Душанбе — Когда несколько недель назад командир ОМОНа МВД Таджикистана полковник Гулмурод Халимов, прошедший специальную подготовку в США, перешел на сторону «Исламского государства», он выступил с громким призывом к сотням тысяч соотечественников, выехавших в Россию в качестве трудовых мигрантов, последовать его примеру.
«Перестаньте служить неверным», — заявил он в видеоролике, выложенном в сети, из-за чего власти Таджикистана на несколько дней заблокировали доступ в YouTube и в другие социальные сети.
Правда, местные мигранты и религиозные деятели утверждают, что если ИГИЛ вербует людей из Таджикистана, то происходит это не столько в силу идеологических, сколько экономических причин.
С начала этого года новый российский миграционный закон требует от иностранных рабочих, прибывающих из стран, не входящих в таможенный союз ЕАЭС, сдавать экзамены по русскому языку, истории и основам законодательства, получать дорогостоящие патенты и платить непосильные ежемесячные налоги, чтобы сохранить за собой работу, которую они выполняли годами. Особенно болезненно новый закон отразился на жителях Таджикистана, почти половину государственного бюджета которого обеспечивают денежные переводы из России. По прогнозу Всемирного банка в этом году суммы этих переводов сократятся на 23%.
И тут как тут появляются вербовщики «Исламского государства», предлагая отчаявшимся безработным за большие суммы ехать воевать в Сирию. И многие соглашаются — учитывая, что у бедняков в бывших советских республиках просто нет выбора.
«Если нашим безработным гражданам — молодым, сидящим без зарплаты и без нормальной жизни, предлагают золотые горы и говорят “ты можешь хорошо заработать, улучшить условия жизни”, то естественно, человек понимает, что он разбогатеет, если поедет воевать в Сирию, — сказала недавно в своем интервью Мавжуда Азизова из таджикского отделения Международной организации по вопросам миграции. — Официально в Сирии находятся более 400 наших граждан, и, возможно, что их количество даже больше. Это только те, чьи фамилии нам известны».
22-летний Дилшод Салиев вернулся из Москвы в Сарбанд на юго-западе Таджикистана около трех месяцев назад — после того, как был вынужден уйти с работы на мебельной фабрике. Он говорит, что если бы к нему подошли вербовщики-исламисты и предложили деньги, чтобы он вступил в их ряды, он бы денег не взял. Но он знает такого человека, который не отказался (это было всего лишь месяц назад) — и он понимает, почему и другие согласились бы.
«Конечно же, есть угроза экстремизма — многие люди в этой ситуации приходят в отчаяние, — говорит он. — Им нужна земля, им надо строить дома, у них дети, значит, надо платить за учебу. Им так нужны средства, что они могут присоединиться к некоторым организациям, которые предлагают им деньги. Так что риск есть».
Салиев рассказывает, что его прежний начальник задерживал ему выплату зарплаты и вместо возмущавшихся таджиков набрал украинцев, которые наводнили российский рынок труда после начала войны на востоке Украины, вытесняя местных.
До принятия в России нового закона о трудовых мигрантах, зарплаты Салиева — примерно 29 тысяч рублей в месяц или около 900 долларов до падения рубля — хватало, чтобы устроить свою свадьбу, свадьбу сестры и даже купить участок земли. А теперь, если Салиев захочет вернуться в Москву, ему придется экономить каждую копейку из тех случайных заработков на стройках — около 100 долларов в месяц. И при этом работать не меньше, чем полгода, чтобы заплатить за разрешение на работу, потому что такие, как он, люди без полного среднего образования не могут сдать необходимые для работы в России экзамены без подготовительных курсов или взятки. Его зарплаты не хватает даже на то, чтобы содержать семью — жену и двоих детей, говорит он.
Трудно сказать, насколько велика для Центральной Азии угроза вербовки в ИГИЛ. Российские дипломаты постоянно предупреждают о существовании каналов, по которым боевики переправляются из Центральной Азии в Сирию и Ирак, при этом приводится множество отдельных примеров того, как на сторону «Исламского государства» перебежали и таджики — от офицера спецназа до студентов вузов и рабочих-мигрантов. Правда, западные эксперты, занимающиеся изучением проблем этого региона, считают, что такие опасения преувеличены — возможно, это специально делается для достижения государственных целей или решения проблем глобальной безопасности.
Мнение о том, что исламистские экстремисты пытаются завербовать таджиков в качестве рядовых боевиков для участия в своей вооруженной авантюре по созданию халифата, одновременно и очевидно, и нелепо.
Таджикистан имеет протяженную и в основном не охраняемую границу с Афганистаном — и она может стать таким же открытым коридором для экстремистов, каким она до сих является для местных нелегальных торговцев наркотиков.
Однако религиозное мусульманское население Таджикистана живет под властью демонстративно светского и бездуховного авторитарного правительства Эмомали Рахмона. Он запретил таджикским женщинам носить чадру, а несовершеннолетним детям посещать мечеть, закрыл десятки исламских духовных школ и по имеющимся сведениям поддерживает практику принудительного бритья мужчин, носящих бороду — чтобы очистить улицы таджикских городов и сел от традиционных исламских символов.
Антиисламские настроения достигли такого уровня, что Партия исламского возрождения (оппозиционная политическая организация, участвующая в политической жизни страны со времени гражданской войны, вспыхнувшей после распада СССР) высказывает недовольство тем, что власти делают их нее козла отпущения — вместо того, чтобы устранять социально-экономические причины нестабильности. Именно это, по их словам, все больше разжигает интерес к «Исламскому государству».
«Если бы власти дали людям возможность работать и жить, не думаю, что тогда существовали бы какие-то радикальные организации. Люди не захотели бы в них вступать», — говорит Хикматулло Сайфуллозода, руководитель аналитического центра Партии исламского возрождения, которую он назвал «щитом против распространения радикализма», направленного в основном на «крайне уязвимых» граждан из числа рабочих-мигрантов.
«Не в состоянии найти работу, обеспечить себя и живя в этой системе, погрязшей в коррупции, человек становится либо преступником, либо идет помогать “Исламскому государству”», — говорит Ойнихол Бобоназарова, известная правозащитница, баллотировавшаяся несколько лет назад в качестве основного кандидата на пост президента от оппозиции.
«В большинстве случаев люди, которые туда идут, очень бедны. И дело здесь не в религии, а в бедности».
Бобоназарова сравнила зависимость Таджикистана от российского рынка труда с «положением заложника». Дело в том, что роль России в сохранении нестабильности, в которой существует Таджикистан, заключается не только в принятии этого миграционного закона. Именно в России, по мнению экспертов, таджики и мигранты из других государств Центральной Азии попадают под влияние экстремистской идеологии — в мечетях, которые они посещают вместе с чеченцами и другими сообществами мусульман, имеющими более тесные связи с «Исламским государством».
«Если мигранты отправляются в Сирию из России, никто не узнает, как они туда попали, — утверждает директор Научно-исследовательского центра ШАРК в Душанбе Муззафар Олимов. По его словам, при том, что радикально настроенные таджики, возможно, и едут в Сирию, у себя на родине они не призывают к широкой общественной поддержке организаций исламских фундаменталистов или к восстаниям наподобие «арабской весны». «Для подобных акций нужны совсем другие условия, другие факты — и здесь люди просто не хотят этим заниматься».
И все же, в стране, в которой средний возраст населения составляет менее 24 лет, где уровень зарплат в разы меньше, чем в России, а 20% молодых мужчин, остающихся в стране, не имеют работы, растущая нестабильность представляет реальную проблему, которую практически невозможно решить без помощи других стран.
«Таджики, как правило, полагаются на Аллаха и надеются, что все будет хорошо», — говорит 26-летний Мухаммед Зийо — бывший рабочий-мигрант, который теперь предлагает свои услуги в качестве электрика и техника на душанбинских «черных» рынках поденного труда.
Зийо вернулся домой два года назад, когда заболел его отец. Потом у него родился сын. Сейчас он опять поехал бы в Россию, но живя пять месяцев на зарплату 250 долларов в месяц — и то, если повезет найти работу — он никогда не сможет оплачивать патент на новую работу.
Зийо видит лишь один выход из ситуации — если Таджикистан вступит в Таможенный союз, будут сняты все барьеры для получения официального разрешения на работу. По утверждению Олимова, более 70% населения страны одобряют такое решение проблемы. Но пока Зийо думает как-то продержаться и старается не рисковать — не брать больших заказов, чтобы не обманули с оплатой.
«Я верю в Аллаха, поэтому просто благодарю Всевышнего, даже если зарабатываю лишь на корку хлеба в день. Так мне удается избежать этого соблазна, даже несмотря на то, что жить очень трудно».
Оригинал публикации: How Russia’s labor migration policy is fueling the Islamic State
Опубликовано: 12/07/2015
(“The Washington Post”, США)
