Владимир КОЗЛОВ: Я КЕМ БЫЛ, ТЕМ И ОСТАЛСЯ

«Общественная позиция»

(проект «DAT» №30 (347) от 25 августа 2016 г.

Долгий путь домой

Владимир Козлов

Пропал не тот, кто в тюрьму попал, а тот, кто духом пал

Когда казахстанцы с почестями и бешеными восторгами встречали своих олимпийцев, вернувшихся из Рио, в Алматы с не меньшими почестями и не менее радостными эмоциями друзья, соратники и близкие встречали лидера незарегистрированной партии «Алга» Владимира Козлова. Он вернулся из мест лишения свободы тоже с «золотой медалью» – «Узник совести».

В минувший понедельник состоялась первая пресс-конференция Владимира Козлова, посвященная его условно-досрочному освобождению. Многочисленные соратники и журналисты с нетерпеньем ждали главного спикера мероприятия, чтобы выразить теплые пожелания и поздравить его с завершившимся долгим «путем домой». Пресс-конференция началась с некоторым опозданием, поскольку желающих поздравить Владимира Ивановича лично и пожать ему руки было много.

Модератор пресс-конференции журналист Сергей Дуванов сразу же отметил, что выход на свободу – это как рождение! Нет ничего ценнее свободы, поскольку ценнее свободы – только жизнь. Взяв микрофон в руки после перерыва в четыре с половиной года, Владимир Козлов первым делом выразил глубокую благодарность своим соратникам, единомышленникам и журналистам.

Владимир КОЗЛОВ: «Прежде всего, хотел бы сказать огромное спасибо всем, кто участвовал в моей судьбе, начиная с 23 января 2012 года до сегодняшнего момента. Без этого участия, я думаю, что не факт, что свобода состоялась бы даже в 2019 году. Там, где я был, есть определенные моменты, которые могут удлинить «путь домой», если ты себя ведешь не так, как они (руководство колоний – D) считают правильным. Перечислять всех, кто принимал участие в моем освобождении, будет очень долго, поэтому скажу огромное спасибо всем. Потому что там очень важно иметь череду позитивных событий и позитивных ожиданий. Пусть они будут небольшими, но чем чаще, тем лучше. Жизнь становится легче, когда ты живешь от события к событию, ожидая чего-то позитивного».

Козлов признался, что психологически «заморозил» свое освобождение до 2019 года, не ожидая подарков судьбы, добавив при этом: «Когда я услышал новость о досрочном освобождении, первые два дня я не мог там радоваться, потому что этот блок стоял и никак не размывался. И только сегодня, глядя на вас, я начинаю понимать, что я все-таки на свободе. Отдельное спасибо моему адвокату Айман Муратовне (Умаровой – D), потому что она вошла в процесс тогда, когда было совсем сложно. За три недели я получил три взыскания, два их которых было ШИЗО (штрафной изолятор – D) и один выговор. Такой алгоритм обычно располагает к тому, что человека в судебном порядке, как говорят в тех местах, «отыграли на крытку». Это значит, меня бы перевели в те условия, где я вообще не имел бы никаких контактов. Такое практикуется, если человек каким-то образом мешает нормальному течению событий, как это полагают сотрудники учреждения. Моему адвокату Айман Муратовне удалось сбить эту перспективу «раскрутки» и «крытки».

Владимир Козлов извинился перед присутствующими за некоторые слова без кавычек, которые он привык употреблять в обиходе, но другой спикер пресс-конференции руководитель Казахстанского международного бюро по правам человека и соблюдению законности Евгений Жовтис подбодрил его, заявив, что многие из сидящих в зале «ботают по фене».

Козлов продолжил: «Адвокат Айман Муратовна проявила не только свой профессионализм, но и сумела показать свой дух. Потому что адвокату, который входит в эту систему, нужно быть духовым адвокатом, поскольку там есть чего и кого бояться. Она оказалась не по зубам для местной администрации. В итоге мне удалось выйти из строгого условия содержания, где я провел год. Я использовал любую «форточку» (возможность), и когда она открывалась, то я писал ходатайства, чтобы рассмотрели возможность моего условно-досрочного освобождения. По моей статье могло быть только УДО. Судья имел на руках две характеристики, которые были прямо противоположенны друг другу. Одна характеристика была составлена на человека, которого ни в коем случае было нельзя отпускать, и в конце которой написано, что администрация ходатайствует об отказе. А вторая характеристика подготовлена на человека, которого вообще зря держали, и в ней администрация обеими руками была за мое освобождение. Срок между этими двумя характеристиками составлял три дня. Я не понимал, что вообще происходит. И только когда я услышал, что администрация за мое освобождение, прокурор тоже за мое освобождение и после этого судья ушел подумать, и через 10 минут выяснилось, что он тоже за мое освобождение, я осознал, что меня освобождают. Я не считал дни до своего освобождения, потому что предполагал, что могут внести протест в последний день. Есть такая изощрённая форма давления на осужденных, когда людям прямо перед воротами, когда уже родственники тебя ждут за забором, со спецотдела приходит человек и вручает протест. После чего ворота закрываются. Такое бывает, я этого тоже ожидал.

Выходил я не без приключений. Сначала дата моего выхода была назначена на 22 августа, потом это стало 20 августа, а отпустили 19 августа ночью. Я уверен, что это сделано для того, чтобы люди не могли иметь возможности меня встретить. Меня отпустили в темное время суток, я там «зубами за локалку» держался, чтобы меня забрал хотя бы адвокат. Я начал придумывать, что сильно боюсь, что меня изобьют, зарежут, потому что за воротами за меня никто не отвечает. На самом деле я дал слово своему адвокату, что без нее не выйду. Я это слово хотел сдержать. Приехало руководство колонии, все уговаривали меня выйти, а я требовал, чтобы мне позволили позвонить адвокату, и только тогда я покину стены колонии. Я еще раз хочу поблагодарить всех вас, потому, что я понимаю, это дорого стоит. Все эти годы ничего не свидетельствовало о моем освобождении. Но это случилось».

Своим мнением по поводу освобождения Владимира Козлова поделился его давний соратник и друг Евгений Жовтис: «В одном из свои интервью я сказал, что в нашей стране «политический пинок» ускоряет правовую процедуру, а иногда ее просто отменяет. То, что мы наблюдаем, – это политическое решение. Это, конечно, хорошо. Хотя, с другой стороны, это демонстрирует то, что наша правовая система является частью политической системы. Сама процедура освобождения Владимира Ивановича – это такой небольшой триллер со сменой сроков, субъектов, объектов и спецоперации. Когда я узнал о возможном рассмотрении дела об условно-досрочном освобождении, я понимал, что этот процесс зависит от политики. То, что рассмотрение назначают, это еще не значит, что итог будет положительным. Я был сторонником переноса процесса, чтобы Владимир Иванович смог получить хотя бы поощрения, чтобы были хоть какие-то формальные причины для УДО. Когда мы узнали, что процесс пройдет в очень сжатые сроки, я понял, что идут политические события, которые с умеренной долей оптимизма можно назвать позитивными. Однако, к большому сожалению, мы имеем дело с политикой, а не с правом, и это делает нас всех заложниками политики. Мы рассчитываем на правовые процедуры, мы рассчитываем на доказательства. Мы говорим о каких-то аргументах, а здесь работают не аргументы, здесь работает ручное управление. Хорошо, если какие-то прагматичные и разумные вещи руководят людьми, которые принимают подобные политические решения. Но это не заменяет отсутствие правовых институтов и процедур. В системе, где отсутствует право, никто ни от чего не гарантирован. Я очень рад, что Владимир Иванович на свободе. Мне очень приятно видеть его в здравии и с тем же блеском в газах. Это значит, что при желании и при характере тюрьма не ломает, а закаляет и что-то проясняет».

Евгений Жовтис также отметил, что когда в начале этого года сперва по делу Мамбеталина и Нарымбаева, а позднее по делу Жаната Есентаева пошли политические решения «не сажать», он, скрестив пальцы, пожелал, чтобы Владимир Иванович вышел на свободу. Теперь он желает, чтобы то же самое произошло с ребятами с Атырау и с теми, кто сидит по «Шаныракским событиям».

Руководитель «Хартии по правам человека» Жемис Турмагамбетова поделилась, что по делу Владимира Козлова шли очень тяжелейшие, порой заводящие в тупик, переговоры. «Казалось, вопрос вот-вот должен решиться – вдруг откат назад. Заново все приходилось начинать, и когда мне сообщили, что по нему принято положительное решение, мою радость не передать словами. Я хочу сказать Владимиру Ивановичу, что бы ни было, самое главное – ты рядом с нами. Тебя заждались дети, тебя заждалась умничка-жена».

Неподдельной радостью поделилась и «духовитый адвокат» Айман Умарова: – «Я очень рада, что сегодня мы находимся рядом с Владимиром Ивановичем. Каким бы условным это ни было, но это все же – свобода. Когда я впервые взялась за дело Козлова, коллеги-адвокаты сказали мне, чтобы я готовилась к 2019 году. Так и сказали, что никакого освобождения не предвидится, будешь только впустую ездить в колонию. Несмотря на это, я посещала Владимира Ивановича несколько раз в неделю. Обстановка складывалась очень сложно. Он находился в камере, где на 50 квадратах содержалось больше 30 человек. Изначально я поставила себе задачу подготовить и направить несколько ходатайств. Но после увиденного я не смогла позволить себе оставить Владимира Ивановича в беде. Я хоть и «блондинка» в вопросе политики, но честно признаюсь, что выход Владимира Ивановича воспринимаю как свою победу. Я не знаю, кто принимал решения, но он молодец!

Поздно, не поздно, главное, что Козлов на свободе! Вы не представляете, что такое ходить в мужскую зону по два-три раза в неделю. Этот ужас с раздеваниями, потом я сказала: «Господин Едилов (руководитель колонии) может, Вы там смотрите видео, может, Вам это нравится, может, вам нужно было помоложе адвоката отправить, я ведь опытный адвокат, значит, и не молодая». После этих слов адвокат сорвала аплодисменты присутствующих и продолжила: «Пережив дело Владимира Ивановича, я могу сказать, что я стала мужчиной. Я очень рада, что представляла интересы «штучного» человека. Я не могла его бросить потому, что он человек с совестью, человек, не изменяющий своим принципам».

На главный вопрос журналистов: собираетесь ли Вы вернуться в политику и чем намерены заняться? Владимир Козлов ответил:

«Что касается моего возращения в политику, скажу так. Политика – она внутри нас, если ее достаточно много для того, чтобы это делать публично, человек становится политиком. Внутри себя я сохранил эту тягу участвовать в собственной жизни, участвовать в том, чтобы страна стала другой, на мой взгляд, лучше. Я сейчас огляжусь, вокруг посмотрю, что есть сейчас политика. Пока у меня очень мало информации, вернее, много информации о том, что очень многое уничтожено. Из того, что было, из того, к чему я тогда привык, из того, в каком поле я действовал, которое выпалили и которое сейчас обильно поливают инсектицидами. Я кем был, тем и остался. Поэтому наверняка буду заниматься чем-то таким, что будет полезно людям. Но выйдя из этой системы, где я был, я, конечно же, вышел с твёрдым намерением поучаствовать в ее реформировании. Евгению Жовтису это чувство знакомо. Мы с Айман Муратовной смогли многого достигнуть, многого добиться. Например, чего удалось добиться, находясь в строгих условиях: УИК толковался неверно со стороны администрации. То есть когда заходишь в строгие условия, это значит – минус третья отрицательная степень поведения и значит – ты – злостный нарушитель.

Это делается по результатам нескольких взысканий, которые тебе могут организовать. После того, как ты уже зашел в строгие условия, через месяц тебе могут еще одно взыскание дать. У меня так и было, как раз на день рождения. Подарком на день рождения 2015 года от администрации колонии была подброшенная сим-карта в мою сумку перед обыском. В результате чего я «поймал» 13 суток ШИЗО. Это было как раз на мой юбилей в 55 лет. И когда ты это «ловишь», следующая комиссия у тебя только через полгода. Если есть какое-то нарушение, тебе дают еще полгода автоматом. Хотя через месяц погашения взыскания ты больше не считаешься нарушителем, однако ты ждешь очередной комиссии еще полгода. А за это время все что угодно может случиться, потому что, находясь в строгих условиях содержания, люди понимают, что они одной ногой на «крытке», другой на «раскрутке», это 428-я статья, то есть добавление срока. Там все что угодно могут придумать. Там находятся люди, изолированные от всего и от всех. Там можно писать, как говорят, «по-мышиному», сочинят определенный алгоритм твоих взысканий – и ты в результате становишься не просто злостным нарушителем, тебе могут предъявить злостное неповиновение, и ты можешь «поймать» год или два дополнительно. То есть каждый день нахождения там – это определенные риски. И мы добивались того, чтобы, согласно нормам закона, как только человек переставал быть нарушителем, погашал взыскание, тут же создавалась комиссия, и он переходил на обычные условия содержания. В итоге мы добились этого. Для осужденных это очень важно».

Отвечая на очередной вопрос: может ли «разгул демократии», связанный с освобождением Козлова, как-то повлиять на «дело Матаева», Жовтис сказал: «Дело здесь не в разгуле демократии. Если политика определяет право, то можно сказать про интересы. То есть каковы интересы? Для чего делается то или иное? Я думаю, что на «дело Козлова» повлияло несколько факторов. Прежде всего, это ухудшение социально-экономической ситуации. Желание каким-то образом пригасить недовольство, которое нарастает. Различные внешние политические инициативы вроде EXPO-2017, желание вступить в Организацию экономического сотрудничества и развития. Для этого делаются такие сигналы. Главным образом – для внешнего потребления, то есть «вот посмотрите, у нас более-менее ничего, мы освобождаем политических заключенных». Хотя не признаем, что они у нас есть. Это такие сигналы во вне и определенные сигналы во внутрь. Что власть не такая уж закручивающая все гайки. Правда, после того, как все зачищено «до блеска», начиная от политической оппозиции, заканчивая независимыми СМИ, которых на пальцах одной руки можно сосчитать. Соответственно, «дело Матаева» находится в этом контексте. Вопрос в том, кто принимает эти решения. Кто политически оценивает плюсы и минусы. Там работает чистый прагматизм. Тот, у кого сила, пытается из этого что-то вытащить. Поэтому в случае с Сейтказы Матаевым опять же не вопрос права. Решение принимается в другом месте, а не в судебной системе. Это результаты каких-то внутриэлитных процессов, политических решений. Это такая сложная конструкция и среда, где очень трудно что-то предсказывать».

Отвечая на очередной вопрос из зала в отношении заключенного по «Шаныракским событиям» Арона Атабека, Жовтис сообщил: так же, как и в «деле Козлова», к политической составляющей должна добавляться правовая возможность: «В случае с Владимиром Ивановичем была возможность срока УДО. В случае с Ароном Атабеком срок УДО наступает только через два года. Я стараюсь быть реалистом. Я не очень верю в «разгул демократии» до такой степени, что его дело будет пересмотрено. Поэтому, как только появится любая правовая возможность, прежде всего, срок УДО, то она должна быть использована. Если такая тенденция продолжится, то скорей всего, когда подойдет срок УДО, не будет возражений. Но эта возможность, к сожалению, наступает только через два года. Другие юридические возможности небольшие. Единственная правовая возможность с юридической стороны – это помилование. Однако я не уверен, что Арон Атабек будет просить помилование».

На вопрос журналистов – есть ли заслуга Еврокомиссии в освобождении Владимира Козлова и какие были поставлены условия и ограничения нахождения его на свободе, сам главный герой пресс-конференции ответил: несомненно, заслуга Еврокомиссии и Европарламента есть. Хотя бы потому, что ими было принято пять резолюций, и они сделали свою работу на уровне МИДа и администрации главы государства. «Это все кирпичи, из которых складывалось моя «дорога домой»», – сказал Владимир Иванович.

«Что касается ограничений, то есть перечень пунктов уголовного законодательства, которые прямо ограничивают определенные вещи, как запрет на нахождение вне дома в определённые часы и так далее. Более точно, я думаю, мне скажут, когда я буду регистрироваться в органах внутренних дел. Что касается моих внутренних ограничений, то это не ограничения. Это есть необходимость понимания здешней ситуации. Что сегодня является политическим методами и насколько они мне приемлемы, с учетом моего нежелания возвращаться обратно на два года и десять месяцев. Отчетливое нежелание у меня есть, я вам сразу скажу. Поскольку это будет оскорбительно для тех людей, которые меня оттуда «выцарапывали», если я буду глупо себя вести, с точки зрения последствий. Поэтому я буду находить те возможности, которые не будут связаны с этим риском.

Что касается домашнего, трудно подобрать слова, но я был ошарашен, конечно, в хорошем смысле этого слова. Я уходил, оставляя только жену, а вернулся домой с двумя детьми. Причем дети такие активные. Ты понимаешь, что эти четыре с половиной года они не потеряны зря даже в этом смысле. Ты понимаешь, что теперь тебе нужно их поднять и сделать все, чтобы они выросли порядочными людьми. Это все заботы. Кроме того, есть заботы житейского характера. Все вы знаете, что у меня конфисковали, так сказать, все, что было нажито. То, что говорят за шестнадцать квартир, – это, конечно, такая полуправда. Это были офисы партии, то есть это были чужие деньги, которые мне были даны на приобретение этих офисов. Оформлял я их на себя только потому, что я отвечал перед теми людьми, которые эти деньги предоставляли. То, что я «зашел» на это следствие и суд, имея столько недвижимости, говорило о том, что я не предполагал, что за мою легальную политическую деятельность я могу «поймать» такие вещи, вплоть до конфискации.

Что касается моего собственного имущества, то это была двухкомнатная квартира на Байсеитова-Курмангазы, 40 квадратных метров, которую я очень любил, но ее отобрали. Когда я вышел, у меня нет вообще никакого жилья. Моя жена все эти годы поменяла семь-восемь съемных квартир. Переезжала с детьми в последнее время. Теперь мы снова будем переезжать еще куда-то на съёмную квартиру. Поэтому определенная часть моих усилий будет направлена на решение бытовых вопросов.

Кроме того, есть моменты со здоровьем. Они не глобальные, но требуют вмешательства, в том числе и хирургического. В той системе, в которой я находился, есть два момента. Как только ты начинаешь, как там говорят, «кубаторить», то есть нервничать, а там невозможно не нервничать. Чтобы не превратиться в обкатанную вещь без углов, ты будешь нервничать, и как только ты нервничаешь, твоя иммунная система падает. Как только падает иммунная система, на тебя набрасываются враги изнутри и снаружи. Хотя я сознательно держал себя, чтобы не нервничать. Говорят, так: «Не тот пропал, кто в тюрьму попал, тот пропал, кто в тюрьме духом пал». Если ты духом не пал, то ты не пропал. А все остальное излечимо. Какое-то время я потрачу, чтобы просто восстановить себя для дальнейшей полноценной жизни», – этими словами Владимир Козлов завершил пресс-конференцию.

Димаш АЗАМАТОВ

«D»

От имени редакции наши искрение поздравления Владимиру Ивановичу с его завершением долгого пути домой!

Добавить комментарий

Республиканский еженедельник онлайн