СКЕЛЕТЫ ВЛАСТИ-1986 (Продолжение. Начало в №4 (368) от 02.02.2017)

«Обще­ствен­ная позиция»

(про­ект «DAT» №5 (369) от 9 фев­ра­ля 2017 г.

 

Доку­мен­ты Декабрь­ско­го восстания

 

 

ПОЯСНЕНИЯ быв­ше­го пер­во­го сек­ре­та­ря ЦК ЛKCM Казах­ста­на Сери­ка Абд­рах­ма­но­ва на вопро­сы Кон­сти­ту­ци­он­но­го cуда РК

Я буду руко­вод­ство­вать­ся толь­ко моей граж­дан­ской сове­стью и искрен­но­стью оце­нок. Несмот­ря на все воз­мож­ные и веро­ят­ные опа­се­ния так назы­ва­е­мо­го под­ры­ва репу­та­ции, т.к. я оста­вал­ся и оста­юсь самим собой и не соби­ра­юсь наме­рен­но при­укра­сить что-либо в уго­ду чьим-либо инте­ре­сам, в том чис­ле сво­им соб­ствен­ным. Поль­зу­ясь предо­став­лен­ной воз­мож­но­стью, я пред­по­чи­таю постро­ить свои пояс­не­ния на осно­ва­нии тех фак­тов и явле­ний, лич­ных впе­чат­ле­ний, кото­рые закре­пи­лись в моем созна­нии. Что же каса­ет­ся оцен­ки собы­тий, само­оцен­ки, попы­та­юсь их дать в том объ­е­ме и с той глу­би­ной, кото­рую я мог иметь в то вре­мя, будучи пер­вым сек­ре­та­рем ЦК ЛKCM Казахстана.

Разу­ме­ет­ся, я не застра­хо­ван от воз­мож­ных неточ­но­стей в харак­те­ри­сти­ке того или ино­го собы­тия, к тому же я отсут­ство­вал 17 декаб­ря (был в Москве), но, повто­ряю, гаран­ти­рую искрен­ность во всем и обо всем. В ответ на неко­то­рые наме­ки о моих коле­ба­ни­ях в тот пери­од, хочу заявить сра­зу: мои оцен­ки, вос­при­я­тия слу­чив­ше­го­ся меня­лись в ходе самих декабрь­ских собы­тий в диа­мет­раль­но про­ти­во­по­лож­ных направ­ле­ни­ях под воз­дей­стви­ем про­ис­хо­дя­ще­го. В отли­чие от сего­дняш­них ясновидцев.

Но хоте­лось бы, что­бы, глав­ное, вывод был сде­лан с уче­том того, что каж­дая сто­ро­на про­изо­шед­ше­го тре­бу­ет бес­при­страст­но­го и глу­бо­ко­го ана­ли­за. Ибо мно­гое из того, что уже при­над­ле­жит исто­рии, не может быть поня­то и пра­виль­но осмыс­ле­но кате­го­ри­я­ми нынеш­ней логи­ки. А для это­го надо глу­бо­ко пони­мать про­шлое, что пред­став­ля­ет­ся весь­ма и весь­ма слож­ной задачей.

Если сего­дня как-то мож­но вос­ста­но­вить уви­ден­ное и пере­жи­тое, то очень труд­но, а порой и невоз­мож­но вос­ста­но­вить, что про­ис­хо­ди­ло за кули­са­ми, авто­ров сце­на­рия, поста­нов­щи­ков, свя­зать воеди­но в один сце­на­рий про­изо­шед­шее. После Алма-Аты кро­ва­вые спек­так­ли про­шли в Баку, Тби­ли­си, При­бал­ти­ке… еще во мно­гих местах, и сего­дня пыла­ет огонь, льет­ся кровь… Ано­ним­ный, стан­дарт­ный сценарий.

Во мно­гих местах сей­час идут демо­кра­ти­че­ские спек­так­ли с актив­ным уча­сти­ем ста­рых акте­ров, но где каж­дый, отре­ка­ясь от про­шло­го, норо­вит закре­пить свой демо­кра­ти­че­ский образ. Это акте­ры тра­ги­ко­ми­че­ско­го жан­ра, изви­вав­ши­е­ся вме­сте с лини­ей партии.

Тако­вые у нас хотят сего­дня ска­зать «прав­ду» о декаб­ре 1986 года, при­том гром­ко, наде­ясь быть услы­шан­ны­ми и заме­чен­ны­ми. Теперь же прав­да и о декаб­ре у них дру­го­го цве­та – «розо­во­го», ибо спрос на него теперь выше, чем на тем­ные крас­ки прошлого.

Моя же совесть чиста тем, что и тогда, 18 декаб­ря, я вслух гово­рил о свет­лой и тем­ной сто­ро­нах про­изо­шед­ше­го, я и сего­дня на этих пози­ци­ях. Мно­гое мне не было понят­но тогда, как и непо­нят­но сейчас.

 

Осмыс­ли­вая сего­дня те дра­ма­ти­че­ские дни декаб­ря, я непре­стан­но задаю себе сле­ду­ю­щие вопро­сы: поче­му о жерт­вах собы­тий нача­ли гово­рить толь­ко в 1989–1990 годах? Кто же убил Спа­та­е­ва, Савиц­ко­го и дру­гих? Кто все-таки 17 декаб­ря сжи­гал маши­ны? По чьей коман­де пошли в ход сапер­ные лопаты?

Кто дал коман­ду на жесто­кое изби­е­ние мир­ных демон­стран­тов? Кто сде­лал мише­нью сол­дат и мили­ци­о­не­ров в эти дни? Кто орга­ни­зо­вал это искус­ствен­ное про­ти­во­по­став­ле­ние народов?

Я видел орга­ни­зо­ван­ные груп­пы хули­га­нов-про­во­ка­то­ров. Их никто даже не пытал­ся задер­жать. Кто они? Вся пло­щадь сни­ма­лась на видеопленку!

Об этом я еще гово­рил тогда, эти вопро­сы я пуб­лич­но зада­вал с 1990 года на сес­си­ях Вер­хов­но­го Сове­та и про­дол­жаю зада­вать их сей­час. Увы, отве­та пока нет.

Если на эти вопро­сы отве­тит Кон­сти­ту­ци­он­ный суд, то, я думаю, будет на высо­те исто­ри­че­ской зада­чи. Мне же это пред­став­ля­ет­ся очень сложно.

Тогда я был пер­вым сек­ре­та­рем ЦК ЛКСМ Казах­ста­на, и в мои функ­ции вхо­ди­ло руко­вод­ство дея­тель­но­стью Бюро и коор­ди­на­ция дея­тель­но­сти област­ных коми­те­тов ком­со­мо­ла, отве­чал за дей­ствия рес­пуб­ли­кан­ско­го ком­со­мо­ла и сфер, непо­сред­ствен­но свя­зан­ных с ним. Как всем хоро­шо извест­но, ком­со­мол был все­гда «резер­вом пар­тии» и зани­мал раз и навсе­гда отве­ден­ное ему место.

Теперь лич­но о себе, о том, как, что назы­ва­ет­ся, испы­ты­вал я в эти дни на сво­ей соб­ствен­ной шкуре.

16 декаб­ря я участ­во­вал в рабо­те пле­ну­ма ЦК Ком­пар­тии Казах­ста­на, избрав­шем Кол­би­на пер­вым сек­ре­та­рем ЦК КПК. Да, я про­го­ло­со­вал за Кол­би­на, по при этом имел в виду, что в сло­жив­шей­ся обста­нов­ке дру­гой реаль­ной кан­ди­да­ту­рой был бы не кто иной, как Кама­ли­де­нов, что было намно­го хуже для рес­пуб­ли­ки, т.к. он сла­вил­ся сво­им пре­сло­ву­тым «кон­фор­миз­мом». И если бы мы полу­чи­ли его вме­сто Кол­би­на, то я могу допу­стить, что мы мог­ли одно­вре­мен­но полу­чить гоне­ния 50‑х годов, преж­де все­го, на пере­до­вую казах­скую интеллигенцию.

Но тем не менее, избра­ние Кол­би­на по насто­я­нию Цен­тра, что яви­лось пол­ным игно­ри­ро­ва­ни­ем мне­ния насе­ле­ния рес­пуб­ли­ки, раз­бу­ди­ло людей от дол­гой «спяч­ки». А это – глав­ное дости­же­ние. Одна­ко, к вели­ко­му несча­стью, из-за низ­кой поли­ти­че­ской куль­ту­ры людей, чему есть мас­са объ­ек­тив­ных при­чин, это про­буж­де­ние было омы­то люд­ской же кровью.

В тот же день вече­ром я уле­тел в Моск­ву на пла­но­вое засе­да­ние Бюро ЦК ВЛКСМ. О нача­ле декабрь­ской демон­стра­ции в Алма-Ате я узнал уже будучи в Москве. Вна­ча­ле я в это не пове­рил. Толь­ко после двух-трех теле­фон­ных звон­ков из Алма-Аты я начал пони­мать, что там про­ис­хо­дит что-то из ряда вон выходящее.

Выле­тел в Алма-Ату вече­ром и при­был в город око­ло 7 часов утра 18 декаб­ря. Сра­зу же по при­бы­тии полу­чил инфор­ма­цию, что 140 сол­дат и сотруд­ни­ков мили­ции полу­чи­ли ране­ния, о рабо­те ноч­но­го акти­ва. Наблю­дая за про­ис­хо­дя­щим на ули­цах, я не мог пове­рить сво­им гла­зам – по ним шли тол­пы моло­дых людей. У мно­гих были пал­ки, прутья.

После все­го это­го уви­ден­но­го и услы­шан­но­го, офи­ци­аль­ная оцен­ка собы­тий мною была вос­при­ня­та без коле­ба­ний. Неза­мед­ли­тель­но напра­вил­ся к Кол­би­ну, кото­рый мне поре­ко­мен­до­вал высту­пить в моло­деж­ных кол­лек­ти­вах. Я высту­пил в КазП­ТИ и Каз­ГУ с осуж­де­ни­ем хули­ган­ских дей­ствий моло­де­жи. При­вел ста­ти­сти­ку, имев­шу­ю­ся в тот день в моем рас­по­ря­же­нии (140 ране­ных сол­дат, 40 сожжен­ных машин) и при­звал сту­ден­тов к про­яв­ле­нию благоразумия.

После обе­да я был при­гла­шен к Кол­би­ну. К тому вре­ме­ни на Новой пло­ща­ди уже собра­лось доволь­но боль­шое коли­че­ство моло­дых людей. Кол­бин поре­ко­мен­до­вал мне пой­ти к ним. И при­мер­но с 16.00–20.30 часов (нача­ло раз­го­на) я нахо­дил­ся сре­ди демон­стран­тов. (Это про­ис­хо­ди­ло на пере­се­че­нии улиц Сат­па­е­ва и Фурманова).

Когда я пред­ста­вил­ся собрав­шим­ся по мега­фо­ну из авто­ма­ши­ны ГАИ, из тол­пы зама­ха­ли рука­ми, при­гла­шая к себе. Когда при­бли­зил­ся, они под­ня­ли на свои пле­чи и понес­ли меня. Я не ожи­дал тако­го отношения.

Бесе­дуя с ними как мож­но спо­кой­но, я пытал­ся их успо­ко­ить и убеж­дал, что нуж­но быть бла­го­ра­зум­ны­ми и воз­дер­жать­ся от наси­лия и наци­о­на­ли­сти­че­ских выкри­ков. Отве­чал на их мно­го­чис­лен­ные вопро­сы. Люди вокруг посто­ян­но меня­лись, одни под­хо­ди­ли, дру­гие удалялись.

Вопро­сы были в основ­ном оди­на­ко­во­го содер­жа­ния: «Поче­му пер­вым сек­ре­та­рем избра­ли рус­ско­го чело­ве­ка, а не каза­ха? Если избра­ли рус­ско­го, то поче­му при­вез­ли чело­ве­ка со сто­ро­ны? Раз­ве нет ни одно­го достой­но­го чело­ве­ка?». Гово­ри­ли о жерт­вах в коли­че­стве 20–40 чело­век. Но сре­ди демон­стран­тов были явные про­во­ка­то­ры, хули­га­ны, а так­же нетрез­вые лица, воз­мож­но, и обкуренные.

Неко­то­рые из них были с повяз­кой на лицах! Имен­но они выкри­ки­ва­ли самые гряз­ные, про­во­ка­ци­он­ные лозун­ги, были момен­ты, когда они про­сто рас­ка­чи­ва­ли толпу.

Я всту­пал с ними в откры­тый кон­фликт, про­бо­вал снять повяз­ки, назы­вал их про­во­ка­то­ра­ми, а они пыта­лись напра­вить тол­пу на меня. Я не скры­вал того, что осуж­даю хули­ган­ские дей­ствия, про­яв­ле­ния наци­о­на­лиз­ма. В тол­пе тогда я не заигрывал.

При­мер­но око­ло 18.00 я дого­во­рил­ся, что­бы демон­стран­ты дали мне сво­их пар­ла­мен­та­ри­ев (пред­ста­ви­те­лей) для пере­го­во­ров с руко­вод­ством рес­пуб­ли­ки. Опре­де­ли­ли 5–6 чело­век, сре­ди них и взрос­лые, и женщины.

Я зашел к Кол­би­ну, пред­ло­жил пого­во­рить с ними. При­сут­ство­вав­ший Кама­ли­де­нов ска­зал, что ни с кем гово­рить не надо. Но Кол­бин опре­де­лил для бесе­ды Миро­ш­хи­на, Кама­ли­де­но­ва. Бесе­да состо­я­лась в зда­нии три­бу­ны. Демон­стран­ты тре­бо­ва­ли ухо­да с поста Кол­би­на и др. Но Миро­ш­хин, Кама­ли­де­нов кате­го­ри­че­ски отвер­га­ли все, у них была какая-то уве­рен­ность, но не было переживаний.

Я без­ре­зуль­тат­но вер­нул­ся в тол­пу с их пред­ста­ви­те­ля­ми, про­дол­жил свои уго­во­ры, пре­ду­пре­ждая о воз­мож­ных про­во­ка­ци­ях. Я пред­чув­ство­вал пло­хой конец. Око­ло 20.30 часов орга­ни­зо­ван­ная груп­па из 10–15 чело­век со сто­ро­ны мага­зи­на «Оке­ан» нача­ла бро­сать кам­ни, арма­ту­ру через голо­вы демон­стран­тов на сто­я­щих в оцеп­ле­нии спе­ци­аль­но эки­пи-рован­ных сол­дат. Побро­сав, эта груп­па бес­пре­пят­ствен­но бежала.

В это вре­мя сол­да­ты одно­вре­мен­но с кри­ка­ми бро­си­лись раз­го­нять тол­пу. Нача­ли бить всех под­ряд. Перед мои­ми гла­за­ми сол­дат уда­рил дубин­кой девуш­ку, я схва­тил за руку сол­да­та, но тол­па смя­ла. Никто не пытал­ся даже догнать насто­я­щих хулиганов.

Через неко­то­рое вре­мя нача­ли при­во­дить задер­жан­ных. Кое-кого про­сто тащи­ли воло­ком. И тут неко­то­рые сол­да­ты сапер­ны­ми лопат­ка­ми нача­ли изби­вать задер­жан­ных. Заво­ди­ли за авто­бус и били нога­ми. Я и Ники­тин сдер­жи­ва­ли сол­дат, дохо­ди­ло до пря­мых кон­флик­тов, мата. Под впе­чат­ле­ни­ем все­го это­го око­ло 22.00 я позво­нил по «крем­лев­ке» из сво­е­го каби­не­та Миро­ш­хи­ну, у кото­ро­го нахо­дил­ся штаб по раз­го­ну демон­стран­тов, и инфор­ми­ро­вал его о дей­стви­ях сол­дат по изби­е­нию демон­стран­тов и нали­чии жертв со сто­ро­ны демонстрантов.

На это Миро­ш­хин про­сто обру­гал меня, назвав меня незре­лым, непо­ни­ма­ю­щим ситу­а­ции, напом­нил о 140 ране­ных сол­дат и милиционеров.

Я наста­и­вал на мерах по пре­се­че­нию изби­е­ний моло­де­жи. Он рез­ко обо­рвал меня и потре­бо­вал предо­ста­вить име­на жертв, дав на это сутки.

Через неко­то­рое вре­мя нача­лись вызо­вы меня, Ники­ти­на, Айти­мо­вой к Миро­ш­хи­ну, Кама­ли­де­но­ву, Мищен­ко с тре­бо­ва­ни­я­ми доку­мен­таль­но­го под­твер­жде­ния к ска­зан­но­му (жерт­вы, фак­ты избиения).

Нами было орга­ни­зо­ва­но рас­сле­до­ва­ние и собра­ны объ­яс­ни­тель­ные от постра­дав­ших, в т.ч. ими ока­за­лись и работ­ни­ки ЦК ком­со­мо­ла. На осно­ва­нии этих доку­мен­тов и была напи­са­на запис­ка от 20.12.1986 г. от Абд­рах­ма­но­ва, Ники­ти­на, Айти­мо­вой, Югри­но­ва. За сут­ки я не смог най­ти име­на жертв, за что при­нес свои пись­мен­ные изви­не­ния Мирошхину.

19.12.1986 г. ЦК КП Казах­ста­на потре­бо­вал от нас меро­при­я­тий по совер­шен­ство­ва­нию интер­на­ци­о­наль­но­го вос­пи­та­ния. Бюро ЦК ком­со­мо­ла осу­ди­ло про­яв­ле­ние хули­ган­ства, наци­о­на­лиз­ма со сто­ро­ны моло­де­жи, утвер­ди­ло эти мероприятия.

Бук­валь­но 19 декаб­ря повсе­мест­но нача­лась рабо­та по кри­ти­че­ско­му осмыс­ле­нию про­ис­хо­дя­ще­го. Про­хо­ди­ли ком­со­моль­ские собра­ния с осуж­де­ни­ем чле­нов ВЛКСМ, при­ни­мав­ших уча­стие в демон­стра­ци­ях. Зара­бо­тал кон­вей­ер под пар­тий­ным руко­вод­ством, было исклю­че­но боль­шое коли­че­ство чле­нов ВЛКСМ. К нам в ЦК нача­ли посту­пать заяв­ле­ния о пере­ги­бах, необъ­ек­тив­но­сти при рас­смот­ре­нии пер­со­наль­ных дел. ЦК ком­со­мо­ла обра­зо­вал комис­сию по апел­ля­ци­ям, кото­рую воз­гла­вил 2‑й сек­ре­тарь ЦК Ники­тин. В состав вошли вете­ра­ны пар­тии и ком­со­мо­ла, в основ­ном рус­ской наци­о­наль­но­сти. Ибо к дру­гим дове­рия Моск­вы не было. Эта комис­сия оправ­да­ла и помог­ла вос­ста­но­вить­ся в ком­со­мол очень многим.

Сам я в кон­це янва­ря 1987 года высту­пил на собра­нии руко­во­ди­те­лей ВУЗов, тех­ни­ку­мов (все­го око­ло 40 чело­век), где при­сут­ство­ва­ли Кол­бин, Кама­ли­де­нов, Асыл­ба­ев. Я ска­зал сле­ду­ю­щее, обра­ща­ясь к Кол­би­ну: «Ген­на­дий Васи­лье­вич, надо оста­но­вить рети­вых интер­на­ци­о­на­ли­стов, жела­ю­щих коли­че­ством «сорван­ных голов» обес­пе­чить свое бла­го­по­лу­чие, (далее нераз­бор­чи­во). Эти сло­ва в моей памя­ти, ибо отра­жа­ли мою пози­цию после декабрь­ско­го периода.

Через несколь­ко дней, в нача­ле фев­ра­ля 1987 года, меня при­гла­си­ли в ЦК КПК, пред­ло­жи­ли уйти с поста I‑го сек­ре­та­ря ЦК ком­со­мо­ла. Я напи­сал заяв­ле­ние. Ушел на стройку.

Хочу сооб­щить еще об одном суще­ствен­ном момен­те. Пози­ции Бюро и Сек­ре­та­ри­а­та ЦК ВЛКСМ. После ноч­но­го (18.12.86.) парт­ак­ти­ва ста­ло ясно, что Кама­ли­де­нов решил «край­ним» сде­лать ком­со­мол, Абд­рах­ма­но­ва. На это у них были рез­кие аргу­мен­ты, а имен­но: запис­ка в адрес Бюро ЦК КПК о шови­ни­сти­че­ских воз­зре­ни­ях, выска­зы­ва­ни­ях Мищен­ко Н.Ф. – зав. сек­то­ром ЦК КПСС от сен­тяб­ря 1984 года. За моей под­пи­сью, где я изло­жил суть кон­флик­та с Мищен­ко по вопро­сам кад­ро­вой рабо­ты, наци­о­наль­ной куль­ту­ры, обра­зо­ва­ния и др. С тех пор Мищен­ко и его спод­руч­ные, Кама­ли­де­нов «охо­ти­лись» на меня. В декабрь­ские дни, почув­ство­вав, что я, через меня и ком­со­мол, ста­ли глав­ной мише­нью, я обра­тил­ся к 1‑му сек­ре­та­рю ЦК ВЛКСМ Миро­нен­ко В.И. о воз­мож­ных субъ­ек­тив­ных выво­дах в отно­ше­нии ком­со­мо­ла Казах­ста­на и про­сил послать для луч­ше­го пони­ма­ния, про­изо­шед­ше­го кого-то из ЦК ВЛКСМ.

После 20 декаб­ря 1986 года в Алма-Ату при­е­хал сек­ре­тарь ЦК ВЛКСМ по идео­ло­ги­че­ским вопро­сам Паль­цев Н.И., а поз­же зав. орг­от­де­лом Ост­ро­уш­ко Д. и дру­гие работ­ни­ки ЦК ВЛКСМ. Их объ­ек­тив­ный под­ход и пози­ция, счи­таю, несколь­ко смяг­чи­ли удар по ком­со­мо­лу, по участ­ни­кам демонстрации.

Вот те основ­ные момен­ты, остав­ши­е­ся в памя­ти и пред­став­ля­ю­щие, на мой взгляд, инте­рес чле­нов Высо­ко­го суда для осу­ществ­ле­ния исто­ри­че­ско­го пра­во­су­дия. В целом же моя пози­ция по декабрь­ским собы­ти­ям отра­же­на в тек­сте мемо­ри­аль­ной дос­ки, уста­нов­лен­ной на пло­ща­ди Рес­пуб­ли­ки, авто­ром кото­ро­го я явля­юсь: «На этой пло­ща­ди 17 декаб­ря 1986 года состо­я­лось демо­кра­ти­че­ское воле­изъ­яв­ле­ние про­тив дик­та­та команд­но-адми­ни­стра­тив­ной систе­мы. Пусть память об этом собы­тии зовет к спло­че­нию наро­дов и единству».

С. Абд­рах­ма­нов

/подпись/

Пуб­ли­ка­цию в печать

в газет­ном фор­ма­те подготовила

Жума­би­ке ЖУНУСОВА