«Общественная позиция»
(проект «DAT» №13 (284) от 02 апреля 2015 г.
СМЫСЛ ВОЛЬНЫХ СТРОК
С Нового (2013) года на телеэкранах России и на страницах газет замелькал-замельтешил колоритный, маститый французский актер Жерар Депардье. Он покинул Париж, ринулся было в Бельгию, но принял российское гражданство, облюбовал для житья город Саранск, где намерен построить себе дом и открыть ресторан. Факт этот обыгрывается на все лады и выдается, как сенсация.
Я же – честно – от всей этой возни не в восторге. Мне чудится все это всего-навсего пиаром.
Депардье – насколько мне позволительно судить, весьма броский актер. Скажут: великий, гениальный – спорить не стану. Но по каким причинам он покинул Францию, Париж? Что, его преследовали, устраивали гонения, перекрывали кислород, ставили палки в колеса, мешали ему сниматься, где и как он хотел?
Ничуть не бывало!
Он – любимчик, счастливчик, везунчик, все ему позволено, он кумир, баловень, барин. А сбежал он от большого налога. Он элементарно спасает свои миллионы.
***
С 1976 года я живу в 12-этажном 48-квартирном доме на углу Кабанбай батыра и Чокана Валиханова. За два дня до приезда заляпанной, раздрызганной «мусорки» наш дворник выкатывает из закутка три контейнера со всякими житейскими отходами под самую крышку.
Тотчас, откуда ни возьмись, налетают по-разбойничьи наглые азиатские скворцы, потом вороны, голуби, суетливые воробьи, редкие, оглядчивые сороки. Находят какой-то прикорм, ловко разрывают пакеты, торопливо набивают зобы, деловито прохаживаются, топчутся вокруг. Большинство из городского, обжорливого пернатого племени потеряли стыд и терпение, лишь некоторые проявляют сдержанность и деликатность.
Разбойный их пир длится, однако, недолго. Вскоре из-за угла, постукивая суковатым посохом, семенит к мусорным бакам зачуханный, обтерханный мужичонка, увешанный связкой пластмассовых бутылок и банок, с большой матерчатой сумкой в руке. Он деловито разгребает целлофановые мешки-мешочки, рассыпает их содержимое, встряхивает, отшвыривает в сторону, заскорузлыми пальцами что-то нащупывает, находит, перебирает, принюхивается и пихает в свою бездонную сумку. Рядом шмыгают жильцы, но он их в упор не замечает.
Что-то набрав, он удаляется на обход, видно, других баков в ближайшей округе. Вероятно, это его законный участок, приватизированная территория.
Только завернул мужичонка за угол, появляется со стороны Кунаева сравнительно молодой человек в шляпе, куртке, ладных джинсах. Легкой, быстрой походкой, будто спешит куда-то по важному делу, он на миг останавливается у баков, быстро приглядывается, приценивается, брезгливо запускает руку вглубь, что-то вытаскивает, долго осматривает и, чаще всего с досадой махнув рукой, так же, с наигранной независимостью удаляется прочь. Он редко что берет и делает вид, будто ведет целеустремленные поиски чего-то очень важного, и до объедков еще никак не докатился.
Потом появляется рыхлая, явно после запоя, запущенная бабка неопределенных лет с разными пакетами. Видно, и она прописана к мусорным бакам нашего околотка. Но по определенному кем-то статусу идет третьим номером. Она копошится долго, основательно, перебирает главным образом ветошь, разворачивает ее, осматривает на свет, к чему-то примеривает, соображает, разглаживает ладошкой и, сложив, рассовывает по своим сумкам-пакетам. Работает она сосредоточенно, со знанием дела, пока, тяжело колыхаясь и пофыркивая, не заезжает задним ходом вся заляпанная, вонючая колымага.
Кое-кто из расхристанных бомжей то и дело показывается в течение дня. Видно, они из категории случайных бродяг. Я с балкона четвертого этажа наблюдаю за ними не первый год.
Вырос я в казахском ауле в давнее лихолетье. Бедствовали тогда почти все. Некоторые – дико. На грани. Но попрошаек и «помойщиков» в ауле не встречал. И слово «бомж» появилось значительно позже. В Алма-Ате обитаю с 1954 года. Тоже не всегда благоденствовали горожане. Но не видел бедолаг, кормившихся у мусорных баков. Эти несчастные, бездомные, потерянные, опущенные, напрочь лишенные всех житейских благ появились – дай Бог памяти! – в годы независимости. И в этом явлении заключен некий нонсенс, постыдный казус, какая-то трагическая бессмыслица, жуткое человеческое горе. «Бомжей» становится с каждым годом все больше и больше. Всюду. Во всех городах. Какой процент составляют эти люди в малочисленном, бескрайнем Казахстане? Какая национальность среди них превалирует? Занимается ли ими кто-нибудь? Учитывается ли их социальный статус? Какая психофизическая причина кроется за их судьбами? Состоят ли эти несчастные в каких-либо божьих или человеческих списках?
Конечно, можно сделать вид, что их не замечаешь. Что они отбросы общества, изгои прогресса, люмпены. Что Казахстан устремился вперед семимильными шагами, за которыми эти бедолаги-бишара, эти сорлыбаюшки, потерявшие человеческий облик, никак не поспевают и безнадежно отстали от благополучного кочевья.