На собрание демократических сил Казахстана 12 июля в Алматы приехали представители гражданского общества из всех регионов страны. Власть сделала все, чтобы сорвать его известными и апробированными ею старыми методами.
Накануне делегатов конференции обрабатывала даже финансовая полиция, которая, казалось бы, никакого отношения к «чистой» политике не имеет отношения. Ей бы разобраться с экономическими и коррупционными преступлениями, захлестнувшими Казахстан, будто девятый вал. Ан нет. Потенциальных делегатов оппозиционного собрания вызывали в финпол как свидетелей преступлений, о которых они ни сном ни духом не ведали, и в открытую, настоятельно советовали воздержаться от поездки в южную столицу. Несмотря на рекомендации финполовцев, почему-то в этом случае представлявших органы внутренней политики акиматов, на собрание гражданских активистов в Алматы приехали представители Астаны, Атырау, Актобе, Семея, Шымкента и Уральска. Среди них – правозащитница из Атырау Асель Нургазиева. Наш диалог – с ней.
– Асель, вам чинили препятствия перед поездкой в Алматы. Но вы сегодня здесь. Как добирались?
– Ой, у меня большой опыт на предмет того, как представители правоохранительных органов умеют снимать оппозиционеров с рейсов. Когда уже только им стало известно о предстоящем собрании в Алматы, они буквально на второй день начали вызывать в полицию наших активистов – Макса Бокаева, Турарбека Кусайынова, Санию Тойкен. Я, не долго думая, тут же собрала свой дорожный скарб и приехала в аэропорт. Прошла соответствующую регистрацию – и как видите, я здесь.
Уже будучи в аэропорту на свой мобильный телефон получила звонки и сообщения с требованием прийти в финансовую полицию. Я ответила, что срочно вылетаю на мероприятие, которое проводит Бюро по правам человека ООН, потому что в 2014 году там будет заслушиваться альтернативный отчет казахстанской общественности по соблюдению прав человека в нашей стране. Я предупредила их, что буду озвучить все то, как они пытаются воспрепятствовать нашей поездке в Алматы. Через полчаса отпустили Макса Бокаева, Турарбека Кусайынова и Санию Тойкен. Вы знаете, у меня такое ощущение, что даже финансовая полиция работает на нас. Ведь если бы не их топорные методы, возможно, мы бы даже и не приехали сюда. Они нас просто заинтриговали.
– Но в Атырау остались люди, у некоторых забрали удостоверения личности, чтобы они не смогли приехать в Алматы. Но ведь, согласно Конституции Республики Казахстан, граждане нашей страны обладают правом на свободу передвижения, если они не ограничены какими-то уведомлениями, подпиской о невыезде.
– Насколько мне известно, из Атырау не выпустили Мунала Кенжебекова, Губайдуллы агай, Санию Тойкен и других. Это проблема касается не только жителей нашего региона, а всего Казахстана, потому что указание идет из Астаны.
Фактически финансовая полиция стала, кроме того, органом политического сыска. Элементарной логикой здесь даже не пахнет. Собрались, скажем, сто человек, чтобы принять какое-то решение, касающееся только их интересов и что не противоречит Конституции, не подрывает устоев государства, а власть тут как тут, начинает впрягать репрессивную машину и примерять в отношении них какие-то радикальные меры, устраивать гонения в духе советского КГБ. Я не понимаю, какое отношение к мирному собранию граждан имеет финансовая полиция? Каким боком она вмешивается в мои права, если я не совершила ни экономического, ни тем более – коррупционного преступления? На мой взгляд, в том, что вытворяет финансовая полиция в отношении нас, – не что иное, как все симптомы агонии самой власти.
– Другими словами, если вас я правильно поняла, у власти не остается других методов убеждения, кроме демонстрации силы методом выкручивания рук?
– Нет, вы не правы. Это не сила, это – полнейшее бессилие! Сегодня власть демонстрирует его и через ужесточение законов под флагом так называемых правовых реформ, через повышение тарифов на коммунальные услуги монополистов, повышение пенсионного возраста женщин, монополизацию пенсионного фонда, по земельным вопросам. Те реформы, которые осуществлены в Казахстане с самого начала ее суверенизации и которые, по большому счету, жестоко прошлись по жизни простых граждан, были инициированы не оппозицией, а самой властью. Вправду ведь говорят: если ты сам не займешься политикой, то политика займется тобой.
Люди на местах далеки от политики в чистом смысле этого слова. Но жизнь, ее социальные аспекты, права человека по Конституции и законам и которые есть на самом деле – все это вкупе заставляют людей думать о будущем своих детей, о том, в каком государстве мы живем, кому верить, на что надеяться. Ведь невозможно заставить человека не думать. А власть хочет именно этого.
– Вы, наверное, уже знаете, что два дня назад в Астане организация АІmnesty International потребовала от властей пересмотреть расследование жанаозенской трагедии 2011 года. Как юрист, оказывающий помощь пострадавшим в Жанаозене, как прокомментируете это заявление?
– Да, я в курсе. Я считаю, пересматривать дело нужно полностью. В судебном процессе над 37 нефтяниками я находилась в статусе наблюдателя от ОБСЕ. Скажу конкретно: официально уголовное дело возбуждено в отношении только пятерых сотрудников полиции. Но ведь, согласно материалам уголовного дела, в расстреле мирных жителей участвовало более 200 сотрудников полиции. В зале суда были продемонстрированы видеосъемки трагедии, где четко видно, что стреляли в людей практически все полицейские. Так почему же «козлами отпущения» следователи сделали только пятерых из них? До сегодняшнего дня один из тех пострадавших жанаозенских нефтяников, кому я оказывала юридическую помощь, знает в лицо полицейского, который стрелял в него, но которого так и не привлекли к уголовной ответственности.
– Есть ли какие-то новые факты по жанаозенскому расстрелу?
– Честно скажу, не занимаюсь никаким расследованием. Более того, ситуация такова, что приходится отказывать в оказании юридической помощи тем потерпевшим, которые обращаются ко мне. Потому что вести дела десяти человек – это стоит огромных физических и моральных усилий, требуются и большие материальные затраты.
Кроме того, у них почему-то сложилась обо мне такое мнение, что я оппозиционерка. Я себя никогда не позиционировала как политик, я – правозащитник, мне абсолютно безразлично, кто завтра придет к власти. Если и они будут допускать ошибки, то и им я буду оппонировать. Власть должна осознать весь трагизм того, что произошло в Жанаозене и Шетпе, дать справедливую правовую оценку произошедшему. Считаю, только после этого можно и нужно говорить о конструктивном диалоге власти с гражданским обществом.
– Если взглянуть на, скажем так, карту социальных протестов, то чаще всего они происходят в, казалось бы, самых богатых регионах страны – нефтеносных. Власть только и делает, что успевает заглушать протестные настроения методом устрашения. Наверняка тут причина не только в том, что годами не решаются социальные проблемы, не развита инфраструктура, не соответствует труду заработная плата отечественных нефтяников, большой разрыв в зарплате по сравнению с иностранными рабочими. Может, нужны новые законы, которые поставили бы заслон дискриминации их социальных и трудовых прав?
– Социальные проблемы простых людей в Казахстане одни и те же. Да, на западе страны заработная плата считается высокой. Но… Скажем, построить школу на юге Казахстана гораздо дешевле обойдется, нежели это сделать в Атырау.
На западе уровень жизни совсем другой. Цены на продукты питания, товары первой необходимости, тарифы на коммунальные услуги гораздо выше, чем где-либо. У нас ничего не растет, все привозное. Если учительница в Шымкенте получает 50 тысяч тенге, то в условиях юга страны, где растет все, куда палкой ткнешь, этого хватает на более-менее безбедную жизнь. В Атырау 50 тысяч тенге – сущие копейки, которых даже на оплату коммунальных услуг среднестатистической семье не хватит.
Я боюсь, что, не дай Бог, меня могут обвинить в сепаратизме или в разжигании социальной или иной розни, но считаю, что должны приниматься какие-то нормативные акты на уровне местных маслихатов и акиматов. Вы посмотрите, что сейчас происходит в Кызылординской области в связи с падением «Протона». А Атырау и Мангыстау всегда относились к зонам с особым экологическим риском. Раньше, во времена СССР, в наших регионах были какие-то преференции, действовали льготы. Сейчас ничего подобного нет, все льготы отменили. Хотя условия жизни на западе Казахстана крайне тяжелые.
– Вы тоже ходите на базар. Сколько стоит килограмм мяса в Атырау? Как выживают люди, не работающие в нефтяной отрасли?
– Выживают, кто как может. По инициативе Макса Бокаева, по тарифам в городе Атырау создана согласительная комиссия, в составе которой как представители государственных органов власти, монополистов-услугодателей, ЖКХ, так и общественности. Результаты ее работы, надеюсь, скоро увидим.
Сама я на рынок не хожу. Семья у нас большая, всеми домашними хозяйственными делами заправляет наша мама. Но цены на мясо знаю, килограмм говядины стоит не менее 1500 тенге.
– Власть намекает, что к осени рост цен на все и вся неминуем. В условиях Атырау и Актау он будет ощущаться вдвойне. Как жители реагируют на предстоящий взлет тарифов на жизнь?
– Люди продолжают терпеть. А что делать? Тарифами я не занимаюсь. Как правозащитник, если обращаются люди по конкретным правонарушениям, то берусь за дело. Но как гражданин этой страны, имею свое мнение по всем происходящим событиям. Так вот, хочу сказать: как бы власть ни закручивает гайки, все равно когда-нибудь и на чем-нибудь она сорвется. Без конца терпеть беспредел невозможно. Действия власти не логичны. Скажем, зачем сегодня нужна была пенсионная реформа? Какая была необходимость, создавать ажиотаж на ровном месте?
– Чем занимается ваше НПО?
– Фактически моя деятельность после 16 декабря 2011 года свелась только к правозащитной деятельности в Жанаозене. Я считаю своим моральным долгом довести ее до конца, чтобы пострадавшим людям были полностью выплачены материальные и моральные компенсации. Я им обещала добиться этого. Параллельно участвую в судебных процессах. Вы знаете, когда случилась эта трагедия, я абсолютно была уверена в том, что в стране не окажется ни одного человека и гражданина, который не проникся бы горем жанаозенцев. По большому счету, это ведь национальная трагедия. Однако… Горько осознавать, что тем не менее, большинство предпочло позицию равнодушного невмешательства. Увы, страх оказался сильнее гражданской активности.
– Спасибо за диалог, и удачи вам.
Бакытгуль МАКИМБАЙ,
«D»