Суббота , 12 июля 2025

Елена Васильева: Военные в России ломают себе ноги, лишь бы не ехать на Донбасс

За вре­мя вой­на на Дон­бас­се погиб­ло око­ло четы­рех тысяч воен­ных и “доб­ро­воль­цев” из Рос­сии. Такие циф­ры при­во­дит Еле­на Васи­лье­ва – извест­ная рос­сий­ская пра­во­за­щит­ни­ца, одна из самых актив­ных участ­ни­ков оппо­зи­ци­он­но­го дви­же­ния с 2005 года, член экс­перт­но­го сове­та оппозиции.

 

 

 

В нача­ле авгу­ста она осно­ва­ла в соци­аль­ных сетях груп­пу “Груз 200 из Укра­и­ны в Рос­сию”. Жест­кое назва­ние при­влек­ло вни­ма­ние десят­ков тысяч чело­век: в эту груп­пу ста­ли сбра­сы­вать всю инфор­ма­цию о сол­да­тах-сроч­ни­ках, офи­це­рах и быв­ших воен­ных из чис­ла доб­ро­воль­цев, кото­рые были уби­ты в ходе воен­ных дей­ствий на восто­ке Украины.

 

Набрав доста­точ­но мате­ри­а­ла, Васи­лье­ва реши­ла соб­ствен­ны­ми гла­за­ми посмот­реть на то, что про­ис­хо­дит в Укра­ине, – и отпра­ви­лась на восток стра­ны, что­бы выяс­нить правду.

 

Cта­ла, по сути, одно­вре­мен­но и лик­бе­зом, и нянь­кой для сотен рос­сий­ских жен­щин, чьи сыно­вья и мужья тай­но отпра­ви­лись или были отправ­ле­ны на вой­ну. Имен­но Васи­лье­ва рас­ска­зы­ва­ет им о том, какие под­раз­де­ле­ния воен­ных частей РФ в каких боях участ­во­ва­ли, и что делать, если “сроч­ник” уже несколь­ко меся­цев не вышел на связь.

 

Посте­пен­но род­ствен­ни­ки погиб­ших и ране­ных рос­си­ян начи­на­ют осо­зна­вать мас­шта­бы тра­ге­дии и под­ни­ма­ют в сво­их горо­дах и посел­ках малень­кие вос­ста­ния, но их пока не хва­та­ет для того, что­бы ока­зать воз­дей­ствие на власть.

 

Укра­ин­ская прав­да” пого­во­ри­ла с Еле­ной Васи­лье­вой о том, сколь­ко рос­сий­ских сол­дат вою­ет на Дон­бас­се, как сроч­ни­ки лома­ют себе кости, что­бы “отко­сить”, и о том, воз­мо­жен ли “роди­тель­ский бунт” в Рос­сии в бли­жай­шее время.

 

– Вы уже око­ло двух меся­цев нахо­ди­тесь в Укра­ине. Это как раз пери­од “пере­ми­рия” и, по идее, актив­ность в вашей рабо­те долж­на была сни­зить­ся. Каких резуль­та­тов вы достиг­ли и какие “откры­тия” сде­ла­ли за это время?

 

– Я не соби­ра­лась ника­ких “откры­тий” делать. Изна­чаль­но, когда я уви­де­ла, какое коли­че­ство погиб­ших с рос­сий­ской и укра­ин­ской сто­рон, я поста­ви­ла зада­чу – пре­кра­тить это побо­и­ще. Внут­ри этой зада­чи – мас­са подзадач.

 

Пер­вая – ста­рать­ся нахо­дить и фик­си­ро­вать, какие рода войск вво­ди­лись в Укра­и­ну, отку­да погиб­шие. В Рос­сию род­ствен­ни­кам их не возвращают.

 

После поезд­ки по зоне АТО я нача­ла пытать­ся раз­ве­и­вать мифы. О том, что здесь есть вой­ска НАТО – нету их здесь, пони­ма­е­те? О том, что “укры” такие злоб­ные фаши­сты. Что­бы най­ти бан­де­ров­цев, кото­рые на зав­трак детей едят, поеха­ла на Запад­ную Укра­и­ну – толь­ко двух бан­де­ров­цев нашла в виде памятников.

 

По доро­ге встре­ча­ла мно­го волон­те­ров, виде­ла, что вся Укра­и­на опа­ле­на этой вой­ной. А еще в раз­ных реги­о­нах ране­ные и те, кто был в пле­ну, неза­ви­си­мо друг от дру­га рас­ска­зы­ва­ли мне при­мер­но одно и то же – о том, что про­ис­хо­ди­ло на войне – об “Ило­вай­ском кот­ле”, о буря­тах, кото­рые там вое­ва­ли со сто­ро­ны России…

 

Все это абсо­лют­но не соот­вет­ство­ва­ло тому, что гово­ри­ла рос­сий­ская про­па­ган­да. Поэто­му я этих людей вклю­чи­ла в свой фильм “Укра­и­на: В поис­ках прав­ды”, кото­рый мне помог­ли смон­ти­ро­вать на одес­ском “7 канале”.

 

Дела­лось это еще пото­му, что имен­но в тех боях были наи­боль­шие поте­ри. И сей­час, когда рос­сий­ские мате­ри меня ата­ку­ют рас­спро­са­ми о сво­их про­пав­ших детях-воен­ных, я спра­ши­ваю в первую оче­редь, какая часть – и пони­маю, что эта часть была в Изва­ри­но. А это зна­чит, что либо этот чело­век остал­ся на поле боя и где-то там похо­ро­нен, либо отве­зен в Ростов­скую область.

 

Ниче­го не могу утвер­ждать навер­ня­ка, но я отсле­жи­ваю направ­ле­ние и пока­зы­ваю, где нуж­но искать.

 

– А как мате­ри под­дер­жи­ва­ют с вами кон­такт? Как они узна­ли о том, чем вы зани­ма­е­тесь? Рос­сий­ская про­па­ган­да все-таки доста­точ­но силь­на, и мно­гие про­сто отка­зы­ва­ют­ся верить, что что-то дей­стви­тель­но происходит.

 

– Когда поги­ба­ет или про­па­да­ет соб­ствен­ный ребе­нок, мате­ри пус­ка­ют­ся во все тяж­кие: они начи­на­ют искать, с раз­ных сторон.

 

Само созда­ние груп­пы “Груз 200” выстре­ли­ло, пото­му что в авгу­сте, когда она появи­лась, нако­пи­лось доста­точ­ное коли­че­ство погиб­ших, кото­рых уже начи­на­ли искать. А я ее созда­ва­ла изна­чаль­но для того, что­бы про­сто сбра­сы­вать туда всю инфор­ма­цию и потом попы­тать­ся ее проанализировать.

 

В первую неде­лю про­изо­шел завал: люди ста­ли при­сы­лать ссыл­ки, нача­ли счи­тать. После пер­во­го под­сче­та мы выве­ли циф­ру – тыся­ча погиб­ших рос­си­ян. Тогда у людей вклю­чи­лось “сара­фан­ное радио”: уви­де­ли воен­но­слу­жа­щие, офи­це­ры, мате­ри, а в воен­ных город­ках инфор­ма­ция быст­ро распространяется.

 

Слож­нее с отда­лен­ны­ми угол­ка­ми стра­ны: в Рос­сии не такая боль­шая часть насе­ле­ния поль­зу­ет­ся интер­не­том, а про глу­бин­ку вооб­ще слож­но гово­рить. Но, что уди­ви­тель­но, мне нача­ли писать с очень дале­ких мел­ких поселков.

 

Я про­гно­зи­ро­ва­ла, что ноябрь ста­нет реша­ю­щим меся­цем, пото­му что те “сроч­ни­ки”, кото­рых под видом кон­тракт­ни­ков заки­ну­ли в Укра­и­ну, долж­ны вер­нуть­ся домой как раз сей­час – но они отче­го-то не воз­вра­ща­ют­ся. А новых ребят наби­ра­ют, по сути, в мясо.

 

Мате­ри, кото­рые отправ­ля­ют сво­их детей в армию, долж­ны знать, что с ними такое может про­ис­хо­дить. И у нас в Рос­сии есть адво­ка­ты, кото­рые пыта­ют­ся помо­гать сроч­ни­кам “отко­сить” от поез­док в Украину.

 

– Сроч­ни­кам-то как раз очень слож­но откосить…

 

– Очень слож­но. Прак­ти­че­ски невоз­мож­но. Пер­вые два-три меся­ца “сроч­ник” будет в без­опас­но­сти, пото­му что дол­жен хотя бы научить­ся ружье в руках дер­жать. А даль­ше – самое сложное.

 

Мне толь­ко что напи­са­ли такой глу­пый по сво­ей сути, но в нынеш­них реа­ли­ях вполне обы­ден­ный рас­сказ. Мать пишет: у сына оста­ва­лось до дем­бе­ля око­ло трех меся­цев, к ним в часть при­е­хал какой-то дядь­ка, гово­рит: “Возь­ми­те, под­пи­ши­те кон­тракт, он нена­сто­я­щий”. Забол­тал ребят, и несколь­ко из них под­пи­са­ли этот “нена­сто­я­щий” кон­тракт. Дядь­ка уехал, а кон­тракт остался.

 

И сей­час они ждут дем­бе­ля, а им гово­рят: нет, ребят, вы на кон­трак­те теперь. А как его рас­тор­гать? Теперь им сооб­щи­ли, что их направ­ля­ют в Укра­и­ну. Вот, не зна­ют, что делать.

– Теперь так и гово­рят – отправ­ля­ют на Украину?

 

– Теперь уже да. До сере­ди­ны сен­тяб­ря мы точ­но не зна­ли, были ли заки­ну­ты люди в мясо. В “поле” их чет­ко рас­стре­ли­ва­ла либо укра­ин­ская сто­ро­на, либо ДНРовцы.

 

На ДНРов­цев огром­ное коли­че­ство жалоб со сто­ро­ны воен­но­слу­жа­щих. Они их назы­ва­ют уку­рен­ны­ми, обдол­бан­ны­ми. У них в руках гра­на­то­ме­ты и мино­ме­ты, они ими “хера­чат” куда хотят, им все рав­но, по кому стре­лять, лишь бы стре­лять – такая бравада.

 

В любом слу­чае, любая вой­на – очень запу­тан­ное дело…

 

Вам, жур­на­ли­стам, надо менять рито­ри­ку. Ведь Поро­шен­ко в сен­тяб­ре уже про­из­нес, что это вой­на, а в СМИ до сих пор зву­чит фор­му­ли­ров­ка “АТО”. А сей­час, когда объ­яв­ле­но “пере­ми­рие”, идет вооб­ще-то наступ­ле­ние по всем фрон­там. По каж­до­му посел­ку идут обстре­лы. В Укра­и­ну стя­ну­то очень мно­го войск.

 

– Ну, КамА­Зы с тех­ни­кой и воен­ны­ми посту­па­ют на Дон­басс со сто­ро­ны Рос­сии каж­дый день. Вы полу­ча­е­те об этом информацию?

 

– Я полу­чаю, да, перед захо­дом. Пото­му что во вре­мя захо­да воен­ные отклю­ча­ют теле­фо­ны, у них их отбирают.

 

– Ту инфор­ма­цию, кото­рую вы соби­ра­е­те, мож­но будет потом исполь­зо­вать, напри­мер, в суде?

 

– Конеч­но. Я спе­ци­аль­но это делаю, что­бы обра­тить вни­ма­ние людей на проблему.

 

Одно дело – ваши СМИ, кото­рые зна­ют о том, что идет вой­на. Дру­гое дело рос­сий­ские СМИ, где боль­шин­ство людей до сих пор счи­та­ют, что это граж­дан­ская вой­на и ника­ких рос­сий­ских войск там нет. И сей­час наша зада­ча – нор­маль­ным путем пре­кра­тить эту войну.

 

– Насколь­ко я пони­маю, это волон­тер­ская рабо­та: вы при­ез­жа­е­те сюда за свои день­ги и не полу­ча­е­те зар­пла­ту за рабо­ту. А что вас настоль­ко моти­ви­ру­ет, что­бы тра­тить свои силы, вре­мя, здо­ро­вье на сбор информации?

 

– Не знаю… Дума­ла над этим тоже. Может, про­сто повы­шен­ная план­ка чув­ства спра­вед­ли­во­сти. Пра­во­за­щит­ной рабо­той я зани­ма­юсь очень дав­но, и в рос­сий­ском про­те­сте я тоже дав­но. Посто­ян­но при­хо­ди­лось вытас­ки­вать кучу ребят из пере­дряг, да и сама попа­да­ла в раз­ные ситу­а­ции – на меня напа­да­ли, некро­ло­ги о моей смер­ти рассылали.

 

Еще одна моти­ва­ция в том, что я явля­юсь гла­вой орга­ни­за­ции “Забы­тый полк”, кото­рая созда­ва­лась в 2007 году из быв­ших участ­ни­ков бое­вых дей­ствий. Когда начал­ся “отжим” Кры­ма, у нас в бло­ге появи­лось кол­лек­тив­ное заяв­ле­ние о том, что это агрес­сия Рос­сии про­тив Украины.

 

Несколь­ко из чле­нов орга­ни­за­ции поеха­ли-таки в опол­че­ние на Дон­басс, но спу­стя пару недель вер­ну­лись и рас­ска­зы­ва­ли, что там мрак, “кол­ды­ри вод­ку жрут”, и ника­кой защи­ты Дон­бас­са нет.

 

Воен­ные тоже посто­ян­но делят­ся инфор­ма­ци­ей, кото­рой рас­по­ла­га­ют, об этой войне. Они на закры­тых фору­мах раз­го­ва­ри­ва­ют об этом.

 

– Но не противодействуют?

 

– Поче­му не про­ти­во­дей­ству­ют? Пони­ма­е­те, про­бле­ма в чем. В Рос­сии жесто­чай­шая цен­зу­ра. Там мож­но пуб­ли­ко­вать стро­го в том направ­ле­нии, кото­рое нуж­но Крем­лю. Любые “вари­а­ции на тему” момен­таль­но при­кры­ва­ют­ся. Вот мне зво­нил, напри­мер, воен­ный из Санкт-Петербурга.

 

Рас­ска­зы­ва­ет: в Камен­ке под Пите­ром в тече­ние трех недель были дикие скан­да­лы: жен­щи­ны вышли бун­то­вать, пото­му что там выве­си­ли спис­ки погиб­ших и про­пав­ших без вести сол­дат. Жены под­ня­ли бучу.

 

Те жены и мате­ри раз­де­ля­ют­ся на несколь­ко групп. Наи­боль­шая груп­па тре­бу­ет денег: раз ска­за­ли мол­чать, то где наши день­ги? Толь­ко одной жен­щине запла­ти­ли 500 тысяч, у кото­рой был серьез­но ранен сын. У осталь­ных выпла­ты под вопросом.

 

– Вооб­ще чудо, что эти спис­ки нача­ли вывешивать…

 

– Да. Дело в том, что людей-то они отпра­ви­ли в первую коман­ди­ров­ку, а люди отту­да не вер­ну­лись. Потом набра­ли вто­рой, тре­тий поток – и жены и мате­ри дума­ют: а зачем это надо?

 

Один воен­ный рас­ска­зы­вал мне, как спе­ци­аль­но сло­мал себе ногу. Он при­ду­мал тех­но­ло­гию, как это сде­лать: туго обя­зы­ва­ет ногу, при­кла­ды­ва­ет лед, что­бы она почти оде­ре­ве­не­ла, и тут по ней уже мож­но бить.

 

Вто­рой рас­ска­зал, как он сде­лал себе огром­ный тазо­бед­ре­ный ожог при помо­щи наша­тыр­но­го спирта.

 

Изга­ля­ют­ся, как могут, в общем.

 

Если бы рос­сий­ские СМИ нача­ли об этих бун­тах воен­ных рас­ска­зы­вать, то обще­ство взо­рва­лось бы страшно.

 

– Но воен­ным эта ситу­а­ция невы­год­на: их кол­лег, да и их самих, отправ­ля­ют уми­рать. Поче­му, по-ваше­му, выс­шее воен­ное руко­вод­ство идет на эти шаги и про­дол­жа­ет отправ­лять сол­дат и офи­це­ров воевать?

 

– Ну, напри­мер, на каж­до­го воен­но­слу­жа­ще­го рос­сий­ской армии, осо­бен­но кон­тракт­ни­ка, пола­га­ет­ся от 5 до 10 тысяч дол­ла­ров, это сум­ма на их содер­жа­ние. До тех пор, пока чело­век жив или его нет в спис­ках погиб­ших – а это воен­ная тай­на, как ска­за­ли в Ген­про­ку­ра­ту­ре Льву Шло­сбер­гу, – до тех пор выс­шее руко­вод­ство полу­ча­ет на них довольствие.

 

На самом деле мне тут гово­рят, что я не пра­ва, и что погиб­ших не четы­ре тыся­чи рос­си­ян, а до вось­ми тысяч. Эту циф­ру назы­ва­ет один из тех, кто зани­ма­ет­ся вывоз­кой “гру­за 200” из Укра­и­ны в Рос­сию. Думаю, теперь понят­но, что воен­ным нуж­но самим себя защищать.

 

– А кто у вас в коман­де груп­пы “Груз 200”? Кто вам помогает?

 

– Помо­га­ет, напри­мер, Ека­те­ри­на Маль­дон, кото­рая кину­ла Поре­чен­ко­ву на сце­ну писто­лет. Мы с ней подру­ги, она при­шла к нам в про­тест в сере­дине 2012 года. Очень сожа­ле­ла, что не была на Болот­ной площади.

 

Есть Миха­ил Анша­ков, пред­се­да­тель Обще­ства защи­ты прав потре­би­те­лей “Обще­ствен­ный кон­троль”. С нами и доку­мен­та­лист Вале­рий Отстав­ных, поли­то­лог Ири­на Кал­мы­ко­ва, жур­на­лист Вла­ди­мир Шер.

 

Это все люди, кото­рые дав­но заня­ты в рос­сий­ском про­те­сте, не раз были “кре­ще­ны” дубин­ка­ми и пони­ма­ют, что мы живем в поли­цей­ском госу­дар­стве. В том же дви­же­нии нас под­дер­жи­ва­ют Андрей Илла­ри­о­нов, Андрей Пионт­ков­ский, Гар­ри Каспаров.

 

Это анти­во­ен­ное дви­же­ние сло­жи­лось у нас из чле­нов про­тестно­го движения.

 

– Вы мне как-то ска­за­ли в лич­ной бесе­де, что счи­та­е­те оппо­зи­ци­он­ное дви­же­ние в Рос­сии кар­точ­ным, эда­кой “потем­кин­ской дерев­ней”, и что зна­е­те “насто­я­щую” оппо­зи­цию, кото­рая дей­ству­ет. Что это за “насто­я­щая” оппозиция?

 

– Не совсем так. Мы созда­ва­ли объ­еди­нен­ный граж­дан­ский фронт с Гар­ри Кас­па­ро­вым, это вне­си­стем­ная оппозиция.

 

Систем­ная – это, понят­но, угод­ная Крем­лю, все те, кто про­шел в Гос­ду­му. А прак­ти­че­ски весь вне­си­стем­ный про­тест был зачищен.

 

Мы начи­на­ли в 2005 году. В 2006‑м нача­ли более актив­но созда­вать, по сути, зано­во все про­тестные дви­же­ния. Тогда же было созда­но дви­же­ние “Соли­дар­ность”, в кото­ром я состо­я­ла. Когда “Союз Пра­вых Сил” Нем­цо­ва запре­ти­ли, они к нам вли­лись, мы и Сер­гею Удаль­цо­ву помо­га­ли, националистам.

 

Цель была одна – демон­таж путин­ско­го режи­ма. Но вой­на в Укра­ине, конеч­но, здо­ро­во всех раз­де­ли­ла. Сей­час я вынуж­де­на кон­ста­ти­ро­вать, что дви­же­ние “Соли­дар­ность” и Нем­цов тор­мо­зят этот процесс.

– Каким образом?

 

– Ну вот, напри­мер, ско­ро будет боль­шой митинг в защи­ту Гру­зии, а Нем­цов ска­зал, что раз не они его орга­ни­зо­вы­ва­ют, зна­чит, нас под­дер­жи­вать не будут. Его поли­ти­ка – тянуть оде­я­ло на себя.

 

Глав­ным собы­ти­ем было 6 мая 2012 года, когда мы собра­лись орг­ко­ми­те­том про­тестных дей­ствий и реша­ли, что будем делать. Все были гото­вы на то, что­бы обло­жить Кремль костра­ми, как у вас на Май­дане. Не вышло, спу­сти­ли все на тормозах.

 

Там мно­го хоро­ших людей, но нет коор­ди­на­ции дей­ствий вооб­ще. Мы все друг дру­га зна­ем, неза­ви­си­мо от раз­ных взгля­дов. Но нет того сума­сшед­ше­го вожа­ка, кото­рый бы людей под­нял. Хотя, кто зна­ет, может сей­час кто-нибудь да про­явит­ся, кому-нибудь из наших надо­ест это все терпеть.

 

Вот, про­ект “Наваль­ный” завер­шен, на нем семь уго­лов­ных дел висит. Жал­ко, конеч­но, что так. Но я по нему абсо­лют­но спо­кой­на была. Он все­гда и вез­де гово­рил, что высту­па­ет за чест­ные выбо­ры, и все. Чест­ных выбо­ров в Рос­сии быть не может. Они могут прой­ти в том слу­чае, если будет демон­ти­ро­ван режим.

 

Коор­ди­на­ци­он­ный совет оппо­зи­ции, по сути, увел про­тест 12-го года в выбо­ры, в 13‑м году тоже зани­ма­лись выбо­ра­ми. А мы созда­ли парал­лель­ный экс­перт­ный совет оппо­зи­ции, и “Соли­дар­ность” нача­ла тянуть на себя одеяло.

 

Если кто-то тор­мо­зит про­цесс в тече­ние несколь­ких лет, то ста­но­вит­ся ясно, чего он добивается.

 

– По-ваше­му, с чего может начать­ся реаль­ный раз­лом системы?

 

– Я не могу это спро­гно­зи­ро­вать. Если роди­те­ли погиб­ших сол­дат объ­еди­нят­ся и захо­тят поехать в Моск­ву, то на их защи­ту вста­нет весь про­тест, в том чис­ле все те, кто выхо­дил на Марш мира – почти 200 тысяч человек.

 

– Вы не бои­тесь потом воз­вра­щать­ся в Рос­сию, жить там и работать?

 

– Это очень слож­ный вопрос. Пока мне сове­ту­ют не воз­вра­щать­ся. В любой момент либо убить могут, либо поса­дить, либо в пси­хуш­ку отпра­вить – я же сума­сшед­шая, это извест­но из офи­ци­аль­ных каналов.

 

Но я очень хочу оста­но­вить это коли­че­ство смер­тей, что-то пыта­юсь сделать.

 

– Уро­вень стра­ха у ваше­го сооб­ще­ства какой сей­час? Стра­ха гово­рить о таких вещах, имею в виду.

 

– Те, кто гово­рят об этом, как и я, уже осо­бен­но не боят­ся. Я поня­ла, что уста­ла боять­ся. У меня с 2005 года каж­дые пол­го­да были обыс­ки в квар­ти­ре, они мне надо­е­ли, это ста­ло частью жиз­ни. Будь, что будет, уже…

 

Это ситу­а­ция, при кото­рой ты пони­ма­ешь всю ответ­ствен­ность. И сколь­ко пру­жи­ну ни сжи­май, она все рав­но разожмется.

 

Бесе­до­ва­ла Ека­те­ри­на Сер­гац­ко­ва, УП.Жизнь

Республиканский еженедельник онлайн