«Общественная позиция»
(проект «DAT» №42 (406) от 16 ноября 2017 г.
Когда закон как дышло…
КЕМ РЕГУЛИРУЕТСЯ наша свобода слова
Назначение закона «О средствах массовой информации», зафиксированное в его преамбуле, – установить государственные гарантии свободы СМИ. Стремясь к этому эталону, власть бесконечно перелицовывает государственный Уполномоченный орган по делам СМИ. С момента независимости было их уже 12: Министерство культуры, информации и общественного согласия; культуры, информации и спорта; просто информации – все не упомнишь, боюсь сбиться. В разные годы информацию объединяли со связью, запихивали в агентства и комитеты, теперь вот объединили с коммуникациями. Будем для точности называть бывшие, действующие и будущие государственные конторы по управлению СМИ в нашем бесцензурном государстве просто Уполномоченный орган (УО).
Каждый УО совершенствовал Закон о СМИ путем поправок, то есть вставок и изъятий. Общественность, когда прознавала об этом, сопротивлялась. Депутаты что многопартийного, что монопартийного парламента всех созывов неизменно поддерживали УО. Только однажды, в 2004 году, на уже принятые мажилисом и сенатом поправки президент наложил вето, но это исключение из правил. С тех пор 27 законов «О внесении дополнений и изменений…» обогатили Закон о СМИ сотней заплаток, то есть поправок. В результате свобода слова упоминается в действующем Законе о СМИ три раза: в преамбуле, названии статьи 2 и в пункте 1 этой же статьи. А надзор, контроль и мониторинг, то есть тот же самый контроль – 21 раз. Скоро будет больше – новый УО проталкивает сейчас новые поправки и новые запреты.
Что нам теперь ПРЕДЛАГАЮТ
Министерство информации и коммуникаций с благословения других министерств и ведомств предлагает:
1) разделить всю информацию на официальную, то есть ту, что считает нужной распространять власть, и всю остальную, видимо, потребную малограмотному, недоверчивому и трусливому населению. Неофициальные сведения будут выдаваться далеко не сразу, зато качественные. А то СМИ развелось немеряно, чиновники не успевают всем отвечать. Чтобы исправить положение, в закон предлагается ввести новую статью «Уполномоченные лица (подразделения) по взаимодействию со средствами массовой информации». Эти лица или подразделения, попросту пресс-секретари и пресс-службы, подозреваю, не только лишат журналистов возможностей непосредственно выходить на нужных специалистов, но и чиновникам фактически запретят несанкционированные контакты со СМИ. Что же касается честных и полных ответов, что сулят авторы законопроекта, – долгие годы работы в СМИ и в фонде «Адил соз» привели меня к незыблемому убеждению, что никогда чиновник не выдаст информацию, которая не красит его или его ведомство, извернется, встанет на голову, продемонстрирует чудеса казуистики и умолчаний, но своих не сдаст.
2) публиковать сведения о личной и семейной тайнах только после разрешения хозяев этих тайн. Что такое личная и семейная тайны, никто не знает, нет в наших законах такого термина. Господин Абаев, министр информации, утверждает, что это не помешает проводить журналистские расследования, – только ведь министерские заверения суду не указ. Вспомним, как еще до этого нововведения суд по причине наличия семейных тайн засекретил дело экс-министра финансов З.Какимжанова против «Ratel.kz» и какими миллионами это закончилось…
3) публиковать ответы критикуемого чиновника или бизнесмена по первому требованию, если опубликованы сведения, «ущемляющие его права или законные интересы». Что такое «ущемляющие сведения», никто определить не берется, такого в нашем законодательстве до сих пор не было, хотя авторы законопроекта знают, что такое принцип определенности права. Однако «ноу-хау» этой поправки тоже прокатило.
4) запретить вредную пропаганду. Дословно: «Для целей настоящего Закона под пропагандой в средствах массовой информации понимается распространение взглядов, фактов, аргументов и иной информации, в том числе намеренно искаженной, для формирования положительного общественного мнения о запрещенной законодательством Республики Казахстан информации и (или) побуждения к совершению противоправного действия и (или) бездействия неограниченного круга лиц». Если проще – нельзя публиковать информацию о запрещенной информации. Большой простор открывает эта норма для воображения: информация о подростковом суициде, о похищении невесты, о прибылях арестованных наркоторговцев и т.д. – побуждение или предостережение? Как эту информацию будут толковать территориальные подразделения УО, дознаватели и судьи?
К КАКОМУ ДРЕВУ прививаются поправки?
Большинство журналистов, по моим наблюдениям, не знают Закон «О средствах массовой информации».
Правовое невежество позволяет им сохранять почтение к Закону как таковому, сберегает нервы, а главное – не дает сомневаться в своей умственной полноценности. Потому что, когда внимательно вчитаешься в этот старенький документ, волосы встают дыбом.
Попробуем вчитаться вместе. Начнем с основ – что такое СМИ.
«Средство массовой информации – периодическое печатное издание, теле-, радиоканал, кинодокументалистика, аудиовизуальная запись и иная форма периодического или непрерывного публичного распространения массовой информации, включая интернет-ресурсы». Таким образом, средство массовой информации – это не более чем форма. Форма распространения любой открытой информации. Тогда СМИ – это и электронная почта, и социальные сети, и различные месседжи, всяческие WhatsApp и Instagram. Рассылки экстренных сообщений об аномалиях погоды – тоже СМИ. Билборды о продажах квартир, украшений, о достоинствах банков – хоть и реклама, но тоже СМИ, разве нет? Тоже форма распространения публичной информации.
Пойдем дальше. «Продукция СМИ», то есть продукция формы распространения – это тиражи, номера, различные программы и… информация, размещенная на интернет-ресурсах. Какая именно информация, закон не уточняет, значит, всякая, значит, интернет-магазины, онлайн-игры, все виртуальные сообщества – тоже продукция СМИ.
Таким образом, наш Закон о СМИ на сегодняшний день – это закон о любой форме распространения любой публичной информации. Эта форма должна регистрироваться как юридическое лицо и иметь редакцию, которая готовит и выпускает… форму распространения, то есть СМИ.
Как ваша крыша, еще не поехала?
Расслабимся и повеселимся. Меня лично забавляет такое ограничение: «Не допускается использование средства массовой информации в целях совершения уголовных и административных правонарушений». Так и хочется спросить: а что, хоть что-то другое разрешено использовать для преступлений? Но законодатели юмора не замечают и даже разработали поправку, вместо «не допускается» предлагают категорическое «запрещается».
Еще умиляет норма, которая появилась в законе в 2013 году: «Средства массовой информации обязаны содействовать государственным органам, осуществляющим противодействие терроризму». Видимо, гулял тогда по правительственным кабинетам «для согласования» очередной проект поправок, и кто-то, по долгу службы всецело поглощенный борьбой с этой чумой, решил, что не лишне притянуть к этой борьбе и журналистов, – на всякий случай, вдруг пригодятся. Потому что если серьезно: ну как легкомысленные писаки могут содействовать крутым профессионалам? Как сознательные граждане? Ну так все граждане, не только работающие в редакциях, обязаны это делать. Опять же норма не подкреплена ни инструкциями, ни ответственностью. Странно, что нынешние законотворцы по ней не прошлись, могли бы дополнить «и экстремизму». А можно еще и противодействие работорговле, наркобизнесу, проституции и далее по статьям Уголовного кодекса.
А что? Вреда не будет, звучит же солидно.
Теперь рассмотрим некоторые новеллы закона крупным планом.
Просто ФОНД
Какие фонды, вы знаете? Фонд Первого президента, фонд Татишева, фонд обязательного медицинского страхования, архивные фонды, фонд спермы… В зависимости от эрудиции кто назовет сотню, кто тысячу. Без индивидуального названия нельзя, ведь вообще-то фонд – это юридический термин, «не имеющая членства некоммерческая организация, учрежденная гражданами и (или) юридическими лицами и преследующая социальные, благотворительные, культурные, образовательные или иные общественно полезные цели. УО первой половины прошлого года (Министерство по инвестициям и развитию) ввел в Закон о СМИ такую структуру и назвал ее – просто Фонд.
Просто Фонд – это те самые заветные закрома, из которых на СМИ сыплются зерна госзаказа. Раньше, в тоталитарные времена, было проще: все СМИ финансировались из бюджета, и только. Теперь так не сделаешь: развелось слишком много неправильных изданий, за что их кормить? Опять же рыночная экономика, куда, как приличней раздавать слонов не самому УО, а акционерному обществу. Пусть, судя по всему, сто процентов акций этого АО принадлежат государству, пусть раскидывают казенные миллиарды те же чиновники, – видимость-то пристойная.
Вообще-то закон приписывает просто Фонду еще много функций, распределение госзаказа – только третья в очередности. А перед ней и за ней – обучение журналистов, повышение их квалификации, в том числе за рубежом, участие в «определении кадровой потребности в сфере журналистики и формировании учебных программ факультетов журналистики казахстанских высших учебных заведений» (цитата из закона), проведение форумов, продвижение информационной культуры. Только вот всеми этими делами, кроме распределения госзаказа, занимается куча вузов, разнообразных общественных неправительственных организаций, да хотя бы наш «Адил соз». Правда, всех нас никто не собирается вводить в Закон о СМИ отдельной статьей (и слава Богу).
Нынешний УО, Министерство информации и коммуникаций, похоже, не видит несуразицы ни в названии нового распределителя госзаказа, ни в его функциях, ни в его присутствии в Законе о СМИ. По крайней мере, поправок в статью о просто Фонде не предлагает.
В КАКУЮ СЕТЬ попадают добровольно
Напомню, что по закону все интернет ресурсы у нас являются средством массовой информации. Нынешнее Министерство информации и коммуникаций, едва появившись на свет в мае 2016 года, попыталось хоть как-то исправить этот абсурд и издало письмо, разъясняющее: «К СМИ относятся не все интернет ресурсы, а только те, где собственник принял решение об отнесении своего интернет ресурса к СМИ в качестве сетевого издания». Но письмо есть письмо, куда ему против закона. Хотя в законе есть с 2015 года и определение сетевых изданий. Этот интернет ресурс, поставленный на учет в УО. Учет вначале был обязательным, теперь будет добровольным. Эта либерализация вынужденная и мало что меняющая. Закон так и не определил, что такое сетевое издание. Есть только способ преображения в него интернет ресурсов, а главный критерий – желание владельца.
Чтобы стать сетевым изданием, сейчас достаточно заполнить заявление о постановке на учет. Пунктов в заявлении не много, всего семь. Некоторые ресурсы их уже заполнили и теперь имеют право требовать аккредитации и претендовать на деньги госзаказа.
Однако даже самые благонадежные, из возвысившихся до сетевых изданий интернет ресурсы, вводят УО, мягко говоря, в заблуждение. Потому что, обитая в интернете, нельзя честно ответить на вопрос о территории распространения. Весь мир? А если миру вы неинтересны, и заглядывают на ваш портал только друзья и знакомые? Опять же на вопрос о предполагаемой периодичности выпуска легко ответить издателям газет, журналов, телепрограмм. Интернет-ресурсы же не ограничены размерами, временем, не повязаны типографской спецификой; появилась информация – она тут же ставится. Как ни отвечай, все неточно.
В результате сладость госзаказа всегда сочетается с риском приостановления и закрытия. А это не только запрет на использование названия. Если свидетельство о регистрации отозвано, нельзя вернуться к прежнему варианту «просто интернет-ресурса» – у вас отберут доменное имя и вообще запретят создавать и возглавлять СМИ целых три года.
ЧЕРНАЯ ДЫРА закона и проекта
Государственный контроль появился в законе в 2006 году. Первоначально вели его тогдашний УО и местные исполнительные органы, то есть акиматы. В том, 11-летней давности законе расписывались сроки и виды проверок: плановая, внеплановая и рейдовая. Журналистов тогда особенно взбудоражила внеплановая: «Проверка, назначаемая в связи со сложившейся социально-экономической ситуацией, требующей немедленного реагирования на обращения физических и юридических лиц». «Это теперь любой прохвост настучит, и к нам проверка?» – возмущались они. То ли много было крика, то ли больно сомнительно звучала сама норма, но в 2011 году ее убрали. С тех пор упоминаются только проверки, без детализации. Четыре года спустя к контролю в форме проверок добавили туманное «и в иных формах» и – отобрали право контроля у акиматов.
«Вы обратили внимание, что уже второй год мы не закрываем газеты?» – недавно погордился в приватной беседе один из чиновников. Действительно, и по нашим наблюдениям в 2016 и 2017 годах не было ни одного суда по приостановке или закрытию СМИ. Не было просто-напросто в акиматах клерков, выискивающих блох в выходных изданиях. Эта ситуация, похоже, сильно не нравится нынешнему УО. И в разработанных им поправках появились территориальные подразделения УО. Задачи их – контроль, мониторинг «и иные полномочия».
Что это за иные полномочия, что за анонимные подразделения, сколько их предполагается создать, где они будут обитать? Тайна сия велика есть. Возможно, как и прежде, при отделах внутренней политики акимата. Что за спецы засядут в этих подразделениях? Это зависит от выделенного им из бюджета оклада жалованья. На гроши придут те, кому деваться некуда. На приличные деньги польстятся честолюбцы.
Возможно, эту функцию взвалят на плечи служащих, уже имеющихся в отделах внутренней политики акиматов. Они снова начнут отлавливать ошибки в выходных данных, составлять проколы о нарушениях и направлять их в суд. Не случайно же УО заложил в законопроект поправок требования печатать выходные данные на последней странице издания, – о территориальных подчиненных позаботился, чтобы не шарились те по всей газете, отыскивая криминал. К счастью, депутаты забраковали это предложение. Тем не менее, похоже, что скоро, совсем скоро нам снова ждать судебных приостановлений и закрытий СМИ.
Какая заграница НАМ ПРИМЕР?
Одно из условий написания законов предписывает: необходимо сослаться на международный опыт. Наши законоделы пользуются им мастерски. Когда разрабатывался новый Уголовный кодекс, и мы ратовали за декриминализацию клеветы, Генпрокуратура возражала так: в странах Евросоюза есть уголовная ответственность за намеренную диффамацию. Про США с их первой поправкой к Конституции тогда все наши оппоненты начисто забыли. Зато, когда разрабатывался ГПК и журики требовали расширения пределов гласности, главным козырем противников была как раз Америка: там в судах даже фотографировать не разрешается, только карандаш и блокнотик, а вам прямую трансляцию подавай.
То же самое сейчас с поправками в Закон о СМИ. Журналисты негодуют, что ждать ответов на запросы придется несколько недель. Министр Абаев дерзнул на видеообращение, убеждал, но не умиротворил. Тогда прибегли к зарубежью. На одном из заседаний рабочей группы мажилиса вице-министр Алан Ажибаев на голубом глазу утверждал: в Америке вообще установлен месячный срок на ответы журналистам.
На следующей засидке юрист НАТ Казахстана Сергей Власенко озвучил: в США действует закон «Freedom of Information» – «Свобода информации». Он не устанавливает какие-либо сроки, а просто гарантирует средствам массовой информации своевременный, безо всяких задержек доступ к получению нужных им сведений. «Я не представляю себе, как бы я смог вовремя сообщать интересующую «Новые Известия» информацию, если бы та или иная компания заявила мне, что она снабдит меня затребованными данными не в нужный мне срок, а в течение недели.
За мои долгие репортерские годы я не помню случая, чтобы произошло нечто подобное. Не только со мной, но и с моими коллегами. И независимо от того, какого ранга могли бы быть эти средства массовой информации, нуждавшиеся в получении тех или иных сведений, – пишет по этому поводу собкор «Новых Известий».
Вице-министр выдержал удар, не дрогнув, и тут же привел другой пример: в странах Европы установлен 20-дневный срок ответа на журналистские запросы. Интересно, какую европейскую страну он имел в виду? Сколько я ни рылась в справочниках, ничего подобного не обнаружила. А лет десять назад я с другими НПО-шниками оказалась в американском городе Сент-Питерсберг, и тамошние журналисты рассказывали о только что прошедших у них дебатах. Они спорили: если журналист зашел в кабинет мэра в отсутствие хозяина, имеет ли он право вскрывать его почту? В конце концов, решили и постановили: корреспонденция не личная, имеет общественное значение, значит, журналист может с ней знакомиться без чьего бы то ни было разрешения. Мы не могли поверить, допускали, что ошибся переводчик, переспрашивали и уточняли…
Думаю, наших министерских законоделов эти примеры не смутят. Они стоят за свои предложения, как панфиловцы за Москву, и наверняка найдут другие, подходящие для них аргументы. Мы уже проходили, когда самые косные предложения в медийное законодательство опирались на опыт Малайзии, Сингапура… А надо бы – на стандарты ОБСЕ, ООН, ЮНЕСКО, ОЭСР, куда мы вписались или еще стремимся попасть.
Тамара КАЛЕЕВА,
президент Международного фонда
защиты свободы слова «Адил соз»