«Общественная позиция»
(проект «DAT» №43 (407) от 23 ноября 2017 г.
ДАТ-ДИАЛОГ
Гражданская активность в деле построения справедливого и свободного общества вне пределов Алматы и Астаны несправедливо остается вне поля зрения. Сегодняшним нашим собеседником рубрики «Диалог» стал один из бывших руководителей некогда громко заявившей о себе, однако так и не зарегистрированной партии «Алга, ДВК!» Марат Жанузаков. О жизни наших соотечественников, их настроениях и не только мы попросили рассказать нашего визави.
–Марат Нурмуханович, недавно в социальных сетях говорилось о совершенном на вас нападении неизвестными лицами. Чем закончилась эта история?
– Пока ничем. Поживем – увидим, чем все закончится.
– Было ли возбуждено уголовное дело по данному факту и связываете ли вы этот случай со своей активной общественной деятельностью?
– Да, уголовное дело завели по данному случаю. Возможно, этот случай связан с моей общественной позицией. К сожалению, я в этом вопросе могу строить только догадки. Общественная деятельность в нашей стране имеет одно плохое свойство: она увеличивает количество недругов.
– После прекращения деятельности партии «Алга, ДВК!» вы вернулись к себе домой в Кокшетау. Чем вы занимаетесь в настоящее время?
– К сожалению, у таких, как я, выбор в такой ситуации невелик. Я пришел в оппозицию не ради денег. Поэтому легко сменить форму деятельности не получается. И дело не только во внешних факторах, мешающих мне трудоустроиться. При моем сильном желании они устранимы. Есть еще факторы внутренние, духовные: принципы, жизненный опыт, комплексы, взгляд на себя глазами детей… В настоящее время перебиваюсь случайными заработками, пишу, много читаю, воспитываю внука. Что бы ни происходило в обществе, в будущее гляжу без боязни.
– Какую вы можете дать оценку оппозиционному движению в регионах после своего возвращения из Алматы, чем дышат регионы?
– Регионы принципиально не отличаются в данном вопросе от столиц. Всегда считал и считаю, что главная проблема оппозиции не в финансах, а в людях. На финансах построенные политические структуры всегда иллюзорно многолюдны, но они рассыпаются, как только прекращается финансирование. Главный потенциал оппозиции – это люди, для которых, как сказал бы поэт, борьба за свободу является не службой, а беззаветным служением. Такие люди, относящиеся к борьбе за общественные идеалы как к служению, а не как источнику дохода, в оппозиции имеются, но их, к сожалению, мало, как в регионах, так и в центрах.
– Как известно, Казахстан испытывает топливный кризис. Даже в угледобывающей Караганде население столкнулось с нехваткой угля. Как обстоят дела с углем в Кокшетау? Ведь в северных регионах зима уже наступила давно.
– Мы живем по принципу: готовь сани с лета. Поэтому углем запасаемся весной или в начале лета. Если упустишь момент, можно остаться без хорошего угля. Я живу в частном доме, поэтому вопрос о качестве топлива для меня очень важен. О серьезных перебоях с углем в нашем городе я не слышал. Все мои соседи к зиме подготовились, как обычно. Одну тонну шубаркольского угля можно приобрести в нашем городе сейчас за 12 200 тенге, а майкубинский чуть дешевле – 10 500. В сельской местности, видимо, уголь еще дороже.
– Недавно было сообщение о том, что в ряде северных городов, в том числе и в Кокшетау, отдельная часть жителей высказываются против переименования улиц города. С чем это связано?
– Таких людей, которые высказываются против переименования улиц, в Кокшетау немало. Они не принимают основную тенденцию в процессе переименования: казахификацию названий улиц. Хотя на словах используют другие аргументы, говорят, к примеру, о сложившейся традиции, которую нет смысла нарушать, о затратности переименования улиц, об отсутствии связи между названием улиц и уровнем жизни населения и т.д. Без всякого сомнения, в таком отношении к переименованию улиц северных городов выражается плохо скрываемое миссионерское сознание некоторых казахстанцев, очень болезненно переживающих процесс деколонизации страны. Казахстан, как мы видим, постепенно дрейфует от бывшей метрополии. Обыватель этого опасается и боится. Нужна тонкая работа с населением. Необходимо ему объяснять, что никогда соседями Казахстана не станут Конго или Уругвай. Здравый прагматизм в политике лучше и эффективнее безудержного романтизма. Мы имеем около 4 тысяч км общей границы с Россией. При всем желании мы не сможем максимально дистанцироваться от России. Да это и не нужно. И не в наших интересах.
– Имеет ли это отношение к пресловутым национально-сепаратистским настроениям?
– Сепаратистские настроения, без всякого сомнения, у части казахстанцев есть. Эти люди хотели бы создать подобие ДНР и ЛНР на севере Казахстана, но украинские события и реакция на них мирового сообщества серьезно остужают их горячие головы и сердца. Поэтому приходится им ограничиваться казачьими формами и прочей бутафорией. Настоящие идеологи сепаратизма живут в России и с помощью казачьих центров, университетов и прочего хотят расшатать ситуацию в Казахстане и не только в нашей стране. Спокойно относиться ко всему этому нельзя. Нужны контрмеры. Их пока нет. За ношение формы колониальной армии надо наказывать. Наша власть пока на решение такой проблемы не готова. А общество большей частью пребывает в летаргическом сне. В итоге происходят недоразумения, как это было 9 мая этого года в Кокшетау. Во главе «Бессмертного полка», в котором были тысячи людей, шла горстка ряженных казаков.
– Сейчас много говорится о переселении русскоязычного населения на историческую родину. Как это выглядит на местах? Не связано ли это с перспективой введения латинского алфавита в Казахстане?
– Вопрос о переселении на историческую родину должен решать каждый человек самостоятельно. Как правило, главную роль в выборе места жительства, как показывает опыт, играют экономические факторы. Миллионы русских, живущих в Европе, в тех же многократно раскритикованных русскими патриотами странах Прибалтики, где якобы славян держат едва ли не в качестве второсортных, не спешат возвращаться в Россию. Там уровень жизни выше, чем в России. Отъезд русских из Казахстана объясняется, прежде всего, экономическими причинами, с вопросами, связанными с трудоустройством, с пенсионным возрастом и т.д. А все остальные факторы, языковые и, тем более, связанные с типом письменности коренного народа – второстепенны. Даже в Казахстане есть небольшие анклавы, где люди живут, работают и не собираются никуда уезжать. Так, например, в Акмолинской области есть АО «Ижевск» и ТОО «Родина». Ни немцы, ни русские там чемоданным настроением не страдают.
– Иной раз в прессе появляется информация о том, что в связи с массовым переселением русских отдельные населенные пункты северных регионов пустуют. Правда ли это?
– Да, массовое переселение русских и русскоязычных из северных районов страны – это неопровержимый факт. Особенно это касается приграничных с Россией депрессивных сел с преимущественно славянским населением. Осуждать русских за это нельзя, ибо не только они, но и казахи переезжают в ближние российские села, где тоже не все так расчудесно, но на фоне нашей разрухи аграрного сектора значительно лучше. Чувство патриотизма может удержать на родине одного, а девять человек, почесав затылок, переедут туда, где лучше.
– Кстати, хотелось бы узнать ваше мнение по переходу на латиницу?
– Я в последнее время много думаю о переходе казахского алфавита с кириллицы на латиницу. Мне кажется, темпы, с которыми хотят этот переход осуществить, чреваты серьезными последствиями для нашего образования и культуры. Аргументы, которые приводят в пользу скорейшей латинизации письменности, не очень убедительны, а порой наивны. Алфавит не может стать катализатором экономического чуда. Японцы вошли в число первых стран мира без предательства своей письменности. Есть много стран в той же Латинской Америке, которые пользуются латиницей, но плетутся в хвосте цивилизации. Никогда не перейдут на латиницу Армения и Грузия. Они имеют письменность уже полторы тысячи лет и не позволят себя отсечь от культурного наследства нации. Но в число передовых народов будут стремиться попасть, а возможно, и попадут, но без реформы алфавита.
Наше общество по-настоящему не обдумала эту идею. Не было нормальных дискуссий. Все делается в обстановке давления позиции Акорды. Фактически отстранилась от выражения своего отношения к этой проблеме мои робкие коллеги филологи, которые вроде бы должны были быть в авангарде. Позицию неприятия перехода письменности на столбовую дорогу латинизации выразили преимущественно общественные деятели, которым не привыкать вступать в спор с властью. Мы не услышали мнения независимых ученых и общественных деятелей Таджикистана, Узбекистана и других стран, которые латинизировали письменность до нас. Почувствовали ли народы этих стран результат чудодейственной связи письменной графики и уровня экономики, алфавита и демократии, латиницы и интеллектуального уровня общества? Стали в этих странах больше читать Шекспира, Драйзера и Фолкнера? Увеличилось количество людей, владеющих западноевропейскими языками? Стало больше свободных и раскрепощенных граждан западного типа? А уменьшение количества людей, читавших на кириллице Толстого и Достоевского, уменьшило число духовных рабов, носителей комплексов колониального ига, так называемых высокопоставленных и не совсем высокопоставленных «калоедов», о которых на днях сказал президент соседнего государства? И стоило ли вообще овчинка выделки или следовало чуть повременить с латинизацией? А есть связь между характером политического режима и переходом на латинскую графику? Случайно ли, что единственная страна в Средней Азии, не собирающаяся в ускоренном порядке латинизировать письменность, эта Кыргызстан, самая демократичная на фоне дремучих полуфеодальных авторитарных соседей? Эти и подобного рода вопросы мне не дают покоя.
– Вы были одним из руководителей незарегистрированной партии «Алга, ДВК!». И вам, скорее всего, известно, что группа политэмигрантов во главе с Мухтаром Аблязовым возрождают данное движение посредством социальных сетей. Как вы думаете, возможно ли таким – дистанционно-виртуальным способом создать протестное движение в Казахстане?
– Я не думаю, что Мухтар Аблязов, имеющий богатый опыт создания оппозиционных организаций, собирается изменить облик страны, создать сильное протестное движение, уповая только на работу из-за рубежа с помощью социальных сетей. Скорее всего, мы являемся свидетелями и болельщиками начального периода создания мощного общественного движения. Я, во всяком случае, хотел бы именно этого. Поэтому с выводами спешить не надо. На этапе чтения пролога романа нельзя судить о еще не прочитанной кульминации сюжетного действия. Рано или поздно деятельность организации, думается, будет перенесена в страну.
Что мешает это сделать сейчас? Мне трудно ответить на этот вопрос, я не в курсе всех проблем людей, пытающихся возродить ДВК и выполнить ту историческую миссию, которую не смогли в силу разных причин выполнить ранее. Но я убежден, что создание такой организации необходимо и благотворно для общества. Мы ее не только заслужили, но и, откровенно говоря, выстрадали.
– В социальных сетях отдельные национал-патриотические движения бросили очередной клич об объединении протестных сил в стране. На ваш взгляд, есть ли смысл и перспектива подобных инициатив?
– Протестные силы объединить надо бы. Эта голубая мечта всех, кто душой болеет за страну. Но кто это способен сделать на современном этапе? Я пока таких организаций и лидеров не вижу. Национально-патриотические организации и их знаковые фигуры очень часто акцент с вопроса о характере власти и необходимости ее смены в стране переносят на проблемы языка и письменности, на вопросы эксплуатации космодрома и другие. Это, естественно, важные вопросы, но не самые главные, на мой взгляд. Главная проблема – это демонтаж суперпрезидентской политической системы, с ее декоративными парламентом и Конституцией и недопущение передачи власти в стране по династической схеме. К сожалению, такая угроза вполне реальна. Возможно, движение ДВК и станет такой широкой площадкой для консолидации всех сторонников политических реформ в интересах большинства населения страны, а не одного клана.
– Спасибо за интересную беседу!
Азамат ШОРМАНХАНУЛЫ,
«D»