«Общественная позиция»
(проект «DAT» №38 (355) от 20 октября 2016 г.
Мелочи жизни
Я был в Санкт-Петербурге, когда он был еще Ленинградом, поэтому мне привычнее называть его именно так – Ленинград.
И сразу зададимся вопросом: что определяет лицо города? Или как принято говорить сейчас – что является городским брендом?
Допустим, брендом Алма-Аты когда-то был апорт. Ну и, конечно, все остальное: Медео, Чимбулак, Арасан, фонтаны, сады…
Теперь брендом стал – смог. И пробки, в придачу. И безвкусная архитектура. И базары…
Но не будем о плохом. Будем – о хорошем.
Когда-то Ленинград считался культурной столицей страны. И это справедливо. То, что он культурный, было видно сразу. Не только потому, что на улицах не плевались. Я имею в виду другое. И люди были немножко другие, отличались во всяком случае. От тех же московских, скажем. И атмосфера несколько иная. Стильная. И была у Ленинграда какая-то своя уникальная аура. Стать своя. Присутствовал во всем какой-то особый неуловимый аристократический дух. Недаром великие итальянцы оставили здесь всюду свои следы…
Не знаю, что стало с городом на Неве сейчас, я давно там не был. В памяти сохранилась одна поездка.
Как раз стояли белые ночи. Спать не хотелось, и я решил прогуляться.
Вышел из гостиницы и зашагал по какому-то широкому проспекту. Потом свернул в переулок, прошел дворы и в глубине небольшого сквера заметил темнеющий памятник. Приблизился к нему, вгляделся.
Сидит какой-то бородатый старичок в кресле, держит папироску, на коленях книжка. Я вначале подумал – Робинзон. Ну, или Энгельс на худой конец. Сощурился, силясь прочесть надпись. Вдруг из-за памятника показался какой-то забулдыга: закряхтел, прокашлялся и, наконец, протерев заспанные глаза, стал механически докладывать:
– Вы имеете удовольствие лицезреть памятник великому русскому ученому Дмитрию Ивановичу Менделееву. Памятник установлен по скульптурному портрету знаменитого русского зодчего Гинцбурга в 1938 году. С левой стороны, как вы, наверное, успели заметить, на стене соседнего здания установлено мозаичное панно «Периодическая система элементов Менделеева», изготовленное в Академии художеств художником-мозаистом Фроловым …
От неожиданности я вначале слегка обомлел. Потом вслушался и, незаметно для себя, постепенно втянулся. Лектор, или в данном случае – гид, демонстрировал глубокое знание предмета. Из небольшого доклада, который длился минут десять-пятнадцать, я узнал, что «…в феврале 1834 года, по новому стилю, у директора Тобольской гимназии Ивана Павловича Менделеева родился сын Митя. Он был семнадцатым ребёнком в семье…». Далее шли годы становления, тяжелые мытарства и потом уже блестящая карьера ученого. Словом, был прослежен весь непростой путь от нищего школяра до всемирно известного первооткрывателя…
Со стороны, возможно, вся эта сцена смотрелась весьма экстравагантно.
Представьте сами. Стоит глубокая ночь. Светит луна. Город спит. Какой-то турист замер с открытым ртом у памятника русскому ученому. Перед ним читает лекцию человек, совершенно запущенной наружности, в одежке с чужого плеча, с лиловым синяком под глазом, и лишь его одинокий хрипловатый голос нарушает ночную тишину.
Добросовестно проведя лекторий по истории создания монумента, мой неожиданный гид закруглился сакраментальной фразой:
– С вас – рубль.
С превеликой благодарностью и чувством, близким к восхищению, я протянул ему рубль и невольно спросил:
– А на что здесь поблизости можно еще посмотреть?
– Конечно, – с готовностью отозвался мой ночной собеседник. – Рекомендую вам пройти в сторону Невского машиностроительного завода. Это в сторону проспекта Обуховской обороны.
– А что там?
– Там вы найдете памятник вождю мирового пролетариата. Подробности вам может рассказать Виктор Михайлович. Это его памятник.
– То есть? – не понял я.
– Ну, Менделеев как бы мой, – ответил бомж, скромно потупив глаза, а Ленин – Михалыча.
– Так их же, наверное, тут много – Лениных? – усомнился я.
– Совершенно верно, – с готовностью поддержал интеллектуальный разговор высокообразованный гид. – В Ленинграде 16 памятников Петру Первому, десять – Пушкину и около ста памятников Ленину. Боюсь, что точное количество последних, как и мостов в Ленинграде, неизвестно никому. Но доподлинно известно, что первый памятник вождю появился в городе уже 8 августа 1926 года. Причем деньги на памятник рабочие собирали сами. Это примерно семь с половиной тысяч рублей золотом!
– Что вы говорите! – присвистнул я.
– А как же вы думали! – сверкнул глазами лектор и гордо выпятил тощую грудь, как будто тоже участвовал в сборе средств на памятник. – А все дело в том, что Владимир Ильич в свое время руководил нелегальным подпольным кружком, состоящим из рабочих завода, писал им листовки. А Надежда Константиновна в это время работала учительницей в воскресной школе при заводе. Хотя… – тут мой собеседник осекся.
– Что?
– Кажется, я отнимаю хлеб у своего коллеги. Извините, но вам лучше пройти к Виктору Михайловичу. Он вам расскажет о своем памятнике в подробностях.
– Но вы, как я вижу, тоже много чего знаете! – искренно поддержал я благородный порыв. – Мне интересно послушать именно вас.
– Благодарю, – заулыбался мой персональный экскурсовод и смущенно закашлялся в кулак. – Но Виктор Михайлович два года изучал историю своего памятника в Ленинской библиотеке. Посещал лекции. Неудобно, знаете ли…
Помолчали. Я – сраженный благородством. Бомж, надо полагать, из чувства такта.
– Я лишь могу добавить, – скромно обронил он в итоге, – что скульптор Харламов дважды видел Ленина, а голову его лепил, стоя непосредственно у гроба. Поэтому вождь получился вполне «человечным» и не обремененным более поздним пропагандистским обликом. Я имею в виду в обязательном порядке вытянутую вперед руку. В данном случае рука отведена назад. Поэтому поза вождя получилась живой и естественной.
– Прекрасно! – воскликнул я и протянул лектору свою руку с желанием крепко ее пожать. Лектор улыбнулся еще раз, галантно склонил голову, как оперный певец, вышедший на поклон, и удалился за своего Менделеева. Краем глаза я заметил за гранитными ступенями небольшой лежак, сложенный из разного рванья и наполовину пустую бутылку портвейна.
К Ленину Виктора Михайловича я не пошел. Далековато. Покружив по району, я вернулся к себе в номер. И в голове все это время у меня вертелась одна и та же мысль: «Как это замечательно, что даже бомжи в этом городе имеют свой неповторимый облик, оригинальный стиль и своеобразный колорит!».
Ермек
ТУРСУНОВ