- После заметного спада массовых протестов в Беларуси против режима Лукашенко внимание казахстанцев переключилось на события вокруг Алексея Навального — в надежде, что в случае успеха оппозиционных сил у соседей это послужит примером для нашего гражданского общества. Насколько обоснованны эти надежды? Об этом и многом другом мы побеседовали с гражданским активистом, непримиримым оппонентом партии «Нур Отан» Альнуром ИЛЬЯШЕВЫМ.
– Альнур, после прошедших парламентских выборов наблюдается полный политический штиль: не означает ли это, что общество безнадежно подавлено в своих стремлениях хоть что-то изменить в стране?
– Это абсолютно естественная реакция общества, как и любой комплексной системы, организма, подчиненной циклическим процессам, подобным смене времени года и суток. Поэтому пик общественной активности обязательно должен был смениться ее спадом и даже некоторым временным затишьем. Мы должны проанализировать полученный опыт, сделать выводы и накопить энергию к подъему будущих волн общественно-политической активности. В классических трактатах о военном искусстве одной из слагаемых успеха указывается чувство ритма – знать, когда и как с наименьшими усилиями и потерями добиться победы над противником. Можно сказать, что мы вернулись в свои базовые лагеря для проведения тренировок и выработки новых планов.
– После приговора суда вы не утратили интерес к протестным процессам? Например, собираетесь ли продолжить свои гражданские акции, как это было с «Оккупай Нур Отан»…
– Пока приговором от 22 июня прошлого года мне формально запрещено осуществлять подобные публичные акции. Так, даже в проведении одиночных пикетов алматинский акимат мне отказывает из-за этой судимости. Но зато подобные нарушения моих неотъемлемых конституционных прав и свобод дают прекрасную возможность для правозащитной работы совместно с казахстанскими и международными НПО. Сейчас у нас в процессе подготовки и реализации ряд юридических кейсов для обращения в такие международные правозащитные институты, как комитет ООН по правам человека и другие органы. Поэтому двигаемся дальше.
– Так уж сложилось, что любые общественно-политические события в России так или иначе отражаются на Казахстане. На ваш взгляд, как повлияет на ситуацию одновременное осуждение Алексея Навального и освобождение Макса Бокаева?
– Я бы не стал делать акцент на некоей синхронности этих событий. Два указанных вами факта лишь отражают текущую общественно-политическую ситуацию в наших странах как обострение недовольства политикой правящих классов широкими массами населения. А упомянутые имена уже по-своему стали символами такого протеста. И если Макса Бокаева знают определенная часть казахстанцев и некоторые наблюдатели за рубежом, то Алексей Навальный стал публичной фигурой не только для России, но и многих стран мира, в особенности бывшего СССР. Навальный и его команда с их методами уже являются своего рода трендсеттерами в борьбе с коррумпированными чиновниками и политиками, так что даже в Казахстане возник запрос на появление подобных групп и личностей. А, как известно, «свято место пусто не бывает».
– Складывающаяся картина с политзаключенными в Казахстане, Беларуси и России возвращает нас в сталинскую эпоху, когда сидельцы делились на уголовников и политических. Не приведет ли рост числа политзаключенных к революции, ведь репрессивная машина нынешнего режима по сути сама же и «производит» будущих революционеров?
– Вы вкратце пересказали спойлер истории последних десятилетий Российской империи и других деспотических режимов. Использование репрессивного аппарата для подавления инакомыслия и своих политических оппонентов многих авторитарных и самодержавных правителей привело к гибели, за решетку или в изгнание. Тюрьма, а в нашем случае еще и административные спецприемники, становятся местами, где происходит политический ликбез соответствующих категорий заключенных. Пока меня держали 20 дней в ИВС алматинского департамента полиции, многие из моих сокамерников-рецидивистов рассказывали о своем опыте общения с задержанными за участие в мирных митингах и пикетах. При этом основная характеристика, которую они давали такой категории граждан – это идейность. Одна большая идея придает соответствующую мотивацию людям на преодоление тягот тюремной жизни и заполняет их времяпрепровождение там.
Многие эксперты и интересующиеся знают, что именно приход носителей крайне радикальных религиозных взглядов в места лишения свободы привел к росту религиозного экстремизма как в стране, так и за рубежом (например, печально известный американский фильтрационный лагерь Кэмп-Букка в Ираке, где зародилось будущее ИГИЛ – запрещенная террористическая группировка). Именно так в общество приходят свойственные криминальному миру идеи жесткости, жестокости, готовности применять насилие для достижения своих целей. Поэтому, несмотря на продолжающееся преследование, мы стремимся демонстрировать примеры ненасильственной борьбы с режимом. Хотя возможно для кого-то из власть предержащих гораздо выгоднее выставлять нас экстремистами и получать соответствующее бюджетное финансирование с широкими полномочиями для противодействия нам, зарабатывая так очередные досрочные звания и награды. Но это тупиковый путь не только для страны, но и для самого истеблишмента. Вместо того, чтобы вести диалог с политически активным гражданским обществом для поиска путей совместного выхода из общественно-политического и социально-экономического кризиса, они борются с ним, растрачивая и без того ограниченные материальные и человеческие ресурсы страны, тем самым еще более оголяя другие проблемные участки. И в какой-то момент, как обычно, порвется там, где тонко. И тогда вся ответственность за происходящее в стране будет целиком лежать на Назарбаеве и его окружении. Но, видит Бог, мы не единожды предлагали властям общественный диалог…
– Продолжая тему заключенных, хотим поинтересоваться вашей инициативой о возможности получения высшего образования в местах лишения свободы. Что конкретно вы предпринимаете, и какие это даст результаты в случае успеха?
– Как юриста и педагога меня давно интересует криминология и соответственно факторы, влияющие на снижение преступности в обществе. А как показывает статистика, в частности, российская – количество обладателей высшего образования среди рецидивистов ничтожно мало и составляет менее 5 процентов. Согласно открытым источникам, по состоянию на 2019 год только в России в местах лишения свободы высшее образование дистанционно получали около одной тысячи заключенных. В развитых государствах вообще есть соответствующие программы по тюремному образованию.
За всю историю Казахстана подобных прецедентов еще не было. А на фоне весьма высокой для любого казахстанского диссидента вероятности попасть в учреждения КУИС тут включается дополнительная заинтересованность – создать оптимальные для себя и других осужденных условия, способствующие общественно-полезному саморазвитию. Тем более, что один из символов ненасильственного сопротивления Нельсон Мандела также получил диплом бакалавра Лондонского университета, являясь политическим заключенным.
В настоящее время я уже вступил в официальную переписку с органами КУИС и одним из вузов, имеющим определенный опыт в этом направлении. Выяснил для себя ряд проблемных моментов и теперь буду предлагать их решение соответствующим уполномоченным органам. Как только что-то удастся сделать, думаю, вы будете одним из первых, кто об этом узнает.
– Все мы прекрасно осознаем, что власти очень боятся массовых выходов граждан на улицы и делают всё возможное, чтобы этому противостоять. Можно, конечно, говорить о том, что в итоге людей запугали, но ведь и на разрешенных митингах немноголюдно. С чем связана такая пассивность казахстанцев – страх, низкая политическая культура, либо всё не настолько плохо, как мы себе это представляем?
– Надо вспомнить о политической активности начала 90‑х в Казахстане, которая в силу своей неподконтрольности вынудила Назарбаева прибегнуть к роспуску тогдашнего законодательного органа страны – Верховного Совета. После чего режим Назарбаева последовательно сформировал для себя законодательную основу по удалению с политического поля оппонирующих ему политических партий. По сути так целенаправленно была подавлена сформировавшаяся на заре независимости собственная политическая культура. Казахстанцы поступились ею ради политической стабильности для общего блага, но конкретные лица во власти решили монетизировать эту стабильность, конвертировав ее в собственную политическую монополию. Но этот дисбаланс в пользу одного клана в стране долго сохраняться не мог, а потому общественно-политический маятник качнулся в обратную сторону.
Касаемо видимого отсутствия массовых митингов, считаю, что для Казахстана это не показатель. У нашего народа они если и бывают, то, как говорится, «редко, но метко». Вспомните Желтоксан 86-го, можно сказать, давший старт развалу СССР. Ему тоже особо ничего не предшествовало, просто в один прекрасный день, отреагировав на значимый для граждан повод, люди разом вышли на главную площадь республики для выражения протеста против необдуманных действий союзных властей, заставив тем самым многих содрогнуться и в какой-то момент применить силу. Если вы хотите чего-то подобного, то просто дождитесь соответствующего повода, который может оказаться каким угодно. Ведь проблем в стране при неэффективном и коррупционном режиме Назарбаева хватает.
– В России и Казахстане сложилась схожая ситуация, когда протестные оппозиционные силы находятся в разрозненном состоянии, несмотря на общие цели. Вы сами являетесь представителем оппозиции нового поколения. Есть ли у вас стратегия, которая бы могла бы удовлетворить, как говорится – и ваших, и наших?
– Единственная моя стратегия, с которой вряд ли кто-нибудь будет спорить – это неустанная борьба с авторитарным режимом Назарбаева. Каждого в силу своих возможностей и способностей. Мы это называем «все вместе, каждый на своем участке». Никто не знает, какой шаг и чей именно личный вклад окажется последним гвоздем в гроб этого режима. Но то, что под лежачий камень вода не течет, а вода имеет свойство истачивать даже огромные камни, – очевидно для всех. Ну и соответственно, надо работать над повышением собственной эффективности, как личной, так и соответствующих оппозиционных групп.
– Как вы помните, прошедшие парламентские выборы разделили гражданских активистов на тех, кто бойкотирует и не идет на избирательные участки, тех, кто выражает свой протест на площади, на сторонников т.н. «умного голосования», когда избиратели отдают свои голоса за любую другую партию, кроме «Нур Отана», а также независимых наблюдателей. В итоге чья позиция оказалась более правильной — или же можно признать, что власть обыграла гражданское общество?
– В продолжение предыдущего ответа скажу, что каждый двигался в силу собственного понимания правильности тех или иных тактик и методов. У сторонников и представителей оппозиционного спектра был достаточно широкий выбор. И по сути прошедшие выборы послужили нам отличным полигоном для апробации приемов, проверки людей, а также работы над своей эффективностью. На мой взгляд, при тех ограниченных ресурсах, которые у нас имелись, победили именно оппозиционные силы. Как верно подметил Дастан Кадыржанов в своей поствыборной статье на страницах вашей газеты – победителем считается тот, кто на поле боя сохранил свои позиции. При этом назарбаевский «Nur Otan» точно проиграл, так как по сравнению с парламентскими выборами 2016 года они потеряли более 1 миллиона голосов избирателей и лишились соответствующего ежегодного бюджетного финансирования на сумму около 1,3 миллиарда тенге.
– Растет отток из Казахстана молодых людей, что напрямую связано с их низкой верой в будущее страны. Не грозит ли Казахстану проблема «потерянного поколения», и есть ли у вас в планах покинуть страну?
– Более склонен видеть в этом не отсутствие веры в страну, а выражение молодежью мирного протеста против клептократического режима Назарбаева путем «голосования ногами». Это своего рода акт несотрудничества, чтобы не работать на неэффективную назарбаевскую экономику, в контролируемых его окружением компаниях, для их же обогащения. Возможно даже мы придем к тому, что оставшиеся в стране экономически активные граждане станут выводить свои депозиты и денежные операции из банков, контролируемых Назарбаевым и его родственниками в пользу других, менее ангажированных казахстанских банков. Уверен, что когда режим Назарбаева падет, и Казахстан встанет на рельсы демократического и эффективного развития, большинство соотечественников, эмигрировавших в эту «лихую годину», вернутся в страну, чтобы принять участие в ее восстановлении.
А к понятию «потерянного поколения» в его классическом понимании, порожденным последствиями Первой мировой войны, слава Богу, у нас близость отсутствует. Да, мы многое потеряли, но при правильном подходе, которым «назарбаевцы» (назовем их так) не удосужились озаботиться, можно все достаточно быстро исправить. В первую очередь, надо просто убрать из государственной системы въевшийся в нее клептократический элемент и расставить грамотных идейных людей на ключевые позиции, а также начать лично демонстрировать позитивно-конструктивные примеры и модели поведения. Все остальное уже наладится в процессе.
Касаемо собственного отъезда – у меня такие планы отсутствуют. Разве что можно было бы выехать на время для обучения и получения необходимого опыта в более успешных государствах.
– Спасибо за интервью, успехов в начинаниях!
Азамат ШОРМАНХАНУЛЫ,
«D»
Кстати
КАЗАХСТАН ОТСТАЛ от Нигера и Зимбабве
- Авторитетный британский журнал The Economist оставил Казахстан в числе авторитарных режимов по Индексу демократии — 2020.
«Явная тенденция к ухудшению положения в регионе указывает на хрупкость демократии во время кризиса и на готовность «несовершенных демократий», включая все 11 стран-членов ЕС, а также Сербию и Албанию. Восемь классифицируются как «гибридные режимы» (…). Остальные, включая Беларусь, Казахстан и Россию – «авторитарные режимы», – сообщает издание.
По итогам 2020 года Казахстан занял 128 место, опередив Конго (129), Камбоджу и Руанду (130), но отстав от России (124), Нигера (125), Катара (126) и Зимбабве (127).
«У России по-прежнему самый высокий балл из семи возможных – лишь 3,31 (124‑е место в мире из 167 стран), а у Туркменистана – самый низкий – всего 1,72. Беларусь, Азербайджан и четыре государства Центральной Азии (Казахстан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан) остаются диктатурами, лидеры которых иногда оставались на месте десятилетиями», – поясняет The Economist.
КазТАГ