­на сле­ди­ла за каж­дым моим дви­же­ни­ем, и я про­сто испу­га­лась, что она его забе­рет. Болат попро­сил взять теле­фон – он жестом пока­зал на стол, где лежа­ли теле­фо­ны. Но ему не раз­ре­ши­ли. Силой вытол­ка­ли из дома. Пас­пор­та они забра­ли с собой. А лат­вий­ская кар­точ­ка Бола­та с видом на житель­ство оста­лась в доме. Когда нас с Бола­том выве­ли из дома, у нас ниче­го с собой не было: ни денег, ни теле­фо­на, ни доку­мен­тов. У нас не было ни адво­ка­та, ни переводчика. 

Вый­дя за забор, мы уви­де­ли 15 машин. Все они были без опо­зна­ва­тель­ных поли­цей­ских зна­ков. Сна­ча­ла нас хоте­ли поса­дить в раз­ные маши­ны, но я кате­го­ри­че­ски ста­ла тре­бо­вать, что­бы нас поса­ди­ли вме­сте. Я про­сто боя­лась, что его будут сно­ва изби­вать. В окру­же­нии это­го эскор­та нас повез­ли в неиз­вест­ном направ­ле­нии. Вре­мя от вре­ме­ни они вклю­ча­ли «мигал­ки». Как-буд­то игра­ли. Мы еха­ли око­ло получаса.

Нас при­вез­ли в зда­ние поли­ции в цен­тре Рима. О том, что это поли­ция, мы поня­ли, толь­ко когда нас под­ня­ли наверх. Нас заве­ли в одну из ком­нат, где про­дер­жа­ли минут 40.

Потом нас пове­ли в дру­гую ком­на­ту, там нам опять при­шлось ждать. В зда­нии поли­ции все это вре­мя я виде­ла людей из груп­пы захва­та, кото­рые раз­гу­ли­ва­ли по кори­до­ру. Затем меня и Бола­та заве­ли в ком­на­ту, где был глав­ный из груп­пы захва­та и еще несколь­ко чело­век. Мне ска­за­ли, что мы долж­ны под­пи­сать какой-то доку­мент. Я спро­си­ла, что за доку­мент. Он стал гово­рить что-то о кар­те памя­ти от фото­ап­па­ра­та, кото­рую изъ­яли во вре­мя захва­та дома. Как я поня­ла, мы долж­ны под­пи­сать доку­мент, и нас отпу­стят, а не под­пи­шем – то нас аре­сту­ют. Он еще доба­вил, что нас пове­зут делать отпе­чат­ки паль­цев и фотографироваться. 

Тем вре­ме­нем вокруг сто­ла это­го началь­ни­ка стол­пи­лись все те же люди, кото­рые участ­во­ва­ли в напа­де­нии на дом. Два-три чело­ве­ка все вре­мя с кем-то созва­ни­ва­лись, как и во вре­мя напа­де­ния на дом. Посто­ян­но с кем-то коор­ди­ни­ро­ва­ли свои дей­ствия. Перед тем, как под­пи­сы­вать доку­мент, я спро­си­ла: «У вас есть пере­вод­чик?». Пере­вод­чи­ка не было. Я была уже изму­че­на и реши­ла под­пи­сать, что­бы нас ско­рее отпу­сти­ли. Я боя­лась, что нас отпра­вят в тюрь­му, как он угро­жал. В ито­ге я под­пи­са­ла доку­мент и ска­за­ла Бола­ту, что он тоже дол­жен подписать.

Болат не хотел под­пи­сы­вать. Он упо­мя­нул сло­во «avocat». После это­го весь офис начал улю­лю­кать и злоб­но кри­чать на него и меня. Это было очень непри­ят­но. Они кри­ча­ли мне пря­мо в лицо, близ­ко-близ­ко при­бли­зив свои лица к мое­му лицу. Я даже чув­ство­ва­ла их дыха­ние. Под таким дав­ле­ни­ем Бола­ту при­шлось все-таки под­пи­сать. Прав­да, он сумел впи­сать на рус­ском язы­ке фра­зу тако­го содер­жа­ния: «Я не знаю, что я под­пи­сы­ваю». Окру­жа­ю­щие люди обра­ти­ли вни­ма­ние на эту запись и ста­ли его спра­ши­вать. Но он толь­ко раз­вел рука­ми. Мы с Бола­том нахо­ди­лись в состо­я­нии силь­но­го стрес­са. У меня все вре­мя лились слезы.

Потом нас повез­ли на какой-то машине в мигра­ци­он­ную служ­бу. Об этом ска­зал началь­ник поли­ции – тот же чело­век со знач­ком, кото­рый допра­ши­вал меня дома и не дал мне про­чи­тать свое удо­сто­ве­ре­ние. Он был все вре­мя с нами. Сло­жи­лось такое впе­чат­ле­ние, что этот чело­век не был посто­ян­ным чле­ном коман­ды, кото­рая напа­ла на наш дом, а был лишь взят ими. Он был какой-то более обра­зо­ван­ный по срав­не­нию с осталь­ны­ми. Но ощу­ще­ние было, что они все-таки были знакомы.

Было уже после шести утра. Нам ска­за­ли, что нуж­но сде­лать отпе­чат­ки паль­цев и фото­гра­фии, и после это­го отпу­стят домой. Они нас обманули.

Нас опять повез­ли куда-то. Рядом еха­ла еще одна маши­на. Нас вез­ли минут 40. По объ­езд­ной доро­ге, где-то в юго-восточ­ную сто­ро­ну Рима. У меня было ощу­ще­ние, что нас выве­зут куда-то за город и про­сто расстреляют. 

Мы выеха­ли в при­го­род. При­вез­ли в какое-то трех-четы­рех­этаж­ное зда­ние жел­то­го цве­та. Потом маши­ны въе­ха­ли во двор через воро­та. Мы про­шли через две­ри. На пер­вом эта­же сто­я­ла лав­ка, за стек­лом спа­ли трое полицейских.
Было чуть поз­же семи утра. Нас заве­ли и при­ка­за­ли ждать у вхо­да. Мы жда­ли там час-пол­то­ра. При­мер­но в 9 утра один из трех нас сопро­вож­дав­ших сно­ва ска­зал: «Подо­жди­те». Через какое-то вре­мя позвал одно­го из нас. Пер­вым решил идти Болат. Он не знал, куда его ведут. У сопро­вож­да­ю­ще­го в руках была пап­ка, в кото­рой лежа­ли какие-то документы.

Когда Бола­та при­ве­ли назад, он ска­зал мне, что там у них спе­ци­аль­ное обо­ру­до­ва­ние и у него сня­ли отпе­чат­ки паль­цев и сфо­то­гра­фи­ро­ва­ли его. Мне ска­за­ли идти туда тоже. В ком­на­те с прин­те­ра­ми и раз­ным обо­ру­до­ва­ни­ем меня под­ве­ли к сто­лу. За сто­лом сиде­ли двое муж­чин. Один из них встал, подо­шел ко мне, взял силой руку мою и стал сни­мать отпе­чат­ки – сна­ча­ла каж­дый палец, а потом всю ладонь. Потом он меня оттолк­нул и при­ка­зал по-ита­льян­ски встать к стене. Я сто­я­ла минут десять, пока он что-то рас­пе­ча­ты­вал. Потом он завел меня в какую-то каби­ну, толк­нул на сиде­нье и пока­зал паль­цем смот­реть на экран. Меня сфотографировали.

Я пони­ма­ла, что не было смыс­ла воз­му­щать­ся. Они не пони­ма­ли по-англий­ски. Шефа поли­ции с нами не было. Оста­лись толь­ко люди из груп­пы захва­та. Меня отве­ли назад к Бола­ту, и мы про­дол­жа­ли сидеть и ждать. Про­шло пол­ча­са. Появи­лись трое граж­дан­ских лиц. Наши сопро­вож­да­ю­щие пере­да­ли им пап­ку с пас­пор­та­ми. Они что-то обсуж­да­ли на ули­це. Мы поня­ли, что нас пере­да­ли этой группе.

Потом нас пове­ли на вто­рой этаж. За стек­лян­ны­ми пере­го­род­ка­ми были каме­ры. Они выгля­де­ли, как каме­ры пред­ва­ри­тель­но­го заклю­че­ния. За каме­ра­ми был холл, где сиде­ли какие-то граж­дан­ские лица. Я думаю, это были бежен­цы. С нами посто­ян­но были эти трое сопро­вож­дав­ших лиц. Мы нахо­ди­лись там в тече­ние несколь­ких часов.

За стек­лян­ной пере­го­род­кой в хол­ле про­гу­ли­ва­лись люди, кото­рых мы с Бола­том запом­ни­ли как участ­ни­ков напа­де­ния на дом. Они сво­бод­но захо­ди­ли туда через слу­жеб­ный вход, обща­лись, зво­ни­ли отту­да. Так как нас раз­де­ля­ло стек­ло, невоз­мож­но было даже при­бли­зи­тель­но понять, с кем и о чем они разговаривают. 

Потом нас вызва­ли к окош­ку и ста­ли зада­вать вопро­сы. Я была фак­ти­че­ски пере­вод­чи­ком для Бола­та. Вопро­сы зада­ва­ли какие-то очень про­стые, на очень при­ми­тив­ном англий­ском языке. 

Они изу­ча­ли пас­порт Бола­та и спра­ши­ва­ли его, отку­да он и где живет. Болат ска­зал, что он рези­дент Лат­вии и что у него есть кар­точ­ка рези­ден­та Лат­вии. Они никак не мог­ли понять, что такое «Лат­вия»…

Меня вызы­ва­ли к окну посто­ян­но и зада­ва­ли мно­го вопро­сов. У людей за стой­кой был мой пас­порт ЦАР. Все вопро­сы каса­лись мое­го пас­пор­та. Им каза­лось, что это фаль­ши­вый доку­мент. Я им гово­ри­ла, что это не фаль­ши­вый, а дей­стви­тель­ный доку­мент. Но они хоте­ли что-то най­ти в этом доку­мен­те. Поэто­му они и мяли его. Вопро­сы были одни и те же. Раз за разом. На пло­хом англий­ском язы­ке. «Кто Вы?», «Что Вы дела­е­те в Ита­лии?», «Поче­му у Вас фаль­ши­вый пас­порт?», «Когда Вы въе­ха­ли в Италию?».

После обе­да из офи­са, кото­рый был за стек­лян­ной пере­го­род­кой, выско­чи­ла жен­щи­на и ста­ла кри­чать на меня. Она даже не пред­ста­ви­лась. Она лишь кри­ча­ла, обви­няя меня в том, что мой пас­порт фаль­ши­вый. Она гово­ри­ла на пло­хом англий­ском, но я ее пони­ма­ла. Она вела себя очень непо­сле­до­ва­тель­но. То она кри­ча­ла на меня, то вдруг начи­на­ла улы­бать­ся и обе­ща­ла, что ско­ро выпу­стят, что она это­го сама добьет­ся и что все будет хоро­шо. Мне было непо­нят­но, какая у нее была цель и зачем нужен этот спек­такль. Я уже была совер­шен­но эмо­ци­о­наль­но исто­ще­на, и ее кри­ки вызы­ва­ли у меня при­лив слез. Мне было очень тяже­ло сдерживаться.

Я гово­ри­ла людям, кото­рые допра­ши­ва­ли меня: «Позво­ни­те в посоль­ство ЦАР. Они зна­ют, что мой пас­порт насто­я­щий. Они дадут под­твер­жде­ние». Я не знаю, зво­ни­ли они в посоль­ство или нет. Я думаю, что нет, пото­му что ина­че у них бы было под­твер­жде­ние, что мой пас­порт настоящий.

В какой-то момент сопро­вож­да­ю­щие люди реши­ли отвез­ти Бола­та домой за его доку­мен­та­ми. Я ска­за­ла ему: «Свя­жись с посоль­ством, пусть дадут под­твер­жде­ние, что мой пас­порт насто­я­щий». Но Болат не смог это сделать. 

Я мно­го раз отве­ча­ла на одни и те же вопро­сы. Мне каза­лось, что эти люди меня не слы­шат, они про­сто хотят, что­бы я под­твер­ди­ла, что мой пас­порт фаль­ши­вый. Это была как мораль­ная пытка. 

Люди, кото­рые напа­ли на наш дом, посто­ян­но нахо­ди­лись рядом, ходи­ли меж­ду сто­ла­ми. Они, похо­же, меня­лись посмен­но. После их пере­ры­ва на обед при­шли три дру­гих чело­ве­ка и отпу­сти­ли тро­их, кото­рые при­шли утром. Я узна­ла одно­го из них – он точ­но участ­во­вал в воору­жен­ном напа­де­нии на дом.

В какой-то момент меня заве­ли за стой­ку и поса­ди­ли воз­ле одно­го из сто­лов. Там они про­дол­жа­ли допра­ши­вать меня. Бола­та при­вез­ли назад. Он подо­шел к стой­ке и сунул мне через при­от­кры­тую дверь теле­фон с бумаж­кой. Я схва­ти­ла теле­фон и нача­ла зво­нить, но кто-то у меня выхва­тил теле­фон и вер­нул его Бола­ту. Мне про­сто запре­ти­ли зво­нить. Мне не дали воз­мож­но­сти свя­зать­ся с адво­ка­та­ми или с сест­рой, что­бы узнать, как мой ребенок. 

В общей слож­но­сти я про­ве­ла в зда­нии мигра­ции око­ло 15 часов. Боль­шую часть вре­ме­ни я отве­ча­ла на одни и те же вопро­сы. Я не ела и не пила ниче­го с вече­ра преды­ду­ще­го дня. У меня сво­ди­ло желу­док от голо­да, меня тош­ни­ло. От стрес­са, стра­ха и посто­ян­но­го напря­же­ния у меня ужас­но боле­ла голо­ва. Мне было очень слож­но пони­мать их англий­ский. При­мер­но в 21–30 я про­сто обес­си­ли­ла. Я поду­ма­ла, что меня виде­ло слиш­ком мно­го людей и меня уже будет не так про­сто убить. Я поня­ла, что адво­ка­та мне не добить­ся. Я реши­ла рас­ска­зать, кто я и поче­му я в этой ситу­а­ции. Конеч­но, я не хоте­ла ниче­го гово­рить без адво­ка­та, но у меня про­сто не было сил бороть­ся за свои пра­ва. У меня про­сто не выдер­жа­ли нер­вы. Я села рядом с началь­ни­ком мигра­ци­он­ной служ­бы (я думаю, что это был началь­ник мигра­ци­он­ной служ­бы, эти люди не пред­став­ля­лись вооб­ще, я буду так его назы­вать в этих пока­за­ни­ях) и нача­ла рас­ска­зы­вать. Я при­зна­лась, что я из Казах­ста­на. Я ска­за­ла, что я явля­юсь супру­гой лиде­ра казах­стан­ской оппо­зи­ции. Началь­ник силь­но вооду­ше­вил­ся и стал пере­во­дить мой рас­сказ всем этим людям из груп­пы захва­та, их было при­мер­но чело­век 12. Я рас­ска­за­ла им, что моей стра­ной управ­ля­ет дик­та­тор, кото­рый у вла­сти уже более 20 лет. 

• Я гово­ри­ла, как есть. Как Назар­ба­ев истреб­ля­ет лиде­ров оппо­зи­ции. Я рас­ска­за­ла, как уби­ли Алтын­бе­ка Сар­сен­ба­е­ва и его помощ­ни­ков. Я рас­ска­за­ла про Жана­озен, что там рас­стре­ля­ли заба­стов­щи­ков. Рас­ска­за­ла, что Вла­ди­ми­ра Коз­ло­ва поса­ди­ли в тюрь­му. Я им ска­за­ла, что все мате­ри­а­лы есть в интер­не­те. Я так­же рас­ска­зы­ва­ла о том, как и за что аре­сто­ва­ли мое­го мужа, что его дер­жа­ли в тюрь­ме в желез­ном ящи­ке. Что все богат­ства в Казах­стане при­над­ле­жат Назарбаеву. 

Я ска­за­ла, что у мое­го мужа был один из луч­ших бан­ков в быв­шем СССР и Назар­ба­ев забрал его. И теперь кон­тро­ли­ру­ет всю бан­ков­скую систе­му Казах­ста­на. Рас­ска­за­ла, что мы уеха­ли в Лон­дон. В Англии мой муж полу­чил поли­ти­че­ское убе­жи­ще. Я ска­за­ла, что у меня есть казах­стан­ский пас­порт. Что у меня есть раз­ре­ше­ние жить в Англии. Что у меня есть вид на житель­ство в Лат­вии. То есть я рас­ска­за­ла все. Что мой муж по теле­ви­зо­ру рас­ска­зал, как вору­ет пре­зи­дент, что у него есть все дока­за­тель­ства. Что никто дру­гой не обла­да­ет инфор­ма­ци­ей, как про­ис­хо­дит вывоз денег из Казах­ста­на. Что Назар­ба­ев при­ка­зал убить мое­го мужа.

Как толь­ко я закон­чи­ла рас­сказ, я обра­ти­ла вни­ма­ние, что они нача­ли отклю­чать дик­то­фо­ны. То есть они запи­сы­ва­ли все, что я рас­ска­зы­ва­ла. В тот момент я наде­я­лась, что, выслу­шав меня, они отпу­стят меня. Может, я дала им слиш­ком мно­го инфор­ма­ции, кото­рая им была не нуж­на. Я гово­ри­ла толь­ко всю прав­ду про свою семью.

Но тут один из окру­жав­ших меня людей ска­зал, что у меня фаль­ши­вый пас­порт, что 36‑я стра­ни­ца в пас­пор­те повто­ря­ет­ся два раза. Я отве­ти­ла, что когда дава­ла им пас­порт, там было все нор­маль­но, все стра­ни­цы шли по поряд­ку. Он пока­зал мне пас­порт, а я вижу, что он как-то раз­бух. Про­сто уве­ли­чил­ся в раз­ме­ре, навер­ное, в два раза. Они не предъ­яв­ля­ли пре­тен­зий к тому, как пас­порт запол­нен, что в нем напи­са­но на пер­вой стра­ни­це. Они гово­ри­ли, что напи­са­ли толь­ко то, что в пас­пор­те две 36‑е стра­ни­цы. Но про­ве­рить, что они напи­са­ли, мне было невоз­мож­но – пере­вод­чи­ка не было.

О том, где нахо­дит­ся мой казах­стан­ский пас­порт, они в этот момент у меня не спра­ши­ва­ли. Но они спра­ши­ва­ли про оппо­зи­цию. Уточняли.

Мне пока­за­лось, что началь­ник мигра­ци­он­ной служ­бы мне сочув­ству­ет, но на него ока­зы­ва­лось гро­мад­ное дав­ле­ние. Я думаю, у него был страх перед эти­ми людь­ми, кото­рые захва­ти­ли наш дом.

После мое­го рас­ска­за они нача­ли куда-то зво­нить и судо­рож­но бегать. Бук­валь­но через 10 минут за мной при­е­хал кон­вой – жен­щи­на и двое мужчин.

Меня заста­ви­ли под­пи­сать бума­гу, еще один доку­мент. Жен­щи­на из кон­воя мне толь­ко пере­ве­ла, что в нем идет речь о дове­рии моей доче­ри моей сест­ре. Я под­пи­са­ла бума­гу, хотя не зна­ла, что я под­пи­сы­ваю. Доку­мент был на ита­льян­ском языке. 

Обви­не­ния они мне не предъ­яв­ля­ли. Они про­сто ска­за­ли: «Вот есть фаль­ши­вый пас­порт и две белые стра­ни­цы в нем повто­ря­ют­ся». Адво­ка­там зво­нить при этом они не поз­во­ля­ли. Даже домой не поз­во­ля­ли позво­нить. Все это вре­мя я была изо­ли­ро­ва­на от дру­гих людей. Нахо­ди­лась за стек­лян­ной пере­го­род­кой. Они подо­зре­ва­ли, что я явля­юсь чьей-то женой, но не зна­ли, как это повер­нуть про­тив меня. Не зна­ли, какие обви­не­ния мне предъявить. 

От это­го стрес­са я дви­га­лась и дей­ство­ва­ла маши­наль­но. Я дума­ла толь­ко о том, как выжить. В тече­ние дня меня не кор­ми­ли и не дава­ли пить. Толь­ко началь­ник мигра­ци­он­ной служ­бы сжа­лил­ся и купил мне булоч­ку с вет­чи­ной. В состо­я­нии стрес­са я даже есть не мог­ла. Я сиде­ла, пла­ка­ла и боя­лась неиз­вест­но­сти. Они не изме­ни­ли сво­е­го отно­ше­ния ко мне даже после мое­го рас­ска­за . Дума­ла, вот выве­зут куда-нибудь за город и рас­стре­ля­ют. Я очень боя­лась, что мой ребе­нок оста­нет­ся один. 

Меня поса­ди­ли в маши­ну на зад­нее сиде­нье. Я была отде­ле­на стек­лян­ной пере­го­род­кой от води­те­ля и сидев­шей рядом с ним жен­щи­ны. В окно я заме­ти­ла, что нас сопро­вож­да­ют еще несколь­ко машин. Вез­ли они меня без пас­пор­та. В этот момент у меня вооб­ще не было документов.

Когда меня при­вез­ли, то про­во­ди­ли через мно­го две­рей. Я про­шла через метал­ло­ис­ка­тель. Как я поня­ла, меня при­вез­ли в тюрь­му. На сле­ду­ю­щий день я узна­ла, что это место назы­ва­ет­ся СИЗО Фон­те Гал­ле­ри и нахо­дит­ся рядом с город­ским аэро­пор­том Фьюмичино.

В кон­це кон­цов, я ока­за­лась в какой-то ком­на­те. Кто-то спро­сил мою фами­лию и имя и попро­сил мой пас­порт на англий­ском язы­ке. Но я реши­ла мол­чать. Но тут люди из груп­пы захва­та нача­ли что-то шеп­тать этим людям, кото­рые рабо­та­ли в тюрь­ме. Фак­ти­че­ски они отве­ча­ли перед кем-то, что­бы меня доста­ви­ли в эту тюрь­му. Они посто­ян­но созва­ни­ва­лись с кем-то, о чем-то отчитывались.

При при­е­ме меня в тюрь­му у меня забра­ли шнур­ки и обру­чаль­ное коль­цо. Боль­ше у меня заби­рать было нече­го. Это все было уже око­ло полу­но­чи. Меня про­ве­ли в каме­ру. В каме­ре было шесть кро­ва­тей и три жен­щи­ны. Одна была из Афри­ки, дру­гая – из Колум­бии, тре­тья гово­ри­ла на ита­льян­ском язы­ке. Когда я ока­за­лась в каме­ре, я поня­ла, что меня обма­ну­ли. Мне ска­за­ли, что я все под­пи­шу и меня отпу­стят. Я впер­вые в жиз­ни в подоб­ной ситу­а­ции ока­за­лась. Я ведь нико­гда не рабо­та­ла, все­гда уха­жи­ва­ла за детьми. А тут вдруг ока­за­лась пре­ступ­ни­цей. Была страш­ная уста­лость. Я про­сто села на кро­вать и сиде­ла. У меня было подав­лен­ное состо­я­ние. Одна из сока­мер­ниц мне посо­чув­ство­ва­ла. Она помог­ла мне засте­лить постель. Я ее побла­го­да­ри­ла. Так я про­ве­ла в каме­ре всю ночь со сре­ды на четверг. 

ДЕНЬ ВТОРОЙ (30 мая 2013 г.).

Утром 30 мая все в каме­ре заше­ве­ли­лись. Жен­щи­ны собра­лись идти зав­тра­кать. Но у меня в этот момент не было ника­ко­го аппе­ти­та. Я очень хоте­ла позво­нить сво­ей сест­ре. У меня не было теле­фо­на, хотя у дру­гих сока­мер­ниц были теле­фо­ны. Я попро­си­ла теле­фон у одной из жен­щин-охран­ниц. Она не дала мне теле­фон. Какая-то жен­щи­на из задер­жан­ных, вид­но, пожа­ле­ла меня и дала мне свой теле­фон и ска­за­ла, что я могу позво­нить один раз. Я сра­зу позво­ни­ла сест­ре. Но никто не под­нял трубку. 

У меня была страш­ная тре­во­га. Меня про­сто тряс­ло. Я не зна­ла, что слу­чи­лось с Бола­том – отпу­сти­ли его или, как меня, отпра­ви­ли в тюрь­му. Я не зна­ла, что было с Вене­рой и детьми. Нашли ли они адво­ка­тов или род­ствен­ни­ков? Я ужас­но боя­лась, что после того, как я рас­ска­за­ла все про себя и мое­го мужа, они укра­ли мою девоч­ку. Я‑то была у них в руках, но что было с моим ребен­ком, я не зна­ла. Это была пыт­ка, думать, что про­изо­шло и поче­му моя сест­ра не отве­ти­ла на звонок.

При­мер­но в 10:00–11:00 утра (я точ­но не знаю во сколь­ко, у меня не было часов) меня выве­ли из каме­ры и при­ве­ли в какую-то ком­на­ту, где нахо­дил­ся какой-то муж­чи­на-ита­лья­нец. Он знал рус­ский язык. Он ска­зал, что он юрист этой тюрь­мы и что­бы я рас­ска­за­ла ему, что слу­чи­лось. Я ему рас­ска­за­ла всю свою исто­рию: как на наш дом напа­ли ночью, как меня задер­жа­ли, как меня доста­ви­ли в поли­цию и в мигра­ци­он­ную служ­бу. Он слу­шал, но ниче­го осо­бен­но не запи­сы­вал. Потом стал гово­рить мне о пра­ви­лах. Что я могу нахо­дить­ся в тюрь­ме толь­ко два дня. Что утром вто­ро­го дня у меня будет суд. Что суд может при­нять три реше­ния: либо осво­бо­дить меня, либо заклю­чить под стра­жу, либо выслать из стра­ны. Он ска­зал, что мне нуж­но позво­нить в посоль­ство Казах­ста­на. Что он поста­ра­ет­ся сего­дня соеди­нить меня с посоль­ством Казах­ста­на. Я ска­за­ла ему, что мне не о чем с ними гово­рить. Я не хоте­ла гово­рить с посоль­ством Казах­ста­на. Я боя­лась казах­стан­ско­го посоль­ства. Я ска­за­ла, что хоте­ла бы пого­во­рить с адво­ка­та­ми. После это­го меня отве­ли назад. 

Мне выда­ли кар­точ­ку, по кото­рой мож­но было полу­чить еду. Мне ска­за­ли, что по ней мож­но позво­нить. Но у меня не было теле­фо­на. Я пошла в то место, где дава­ли еду. Внут­ри этой части зда­ния жен­щи­ны пере­дви­га­лись сво­бод­но. Все выгля­де­ло, как боль­шая ком­му­на. Я взя­ла еду и отда­ла ее одной жен­щине. Вза­мен попро­си­ла теле­фон. Она дала мне свой теле­фон. Мне, нако­нец, уда­лось дозво­нить­ся домой до помощ­ни­цы Татья­ны. Она пере­да­ла свой теле­фон сест­ре, и я объ­яс­ни­ла Вене­ре, где я нахо­жусь. Она ска­за­ла мне, что адво­ка­ты уже рабо­та­ют и ско­ро будут у меня. После это­го меня уве­ли назад в камеру.

У меня в этот момент было ощу­ще­ние пол­ной бес­по­мощ­но­сти и без­на­деж­но­сти. Я не зна­ла, где мой пас­порт, я не пони­ма­ла, поче­му я сижу в тюрь­ме. Но я про­сто дога­ды­ва­лась, что какие-то люди во вла­сти Ита­лии полу­чи­ли и выпол­ня­ют какой-то заказ. От кого, поче­му? Но было понят­но, что про­ис­хо­дит что-то ненор­маль­ное. И это было страшно. 

Я прак­ти­че­ски ниче­го не ела в этот день. Вооб­ще за эти три дня я поху­де­ла на несколь­ко кило­грам­мов. Аппе­ти­та не было. Стресс был. Я была в состо­я­нии пол­но­го мораль­но­го и физи­че­ско­го истощения. 

Адво­кат и пере­вод­чик появи­лись у меня после обе­да. Я про­ве­ла недо­ста­точ­но вре­ме­ни с ними. Я думаю, что не успе­ла все им рас­ска­зать. У меня пута­лись мыс­ли. Они ска­за­ли, что все нор­маль­но, что они, нако­нец, меня нашли и все будет хоро­шо. Адво­кат ска­зал, что они гото­вят какие-то доку­мен­ты. Дал мне свой номер теле­фо­на. Я запи­са­ла его два­жды, на двух листоч­ках бума­ги – на вся­кий слу­чай. После это­го меня опять уве­ли в каме­ру, где я ста­ла ждать сле­ду­ю­щий день и судеб­ные слушания. 

Этот день казал­ся мне очень длин­ным. Меня опять отве­ли на встре­чу к это­му ита­льян­цу, кото­рый гово­рил по-рус­ски. Когда меня заве­ли в ком­на­ту, он сра­зу пере­дал труб­ку теле­фо­на. Кто-то из посоль­ства Казах­ста­на уже был на связи. 

Я даже не зна­ла, о чем я могу гово­рить с чело­ве­ком из посоль­ства. Я не мог­ла рас­счи­ты­вать на помощь посоль­ства. Мой муж полу­чил поли­ти­че­ское убе­жи­ще от Казах­ста­на, и было бы стран­но для меня про­сить у них помо­щи. Но этот муж­чи­на, гово­ря­щий по-рус­ски, пере­дал мне труб­ку и ска­зал, что я долж­на с ними пого­во­рить. Со мной раз­го­ва­ри­вал муж­чи­на. Он ска­зал, что его зовут Арман и что он кон­сул. Я не ска­за­ла ему свое имя. Я ска­за­ла, что меня обви­ня­ют в том, что у меня фаль­ши­вый пас­порт. Он спро­сил: «Какой фаль­ши­вый?». Я ска­за­ла о пас­пор­те ЦАР. На это он отве­тил, что по зако­ну Казах­ста­на нель­зя иметь двой­ное граж­дан­ство и два пас­пор­та. Я поня­ла, что он мне не помо­жет. Я побла­го­да­ри­ла его и пове­си­ла труб­ку. Меня опять уве­ли в каме­ру. Я заста­ви­ла себя съесть йогурт на ужин и потом про­ва­ли­лась в сон. 

ДЕНЬ ТРЕТИЙ (31 мая 2013 г.).

Утром 31 мая меня отве­ли в какое-то поме­ще­ние, где были дру­гие задер­жан­ные жен­щи­ны. При­мер­но через пол­то­ра часа меня про­ве­ли в какую-то ком­на­ту. Там сиде­ли жен­щи­на и муж­чи­на. Жен­щи­на была в одеж­де, похо­жей на фор­му. Она была глав­ной. Муж­чи­на был в граж­дан­ской одеж­де. Через боко­вую дверь вошли три моих адво­ка­та. Ока­за­лось, что это был три­бу­нал, кото­рый раз­би­рал мое дело.

Адво­ка­ты ста­ли зада­вать вопро­сы о при­чи­нах мое­го задер­жа­ния. Жен­щи­на заяви­ла, что осно­ва­ни­ем задер­жа­ния стал фаль­ши­вый пас­порт. Адво­кат попро­сил предъ­явить его. Жен­щи­на заяви­ла, что у нее его нет. Тогда адво­кат стал гово­рить, как мож­но раз­би­рать­ся, если пас­пор­та нет и нет воз­мож­но­сти понять, фаль­ши­вый он или нет. Жен­щи­на отве­ти­ла, что пас­пор­та не было. И выпу­стить они меня не могут, так как его нет. Адво­ка­ты воз­му­ща­лись. Они были абсо­лют­но уве­ре­ны в том, что пас­порт был в адми­ни­стра­ции того места, где я сиде­ла. Жен­щи­на все вре­мя пожи­ма­ла пле­ча­ми. Похо­же, она тоже не очень пони­ма­ла, что про­ис­хо­дит. Раз­го­вор был на ита­льян­ском язы­ке. Но там была рус­ская пере­вод­чи­ца. Я не мог­ла реаль­но участ­во­вать в раз­го­во­ре, пере­вод шел с неболь­шим запоз­да­ни­ем. Была какая-то тупи­ко­вая ситу­а­ция. Фор­маль­но выпу­стить меня без пас­пор­та не мог­ли. Весь суд занял мень­ше часа. Меня не отпу­сти­ли, а отве­ли обрат­но в каме­ру. С адво­ка­та­ми мне не поз­во­ли­ли поговорить.

Я опять ниче­го не ела. Через неко­то­рое вре­мя в каме­ру вошла жен­щи­на-охран­ник, собра­ла мои вещи и ска­за­ла: «Тебе надо выхо­дить». Я пошла за ней. Она выве­ла меня в офис­ную часть, где было чело­век 20. Сре­ди них я уви­де­ла тех же людей, кото­рые ворва­лись в наш дом 29 мая. Я опять нача­ла тре­бо­вать адво­ка­та. Ко мне подо­шла жен­щи­на – та самая, с кото­рой мы позна­ко­ми­лись, когда меня при­вез­ли в мигра­ци­он­ную служ­бу, и кото­рая кри­ча­ла на меня там. Я не зна­ла ее име­ни. Поз­же она назва­ла себя Лау­рой. Она подо­шла ко мне и, улы­ба­ясь, ска­за­ла: «Позво­ни­те, пожа­луй­ста, сво­ей сест­ре и ска­жи­те ей, что­бы она отда­ла ребен­ка тем людям, кото­рые при­е­ха­ли в дом к сест­ре». Я страш­но пере­пу­га­лась. Какие люди?! Поче­му мы долж­ны отдать им мою дочь?! Я ста­ла тре­бо­вать адво­ка­та и отка­за­лась зво­нить домой. Она про­дол­жа­ла наста­и­вать: «У Вас сей­час есть воз­мож­ность встре­тить­ся с ребен­ком, мы при­ве­зем его к Вам на сви­да­ние. Ваша дочь не виде­ла Вас и ску­ча­ет по сво­ей маме. Если Вы не позво­ни­те, Вас отве­зут в тюрь­му, и Вы не уви­ди­те сво­е­го ребен­ка». Но я ска­за­ла, что не буду зво­нить сест­ре и тре­бую адво­ка­та. Я доста­ла из кар­ма­на листо­чек с теле­фо­ном адво­ка­та и ска­за­ла: «Дай­те мне теле­фон, пожа­луй­ста». Лау­ра вырва­ла этот листок из моих рук и порва­ла его. Я про­сто опе­ши­ла! Судя по уве­рен­но­сти ее пове­де­ния, она чет­ко выпол­ня­ла чье-то зада­ние. Она ска­за­ла, что по зако­ну я не могу гово­рить сей­час с адво­ка­том. Там так­же был ита­лья­нец, кото­рый гово­рил по-рус­ски. Он тоже уго­ва­ри­вал меня позво­нить сест­ре. Лау­ра набра­ла теле­фон сво­их людей в доме. Эти люди пере­да­ли труб­ку Вене­ре. Вене­ра про­сто рыда­ла в теле­фон. Она ска­за­ла, что эти люди при­е­ха­ли опять, они хотят забрать мое­го ребен­ка, и у нее забра­ли все теле­фо­ны, и она не может позво­нить адвокатам.

Я ста­ла кри­чать в труб­ку: «Не отда­вай им ребен­ка, не езжай нику­да без адво­ка­тов! Толь­ко с адво­ка­та­ми!». Услы­шав сло­во «адво­кат», Лау­ра выхва­ти­ла труб­ку и отклю­чи­ла теле­фон. Меня про­сто тряс­ло. Мне при­ка­за­ли сидеть и ждать.
Потом вдруг все заше­ве­ли­лись, нача­ли созва­ни­вать­ся, и мне ска­за­ли, что надо ехать. Я спро­си­ла, куда. Ита­лья­нец, кото­рый гово­рил по-рус­ски, гово­рит: «Вы долж­ны ехать». Я гово­рю: «Мне нуж­но позво­нить адво­ка­ту». Он отве­ча­ет: «Это невоз­мож­но. По зако­ну Вы долж­ны ехать». Лау­ра ста­ла гово­рить мне, что меня пове­зут куда-то, где я смо­гу пооб­щать­ся со сво­им ребен­ком. Люди вокруг ста­ли торо­пить меня: «Гоу, гоу!». Кто-то про­го­во­рил­ся, что я долж­на ехать в аэро­порт. «Это сроч­но, Вы долж­ны ехать!» – твер­ди­ла мне Лаура.

Меня выве­ли на ули­цу и поса­ди­ли в мик­ро­ав­то­бус. В нем было более деся­ти чело­век, неко­то­рые лица мне запом­ни­лись еще во вре­мя напа­де­ния на наш дом. Ко мне под­се­ла Лау­ра. Я услы­ша­ла, что они гово­рят про аэро­порт Чам­пи­но, и поня­ла, что мы едем туда. В мик­ро­ав­то­бус так­же сел тот самый итальянец.

Во вре­мя поезд­ки Лау­ра нача­ла зада­вать стран­ные для этой ситу­а­ции вопро­сы: «Поче­му Вы дума­е­те, что в Казах­стане так пло­хо?». Я откро­вен­но нача­ла ей рас­ска­зы­вать, что про­ис­хо­дит с оппо­зи­ци­ей, что Назар­ба­ев – страш­ный чело­век, что он дела­ет все пако­сти чужи­ми рука­ми, что он хочет убить мое­го мужа. Она спро­си­ла меня, какие у Назар­ба­е­ва отно­ше­ния с рус­ским пре­зи­ден­том. Я ска­за­ла, что очень хоро­шие. Тут на моих гла­зах она доста­ла свой теле­фон, кото­рый у нее был спря­тан где-то, и отклю­чи­ла дик­то­фон. Она запи­сы­ва­ла все, что я гово­ри­ла. В ито­ге мы поеха­ли в аэро­порт Чам­пи­но. Нас сопро­вож­да­ло несколь­ко машин. Меня заве­ли в какой-то каби­нет и ска­за­ли сидеть. Я сиде­ла там око­ло часа. 

Потом вдруг мне ска­за­ли, что при­вез­ли мое­го ребен­ка. Мне при­от­кры­ли дверь в кори­дор. Я уви­де­ла свою девоч­ку, а она уви­де­ла меня и побе­жа­ла ко мне. Это было про­сто ужас­но! Я почув­ство­ва­ла, что я в какой-то ловуш­ке! Теперь со мной был ребе­нок, и я совер­шен­но не мог­ла боль­ше ниче­му сопротивляться. 

В этот момент мне захо­те­лось рас­пла­кать­ся. Но я не хоте­ла пока­зы­вать доче­ри свои сле­зы и сдер­жа­ла себя. Мы обня­лись с доч­кой. Она была вся какая-то опух­шая, как буд­то мно­го пла­ка­ла. Она ста­ла по-дет­ски жало­вать­ся и рас­ска­зы­вать мне, как она меня поте­ря­ла, как она спа­ла без меня. Я ста­ла ее хва­лить, какая она сме­лая девочка!

Мы нахо­ди­лись в каком-то неболь­шом каби­не­те. Там сто­я­ло 2 рабо­чих сто­ла. В нем не было воды. Я дала ребен­ку бума­гу и руч­ку, что­бы она рисо­ва­ла. Хозя­ин каби­не­та, какой-то муж­чи­на, сжа­лил­ся и при­нес ребен­ку булоч­ку с сыром, шоко­лад­ку и немно­го воды. Алу­а­ша чуть-чуть поку­са­ла булоч­ку. Я тоже немно­го съе­ла кусо­чек булоч­ки, что­бы совсем с голо­ду не уме­реть. Мне пока­за­лось, что нас сра­зу хоте­ли куда-то пове­сти, но потом, види­мо, что-то про­изо­шло, и мы задержались.

Хозя­ин каби­не­та сна­ча­ла сидел с нами, потом ушел. Мы дол­го жда­ли. Ни адво­ка­тов, ни пере­вод­чи­ка, ни теле­фо­на не было. Я сиде­ла совер­шен­но бесправной.

Люди при­хо­ди­ли и ухо­ди­ли. В неко­то­рых я узна­ва­ла налет­чи­ков на наш дом. Лау­ра все это вре­мя нахо­ди­лась рядом. Она выхо­ди­ла, что­бы сде­лать звон­ки, посто­ян­но раз­го­ва­ри­ва­ла с кем-то по теле­фо­ну и коор­ди­ни­ро­ва­ла свои дей­ствия с кем-то. Она меня успо­ка­и­ва­ла, ска­за­ла, что все будет хоро­шо и нас отпу­стят домой. Я уже поня­ла, что меня соби­ра­ют­ся вывез­ти в Казах­стан. Я знаю, что это зна­чит для меня, мое­го мужа, моих детей. Я подо­шла к одно­му из людей, кото­рый сидел в ком­на­те, и ска­за­ла на англий­ском: «I am asking for political asylum!». Я ска­за­ла это гром­ко и несколь­ко раз, гля­дя на него. Он сде­лал вид, что не пони­ма­ет, хотя я виде­ла, что он понял. В ком­на­те было еще два чело­ве­ка и Лау­ра. Они все сра­зу выско­чи­ли из ком­на­ты и закры­ли дверь. Мы оста­лись вдво­ем с ребен­ком. Я виде­ла через стек­ло, как Лау­ра нача­ла метать­ся по кори­до­ру и гово­рить по теле­фо­ну. Я виде­ла, что она про­сто пси­хо­ва­ла! С ребен­ком мы сиде­ли еще четы­ре часа.

Вне­зап­но око­ло 6 часов вече­ра зашла Лау­ра. Она схва­ти­ла мое­го ребен­ка и выбе­жа­ла с ней. Я бро­си­лась за ней. Лау­ра побе­жа­ла через весь аэро­порт. Она нес­ла мою дочь в руках и как-то шути­ла с ней, щеко­та­ла, дела­ла вид, что это игра. Я побе­жа­ла за ними. В этот момент я про­сто даже не дума­ла ни о чем. Лау­ра с моим ребен­ком на руках бежа­ла в сто­ро­ну мик­ро­ав­то­бу­са, кото­рый нахо­дил­ся на внут­рен­ней сто­роне аэро­пор­та – прак­ти­че­ски на взлет­ной поло­се. Она заско­чи­ла в этот мик­ро­ав­то­бус. Я за ней. Авто­бус поехал. Таким обра­зом она выма­ни­ла меня в авто­бус. Алу­а­ша ниче­го не поня­ла. Лау­ра поса­ди­ла ее меж­ду нами. Я спро­си­ла, что про­ис­хо­дит, куда мы едем. Но она ниче­го тол­ком не говорила.

• В авто­бу­се было еще пять чело­век, кро­ме нас. Все они, кро­ме Лау­ры, были воору­же­ны. Я виде­ла, как ору­жие выгля­ды­ва­ет из-под их кур­ток. Все они были ита­льян­цы. В мик­ро­ав­то­бус так­же сел ита­лья­нец, кото­рый гово­рил по-рус­ски. Я ска­за­ла Лау­ре: «Laura, I want political asylum!». А она так лас­ко­во мне: «Уже слиш­ком позд­но, уже все решено».

Авто­бус обо­гнул зда­ние и оста­но­вил­ся. Ита­лья­нец, кото­рый гово­рил по-рус­ски, вдруг мне ска­зал «Не гово­ри­те нико­му, что я гово­рю по-рус­ски». В этот момент я наив­но поду­ма­ла, что он хочет мне помочь.

Я с ребен­ком, ита­лья­нец, кото­рый гово­рил по-рус­ски, и еще пара людей вышли из авто­бу­са. Лау­ра оста­лась в авто­бу­се. У авто­бу­са сто­ял седо­ва­тый ита­лья­нец в джин­со­вой курт­ке. Сра­зу же к нам подо­шли два чело­ве­ка из Казах­ста­на. Они появи­лись, как из ниот­ку­да. Один из них пред­ста­вил­ся ита­льян­цу. Он ска­зал на англий­ском, что его зовут Арман и он кон­сул Казах­ста­на в Ита­лии. Фами­лию не рас­слы­ша­ла. Вто­рой пред­ста­вил­ся на англий­ском помощ­ни­ком и пере­вод­чи­ком с ита­льян­ско­го. Вто­ро­го зва­ли как-то похо­же на «Нур­лан».

Ита­лья­нец ска­зал мне: «Сей­час я зачи­таю Вам доку­мент. Вы долж­ны отве­тить «да» или «нет». Он начи­на­ет читать доку­мент на ита­льян­ском язы­ке. Текст пере­во­дил «Нур­лан». Он ска­зал: «Вы долж­ны оста­вить ребен­ка на попе­че­ние Вла­ди­ми­ра Сима­ки­на». Како­го Вла­ди­ми­ра Сима­ки­на? Это был наш води­тель из Укра­и­ны. Я была в шоке. Поче­му я долж­на остав­лять сво­е­го ребен­ка на попе­че­ние чело­ве­ка, кото­рый был нашим води­те­лем?! Это был какой-то абсурд! У ребен­ка есть семья. Поче­му они не назва­ли Вене­ру, мою сест­ру?! Я не пони­ма­ла, поче­му они хотят забрать у меня ребен­ка и отдать его води­те­лю! Я ска­за­ла по-рус­ски: «Я про­шу поли­ти­че­ско­го убежища».

«Нур­лан» из Казах­стан­ско­го посоль­ства пере­вел мою прось­бу на ита­льян­ский. Ита­лья­нец отве­тил на англий­ском: «Это невоз­мож­но». Он ска­зал, что реше­ние уже при­ня­то навер­ху, что уже позд­но, но не стал гово­рить, кто это реше­ние при­нял. Они спро­си­ли, хочу ли я взять ребен­ка с собой. То есть меня поста­ви­ли перед выбо­ром – отдать ребен­ка мало­зна­ко­мо­му чело­ве­ку, кото­ро­му я не мог­ла дове­рять, или забрать с собой. Я, конеч­но, отве­ти­ла, что ребен­ка заби­раю с собой. Я ска­за­ла: «Я не отдам сво­е­го ребен­ка!». Мне веле­ли под­пи­сать что-то, если я не хочу отда­вать ребен­ка Вла­ди­ми­ру. Я подписала.

Груп­па ита­льян­цев с Лау­рой оста­лась у мик­ро­ав­то­бу­са, а меня с Алу­а­шей пове­ли к само­ле­ту. Нас повел этот ита­лья­нец, кото­рый читал доку­мент. По доро­ге казах­стан­ский кон­сул спро­сил по-англий­ски у ита­льян­ца, есть ли какие-то доку­мен­ты на нас. Кон­сул попро­сил на англий­ском язы­ке у ита­льян­ца: «Дай­те, пожа­луй­ста, ее пас­порт». Тот отве­тил: «Нет. У меня нет ее пас­пор­та». Кон­сул: «А где ее пас­порт?». Ита­лья­нец не отве­тил. Кон­сул про­дол­жил: «Дай­те, пожа­луй­ста, какое-нибудь пись­мо». И я услы­ша­ла, как ита­лья­нец отве­тил ему «nо». Кон­сул недо­уменно пожал плечами.

У меня созда­лось впе­чат­ле­ние, что кон­сул про­сто дела­ет то, что ему ска­за­ли, и даже не совсем пони­ма­ет зачем. Он не гово­рил по-ита­льян­ски. Он пло­хо гово­рил по-англий­ски. Меня и мое­го ребен­ка уво­зи­ли без каких-либо доку­мен­тов: без пас­пор­тов, без сопро­во­ди­тель­ных доку­мен­тов, без биле­тов. Мы не про­хо­ди­ли ника­ко­го пас­порт­но­го или тамо­жен­но­го кон­тро­ля в Ита­лии. Мы под­ня­лись в само­лет. Нас встре­ти­ла борт­про­вод­ни­ца и ска­за­ла по-рус­ски: «Здрав­ствуй­те». Я поня­ла, что это само­лет, кото­рый при­гна­ли каза­хи. Даже пило­ты не спро­си­ли ника­ко­го доку­мен­та. Никто ниче­го нас не спра­ши­вал. Прак­ти­че­ски нас про­сто похитили.

Я была как в тумане, изо всех сил ста­ра­лась не запла­кать, что­бы не напу­гать Алу­а­шу. Я почти не спа­ла боль­ше двух суток. Но я раз­го­ва­ри­ва­ла с ними. У кон­су­ла – трид­ца­ти­лет­не­го пар­ня – есть девоч­ка, двух­лет­няя. У «Нур­ла­на» – трое детей. Во вре­мя раз­го­во­ра они дела­ли вид, что так и не поня­ли, кто я такая и поче­му за мной при­сла­ли спе­ци­аль­ный само­лет, да еще такой доро­гой. Они точ­но зна­ли, кто я, но при­тво­ря­лись, что не знают.

Это был чей-то част­ный само­лет. Очень рос­кош­ный. Эти люди из посоль­ства все удив­ля­лись, что выде­ли­ли такой само­лет. Кон­сул ска­зал, что в основ­ном они лета­ют через Бело­рус­сию – так дешев­ле. Захо­те­ли посмот­реть кино, и борт­про­вод­ни­ца при­нес­ла филь­мы на дис­ках; все они были на рус­ском язы­ке. Все вре­мя поле­та «Нур­лан» про­вел в кабине у пило­та. Борт­про­вод­ни­ца все вре­мя пере­шеп­ты­ва­лась с мои­ми сопро­вож­да­ю­щи­ми. Она раз­го­ва­ри­ва­ла на рус­ском язы­ке. Что-то явно про­ис­хо­ди­ло в кабине у пило­тов, шли какие-то раз­го­во­ры с зем­лей. Когда «Нур­лан» про­хо­дил в туа­лет, я у него спро­си­ла: «А что Вы там дела­е­те?». Он отве­тил, что ему нра­вит­ся смот­реть на при­бо­ры, как летит само­лет. Что ему даже дали поуправ­лять само­ле­том. Он явно мне врал. Это было слиш­ком очевидно.

Лете­ли мы око­ло шести часов. В само­ле­те я впер­вые за эти дни поела. Когда мы при­зем­ли­лись в Астане, я выгля­ну­ла в окно и уви­де­ла сто­я­щий мик­ро­ав­то­бус и рядом с ним – три чело­ве­ка. Стю­ар­дес­са ска­за­ла: «Вы може­те выхо­дить». Я заме­ти­ла, что она пере­да­ет моим сопро­вож­да­ю­щим какие-то бума­ги и что-то шеп­чет. Но они со мной не пошли. Оста­лись в салоне. Я была про­сто в сту­по­ре, это был уже не страх, а пол­ное оце­пе­не­ние. Я дума­ла толь­ко о ребен­ке и о том, что­бы не упасть. Меня тошнило. 

Нас поса­ди­ли в маши­ну, кото­рая уже повез­ла нас в зда­ние аэро­пор­та. В авто­бу­се нас сопро­вож­да­ли три чело­ве­ка. Когда мы подъ­е­ха­ли к зда­нию, и я вышла с ребен­ком, то уви­де­ла, что нас через стек­лян­ную дверь сни­ма­ют на каме­ру. Но этот чело­век быст­ро убе­жал. Один из сопро­вож­дав­ших лиц остал­ся в авто­бу­се, дру­гой задер­жал­ся на вхо­де, а тре­тий про­шел с нами в зда­ние. Он повел нас по аэро­пор­ту. Там были еще какие-то люди. Я шла, как в тумане, толь­ко дума­ла о том, что­бы не забра­ли Алуашу.

Во вре­мя про­хож­де­ния пас­порт­но­го кон­тро­ля у сопро­вож­да­ю­щих нача­ли спра­ши­вать доку­мен­ты. А какая-то жен­щи­на ска­за­ла: «Они про­хо­дят». И нас про­пу­сти­ли. Люди все вре­мя были на теле­фо­нах, отска­ки­ва­ли от меня, когда раз­да­вал­ся оче­ред­ной зво­нок, отчи­ты­ва­лись перед кем-то: «Мы нахо­дим­ся еще в аэро­пор­ту, мы про­хо­дим…». Полу­ча­ли при­ка­зы и докла­ды­ва­ли о каж­дом сво­ем шаге.

Нас встре­тил какой-то чело­век и стал запол­нять доку­мен­ты, спра­ши­вал фами­лии, а потом спро­сил, где наши пас­пор­та. Я отве­ти­ла, что не знаю. Он ска­зал, что­бы я под­пи­са­ла какой-то про­то­кол. Там была моя фами­лия и то, что я депор­ти­ро­ва­на из Ита­лии. Я рас­пи­са­лась. Боль­ше ника­ко­го кон­тро­ля я не проходила.

Потом нас заве­ли в какую-то ком­на­ту. При­шли три чело­ве­ка. Один ска­зал, что он заме­сти­тель началь­ни­ка КНБ по Аты­ра­уской обла­сти. «Мы при­нес­ли поста­нов­ле­ние о воз­буж­де­нии уго­лов­но­го дела и при­ня­тии его к про­из­вод­ству, – ска­зал один из них и про­тя­нул мне какую-то бума­гу. – Вы озна­комь­тесь и подпишите».

Мне вру­чи­ли поста­нов­ле­ние о воз­буж­де­нии уго­лов­но­го дела про­тив меня и еще два каких-то поста­нов­ле­ния. Я буд­то очну­лась и кате­го­ри­че­ски отка­за­лась: «Ниче­го под­пи­сы­вать не буду!». Они ска­за­ли, что я, нахо­дясь в Англии, под­де­ла­ла и выпу­сти­ла казах­стан­ский пас­порт на свое имя и имя сво­их детей. Я им ска­за­ла: «Вы пони­ма­е­те, что это абсурд. Я в гла­за этот пас­порт не виде­ла. В руках не дер­жа­ла. Не поль­зо­ва­лась». Один из них в неко­то­ром заме­ша­тель­стве ска­зал: «Давай­те под­пи­сы­вай­те доку­мент». Я опять отка­за­лась под­пи­сы­вать. Тогда он сам рас­пи­сал­ся и попро­сил дру­го­го чело­ве­ка рас­пи­сать­ся тоже – «Алма Шала­ба­е­ва (15. 08. 1966)».